Шопинг с Санта Клаусом. Любовные игры по Интернету

Он набрал короткий номер и голосом, исполненным скрытого ехидства, произнес:

– Алло, это криминальная полиция? Слушайте внимательно и не вздумайте меня переключать!

19

В офисе второго национального телеканала Германии BDT не было никаких великих ценностей, хотя творческие телевизионные работники наверняка с этим утверждением отчаянно поспорили. Гениальные копирайтеры и сценаристы полагали настоящим сокровищем собственные полупереваренные идеи и так ревностно оберегали свои сырые умственные продукты от конкурентов, что бумагоизмельчители в редакциях работали эффективнее, чем целая фабрика по производству конфетти.

Вспомнив о новогодней атрибутике, Марк Ляйтнер с особым вниманем проверил, что делается на площадке перед главным входом. В теплое время года для этого достаточно было бы чуть привстать, разлучая мягкое место с еще более мягким сиденьем кресла, и выглянуть в окно: величественный портал центрального подъезда высился в тридцати метрах слева от стеклянного «гнезда» дежурки. К сожалению, зимой все окна были закрыты, а тонированное стекло заметно ухудшало видимость, так что прыгать вверх-вниз на кресле не имело особого смысла.

Вообще говоря, и необходимости в активных телодвижениях на посту не было никакой: камеры слежения исправно информировали дежурного о состоянии дел на вверенном ему объекте. Картинки на мониторе были четкими, при необходимости любую из них можно было увеличить, и потому производственная гимнастика Марка сводилась главным образом к размеренному морганию и мелкой моторике пальцев, нажимающих на кнопочки. За полтора года работы ночным охранником Ляйтнер не менял сложившуюся манеру поведения на посту ни разу и искренне считал усидчивость своим главным профессиональным качеством.

Марк привычно просканировал взглядом два ряда окошек на мониторе, тихо порадовался, что накануне дежурил не он, и со смесью сочувствия и насмешки подумал о Карле. Бедняга! Должно быть, сменщик чувствует себя полным идиотом!

Вчерашнее ночное дежурство Карла Грюнера обещало после праздников, когда весь офисный люд вернется на свои места, стать одним из самых популярных новогодних анекдотов. Марк и сам не собирался хранить молчание о ночном ЧП с участием Карла, наоборот, он специально просмотрел вчерашние записи, чтобы увидеть, как все было, своими глазами.

Вид центрального подъезда стал меняться во втором часу ночи. Изображение с соответствующей камеры приобретало все большее сходство с занимательной картинкой типа «Найди пять… десять… двадцать отличий». Количество отличий быстро росло по мере того, как уменьшалось число цветных огней на одной из двух богато иллюминированных колонн. Раззява Грюнер довольно долго не обращал внимания на происходящее и заметил непорядок, лишь когда столб справа от входа потемнел до половины своей высоты.

Вероятно, сначала Карл грешил на неполадки с электропитанием, но даже неискушенному в технике человеку должно было показаться странным, что лампочки гаснут одна за другой. Присматриваясь к экрану, Грюнер в какой-то момент должен был заметить человека в такой же серой, как бетонная конструкция портала, одежде. Прячась в тени, Серый Человек аккуратно, виток за витком, сматывал с колонны новогоднюю гирлянду.

Случись нечто подобное во время дежурства Марка, он не затруднился бы вызвать полицию, но Карл, разумеется, отреагировал на нарушение совершенно иначе. Двухметровый громила Грюнер, глубоко уверенный в собственных силах и неизменно жаждущий их кому-нибудь продемонстрировать, давно заслужил репутацию скандального типа, всегда готового к стычкам. Вместо того чтобы сообщить о происходящем в полицию и остаться в дежурке, он вылетел из «гнезда» с самоубийственным энтузиазмом птенца-желторотика и направился к центральному входу.

Отсутствие звукозаписи не позволяло с уверенностью определить, что именно чирикал на лету взъерошенный Грюнер, но клювик он открывал широко: наверняка орал как резаный, нарываясь на добрую драку! Однако Серый Человек оказался и разумнее, и проворнее. Не дожидаясь прибытия Грюнера, он оставил в покое лампочки и шустро отступил по дорожке, затененной выступающим балконом второго этажа.

Одним своим видом и множеством криков обратив в бегство противника, победоносный Грюнер совершил вторую серьезную ошибку. Вместо того чтобы сразу же вернуться в дежурку, он еще пару минут стоял на высоком крыльце парадного подъезда, героически помахивая дубинкой, выпячивая грудь и горделиво улыбаясь в объектив. Камера наблюдения бесстрастно фиксировала Грюнеровы ужимки в стиле сиквела «Кинг-Конг жив».

Тем временем Серый Человек успел добежать до края просторной клумбы. На ее границе с тротуаром высился старый ясень, голые черные ветви которого для пущей красоты были опутаны красными и зелеными светящимися нитями. Остановившись под деревом, злоумышленник, по поведению которого трудно было судить, является ли он любителем иллюминаций или же, наоборот, яростным их противником, продолжил свое во всех смыслах черное дело: богато одетый праздничными огнями ясеневый ствол начал обнажаться.

Тупоголовый Грюнер заметил это, лишь когда спустился с подиума и зашагал к дежурке. Принудительно раздеваемый ясень маячил слева по курсу, нещадно сотрясаемые ветки дергались, безмолвно взывая о помощи. Глупый, но не слепой Грюнер остановился и изобразил мимический этюд «Бурное негодование», добросовестно снятый очередной камерой.

К сожалению, это была последняя видеозапись минувшей ночи. О том, что происходило позже, Марк знал только со слов Карла, который цедил информацию скупо, явно стараясь не выглядеть полным дураком. Это у него получалось плохо: продолжение истории рисовало ее героя не в лучшем свете. Отбив у неприятеля ясень, Грюнер повторил тот же подвиг с фонарным столбом и решетчатой стеной беседки. К сожалению, поймать Серого Человека он не сумел, зато не поленился собственноручно восстановить электрификацию беседки, столба и ясеня. И только колонна на крыльце парадного подъезда так и осталась наполовину обнаженной, словно застенчивая стриптизерша: восстановить целостность ее светящихся покровов Грюнеру помешали полицейские, которых вызвал кто-то другой. Кто именно – осталось загадкой.

Никак не удалось прояснить другой странный и подозрительный факт: кто и как изменил штатный режим работы камер наблюдения, остановив видеозапись на самом интересном месте? Грюнер, всячески стараясь оправдать свое идиотское поведение, отчаянно грешил на технический сбой. Марку в это слабо верилось. По его мнению, гораздо больше похоже, что в отсутствие Карла кто-то вошел в дежурку и грамотно нажал пару кнопок.

Следов проникновения во внутренние помещения обнаружить не удалось. Некоторые сомнения вызвала только дверь редакции туристических программ, никто из спешно опрошенных сотрудников которой толком не помнил, была ли она заперта на замок перед массовым отбытием народа на праздничные каникулы. Вызванный в офис редактор проверил наличие на своих местах всех мало-мальски важных бумажек, включая конфетти в бумагорезке. Все оказалось в порядке, и несчастный идиот Карл Грюнер вздохнул с облегчением: можно было надеяться, что его не уволят.

Тем не менее заведующий редакцией туристических программ встревожился и принял собственные меры безопасности. Мер этих было две, и одна из них грешила чистым позерством. Во-первых, херр Шванке, как положено, надежно закрыл дверь редакции своим ключом. Во-вторых, он запечатал ее пластилиновой пломбой с оттиском собственного перстня, украшенного камеей с изображением имперского орла. Жест был красивый, но бессмысленный. Горделивая птица, вырезанная в камне с большим количеством мелких подробностей, отпечаталась в пластилине столь неясно, что ее не узнала бы и родная пернатая мама.

Ни господину Шванке, ни охране было неведомо, как необычно усилил внутренние рубежи обороны штатный сотрудник редакции туристических программ Отто Бизи, который в нарушение всех правил, включая установленные Обществом защиты животных, запер в служебном кабинете любимого пса своей тещи Вальтера Браунинга Третьего.

Эти двое – Вальтер Браунинг и теща Отто – являли собой живое опровержение распространенного заблуждения, будто противоположности сходятся. И любящая хозяйка, и ее дорогой пес были потрясающе глупыми, беспомощными и надоедливыми существами. И, если фрау Магдалену Отто, воспитанный в духе христианской морали и мазохистского уважения к семейным ценностям, еще готов был кое-как терпеть, то Вальтер Браунинг вызывал у него горячее желание вооружиться чем-нибудь одноименным и основательно попрактиковаться в стрельбе по движущейся мишени. Причем можно не сомневаться – двигаться четвероногая мишень будет неспешно, так что охота непременно удастся. Отто не был знаком с Вальтерами Браунингами Первым и Вторым, но обоснованно предполагал, что они были либо виноградными улитками, либо галапагосскими черепахами: скорость передвижения номера третьего не выдерживала никакой критики.

Вальтер Браунинг Третий был безобразно толстой, ленивой, ко всему равнодушной таксой. Даже фрау Магдалена, считающая своего пса потрясающе умным и разнообразно талантливым животным, отказалась от мысли снискать своему четвероногому другу прижизненную славу после того, как на соревнованиях по норной охоте Вальтер Браунинг Третий не только не нашел ни одной норы, но еще и позорно застрял в раструбе водостока. Хотя, если вдуматься, отыскать водосточную трубу в чистом поле тоже представлялось делом весьма непростым. Поэтому Отто Бизи готов был признать за таксой тещи определенный талант, а именно – уникальную способность встревать в неприятности так же изобретательно и глубоко, как в водосточную трубу.

В общем, Вальтер Браунинг Третий был последним живым существом, которого Отто по доброй воле взял бы в компаньоны для празднования Рождества и Нового года. Однако провидение судило иначе. Незадолго до праздника фрау Магдалена слегла, и жена Отто Алисия, проявив себя образцовой дочерью, перебралась в дом захворавшей матери. Сам Отто последовать за супругой не мог, потому как незаконченная работа требовала его присутствия в редакции. Показательно опечалившись и внутренне ликуя, он настроился на холостяцкие каникулы, но ошибся в своих ожиданиях. Вальтера Браунинга, требующего к себе не менее деятельного внимания, чем его больная хозяйка, строгая Алисия безжалостно депортировала, навязав общество четвероногого недоразумения несчастному Отто.

– С ним тебе будет не так скучно и одиноко, дорогой! – совершенно справедливо рассудила заботливая супруга, затащив ко всему безразличного Вальтера Браунинга в их с Отто семейное гнездышко.

Сказать, что Отто был огорчен, – значило ничего не сказать. Он легко смирился бы с утратой тещи и без больших душевных мучений перенес временное отсутствие жены, место которой в супружеской постели могла бы занять какая-нибудь симпатичная крошка. Но делить кров и стол с жирной таксой – это уже слишком! Пару дней Отто кое-как терпел присутствие в своем доме Вальтера Браунинга, но затем в его жизни действительно появилась симпатичная крошка, которой пес крепко не приглянулся. Морща носик, Клара объявила, что у нее аллергия на собачью шерсть, и Отто понял, что вопрос поставлен адамовым ребром: либо Вальтер Браунинг, либо Клара – в период от заката до рассвета одиночество Отто будет скрашивать лишь один из них.

Бизи не считал глупого пса венцом творения (его мнение о красотке Кларе было гораздо более лестным) и потому решил дилемму быстро и изобретательно. На ту ночь, когда к Отто обещала пожаловать Клара, Вальтер Браунинг должен был переселиться в редакцию туристических программ.

Доставить пса в офис оказалось проще простого. Отто уложил Вальтера Браунинга в большой чемодан из прочной «шотландки». Ткань пропускала воздух, и таксе не грозило задохнуться. Охранников багаж Отто не заинтересовал: сотрудники редакции туристических программ то и дело таскали в офис и обратно разнообразные саквояжи, пассивно участвующие в съемках телепрограмм о путешествиях. Проверять содержимое бутафорских сумок никто и не думал, так что клетчатый багаж Отто Бизи никакому досмотру не подвергся, и нелегальный собачий мигрант Вальтер Браунинг Третий въехал на территорию BDT беспрепятственно. Произошло это через несколько часов после утреннего скандала с Карлом Грюнером, когда страсти по поводу ночного ЧП благополучно улеглись и почти забылись.

Что бы ни думал о себе херр редактор, его личный оттиск вовсе не тянул на печать Соломона: пластилиновая пломба злонамеренного Отто Бизи удивила, но не задержала. Легко преодолев эту символическую преграду и открыв дверь своим ключом, он через анфиладу офисных клетушек проследовал в самое дальнее и наиболее изолированное помещение – кабинет редактора. Вальтеру Браунингу Третьему надлежало квартировать именно здесь.

Открыв чемодан, Отто извлек из его карманов скудное собачье приданое и вытряхнул на пол самого пса. Такса была заранее накормлена до отвала, каковое состояние являлось для нее наиболее естественным и привычным. Отто за задние лапы затащил ко всему индифферентного Вальтера Браунинга под просторный начальственный стол, поставил рядом с ним пластмассовую мисочку и наполнил ее питьевой водичкой из специально приготовленной бутылочки. Химический состав аш-два-о немного отличался от заявленного на этикетке, так как предусмотрительный Отто на всякий случай растворил в воде таблеточку снотворного. Он был не злым человеком и от души желал любимой собачке тещи самой что ни на есть спокойной ночи.

Вальтер Браунинг Третий не демонстрировал симптомов острого обезвоживания, тем не менее Отто все-таки погрузил собачью морду в мисочку, вынудив таксу похлебать волшебной водички. Через пять минут пес уже спал как убитый. Под его безмятежное сопение Отто пошарил взглядом по полкам с сувенирами из разных стран и выбрал из множества значков маленькую круглую брошку ручной мексиканской работы. Сотворивший ее чеканщик обладал очень богатой фантазией и столь же скромными познаниями в биологии: изображенное им неземное создание в равной мере напоминало гибридный подсолнух, осьминога и пернатого змея Кецалькоатля, отдаленно родственного по птичьей линии имперскому орлу с печатки редактора.

С помощью этнической брошки блямбу на двери удалось восстановить без малейшего ущерба для эстетической ценности этого произведения супермалой пластики. Отто полюбовался своим рукоделием и прислушался: за художественно опечатанной дверью было тихо, неуставного присутствия в редакции Вальтера Браунинга Третьего ничто не выдавало.

Камера номер пять сломалась вскоре после полуночи. Сбой выглядел нехарактерно: изображение не пропало совсем, но картинка покрылась широкими темными разводами и сделалась совершенно нечитаемой. Марк попробовал поиграть с четкостью и контрастностью, однако это не помогло.

– Сдохла техника! – понял он.

Надеяться на то, что кто-нибудь из службы техподдержки примчит по вызову и наладит барахлящий прибор, не стоило. Прославленное немецкое трудолюбие было не сильнее другой могучей национальной традиции – использовать выходные, праздники и каникулы исключительно по прямому назначению. Пару минут Марк потратил на размышления о перспективах ночного звонка начальнику охраны, который помог бы ему сориентироваться в сложившейся ситуации, но что-то подсказывало ему, что в первом часу ночи начальник не сможет объективно оценить служебное рвение подчиненного. Марк понял, что должен действовать самостоятельно.

Камеру номер пять нельзя было высмотреть из окна дежурки, она располагалась за углом здания. Чтобы увидеть, в чем дело, Марку пришлось оставить пост, но он проявил похвальную осторожность и, уходя, запер дверь на два замка.

Диагностировать причину внезапного ухудшения зрения электронного глаза с ходу не получилось: камера была закреплена во внутреннем углу, образованном двумя стенами, на трехметровой высоте. Чтобы подобраться к ней, Марк влез на подоконник. Хватаясь за раму и скользя животом по стеклу, бочком-бочком он подвинулся к углу и потянулся лицом к объективу, как голодное травоядное к аппетитной веточке.

Тут же выяснилось, что пахнет полезный прибор отнюдь не свежей зеленью. Камера воняла так, словно сдохла отнюдь не в переносном смысле! Объектив, ставший похожим на бельмастое око, был чем-то густо испачкан. Любознательный Марк ковырнул темную массу пальцем, рассмотрел добытый образец, грязно выругался, содрогнулся от отвращения, упал с подоконника и выругался снова. Затем поспешно вытер испачканный палец о хилую зимнюю травку и побежал, минуя свой пост, прямиком в клозет: мыть руки с мылом.

Минут через пять все пальцы Марка сделались розовыми и блестящими, как сосиски в целлулоидной оболочке. Недоверчиво обнюхивая их, дежурный вернулся на пост и после недолгого колебания все-таки позвонил шефу охраны.

– Какого черта, Ляйтнер?! – с трудом опознав голос подчиненного, хрипло прорычал разбуженный шеф.

– Прошу прощения, херр Фальке, но вы велели докладывать обо всем странном и необычном, – почтительно напомнил Марк.

– И что же у вас странного и необычного? – язвительно спросил шеф. – Опять кто-то ворует с территории новогодние украшения?

– Наоборот, – возразил Марк.

То, что сверх обычной комплектации добавилось к камере номер пять, на новогоднее украшение походило мало.

– Кто-то обгадил объектив одной из камер наружного наблюдения!

– Как обгадил? – судя по голосу, шеф искренне удивился.

Марк вполне его понимал: ему тоже было бы очень интересно узнать, каким хитрым вывертом можно было исхитриться обгадить объектив камеры на трехметровой высоте!

– Кто обгадил? – продолжал любопытствовать окончательно пробудившийся шеф. – Птичка?

– Одна бы не справилась, – веско сказал Марк и потряс головой, прогоняя видение голубиной эскадрильи, прицельно бомбящей камеру номер пять соответствующей субстанцией из-под хвостов. – К тому же мне показалось, что это не птичий помет. По-моему, это собачье дерьмо!

– Вы такой большой специалист по дерьму, Ляйтнер?! – фыркнул шеф. – Собачье дерьмо, надо же такое придумать! Да где вы видели летающих собак?!

В этот момент из глубины здания, усиленный эхом, донесся пронзительный визг, превратившийся в обиженный скулеж. Звук шел сверху, что косвенно подтверждало легенду о летающей собаке.