Джип из тыквы

Я замолкаю.

Медсестрица хорошенькая, рыженькая, с ладной фигуркой, и под халатом из тонкой ткани у нее только белье в минималистском стиле. Идеальный образчик младшего медперсонала по версии журнала «Плейбой»! Неудивительно, что даже серьезный доктор Иван Антонович при появлении этой рыжей бестии сбивается с мысли и говорит о врачебных предписаниях с запинками.

И вот хоть режьте меня, но ясно видно, что я этой медсестрице ужасно не нравлюсь!

Поэтому жаловаться ей на то, что у меня не только памяти нет, но и зрение барахлит, я не буду.

Подозреваю, что и без того я уже фигурирую в больничных сплетнях как чудо чудное и диво дивное: девушка, которая в страшной аварии сохранила жизнь, но потеряла память.

Право, даже не знаю, не лучше ли было бы наоборот? Реяла бы я сейчас бесплотным ангелом, всезнающим и мудрым, над суетливой толпой…

Стоп!

«Бойтесь своих желаний, ибо они могут сбыться», – говаривали древние китайцы.

Я крепко зажмуриваюсь, чтобы галлюцинация не повторилась. Не хочу воспарять и залезать в чужие головы, спасибо, не надо!

Я, конечно, стараюсь не падать духом, но если мне еще раз после столь небольшого перерыва покажут мое несчастное изломанное тело в скупом интерьере больничной палаты, я не выдержу и разрыдаюсь. И тогда мне совершенно точно сделают успокоительный укол, а я хочу как можно скорее избавиться от всех и всяческих уколов. Кто знает, от чего у меня случается этот бред наяву? Может, как раз от них?

Лекарственная зависимость – это последнее, что мне нужно.

Лежа на скрипучей больничной койке, я уже чеканно сформулировала свое жизненное кредо. Оно звучит так: «Да здравствуют трезвый ум, твердая память и возможность самостоятельно распоряжаться своей судьбой».

Понятно, чего мне не хватает, не так ли?

– Что ж, если все в порядке, сейчас вам принесут завтрак, – говорит Тамара.

Она как будто сказала еще не все, что хотела. Ее рот открывается, но звуков не слышно. Меня это беспокоит: может, у меня и со слухом нелады?

Зрение-то мое совершенно точно не в порядке, что бы ни говорил по этому поводу вчерашний доктор.

Окулист, осмотревший меня накануне, никаких проблем не нашел, а настаивать на повторном осмотре я, пожалуй, не решусь. Наверное, травмированному пациенту с амнезией не стоит рассказывать медикам о своих галлюцинациях? Это настойчиво подсказывает мне жизненный опыт.

Ну, то есть опыт жизни, которую я напрочь забыла.

Это смешно, да. То есть было бы смешно, если бы не пугало.

Страх, обида и недоумение – вот те чувства, которые я стараюсь не показывать, но не могу полностью подавить. Если честно, я в растерянности. Добрый доктор Иван Антонович кое-что рассказал про амнезию, но кто мне объяснит, как с ней жить?

Это только кажется, что я невозмутима и безразлична (попробуйте подергаться с конечностями в гипсе и на подвесе, в неразрывной связке с капельницей!), на самом деле я не реву и не ношусь по стенам, как цирковой мотоциклист, только по двум причинам.

Первая – это невозможно проделать, будучи прикованной к кровати, хотя она и на колесиках.

Вторая – я вовсе не хочу переселиться из клиники для хворых телом в лечебницу для душевнобольных.

Кто я? Где моя жизнь?

Почему я превратилась в полный ноль?!

– Да ладно, «полный»! Тощенький такой нолик! – привычно пытается веселить меня внутренний голос, однако я не поддаюсь.

Меня как будто стерли с групповой фотографии. Весь огромный мир на месте, только Атлантида в моем лице ушла на дно, и где ее теперь искать – неизвестно.

Представляете, я ведь помню, какой сейчас год, как зовут глав ведущих мировых держав, где находится самая высокая на планете горная вершина и сколько будет семью восемь! Я умею чистить зубы, читать, писать, местами понимаю латынь Ивана Антоновича и запросто отличаю столовую ложку от десертной, а ямб от хорея!

Какого, скажите, черта я помню никчемный хорей, но забыла свое собственное имя?!

«Тебе же сказали – твое имя Мария», – напоминает мой внутренний голос.

Увы, я отчетливо различаю в нем нотки сомнения. Да, я согласилась откликаться на Марию, как приняла и другие подсказки, однако они не помогли мне по-настоящему вспомнить хоть что-нибудь.

Взять, к примеру, хотя бы Макса. Все говорят, что он мой любимый и любящий мужчина, а я совсем не помню ни его, ни наших чувств и отношений!

Сказать по правде, я того хохлатого голубя, что постоянно садится на мой подоконник, знаю лучше, чем Макса. Во всяком случае, голубя с хохолком я очень быстро запомнила в «лицо», а Макса в больничном халате первое время не отличала от студентов, которые ходят ко мне толпами, будто на экскурсию.

Теперь-то я, разумеется, выделяю его из общей массы посетителей.

Макс невысок, но хорошо сложен и двигается с изяществом танцора. У него глубокие темные глаза, бледное лицо и аккуратный нос с едва заметной горбинкой и изящно вырезанными ноздрями, которые эффектно раздуваются, когда он сердится.

А сердится он всякий раз, когда я завожу разговор о прежней жизни, которую хотела бы вспомнить.

– Не напрягайся! Не мучь свои мозги, а то свихнешься! – ругает и пугает он меня.

И сам при этом заметно напрягается, краснея и сплетая черные брови в сплошной шнурок.

Когда мой любимый злится, его жесткий чубчик становится дыбом, и он делается похож на сердитую красную птицу из популярной игры «Ангри Берс».

Хотя вообще-то Макс очень красивый мужчина и всем здесь нравится…

Тут я без симпатии гляжу на медсестру Тамару.

Как, как она меня назвала?

Тупая страшила.

На себя посмотри, крокодилица!

Сурово хмурясь, я сверлю глазами злую медсестрицу и внезапно вижу на ее месте… зеленого человечка!

В самом деле, я не шучу, кожа этой женщины слабо светится болотно-зеленым!

И впрямь – крокодилица.

Я наклоняю голову к правому плечу – все нормально, Тамара выглядит как человек. Склоняюсь к левому плечу – и оп-па! Передо мной зелененький человечек!

Это выглядит так, как будто стройная фигурка прелестной Тамары сделана из люминесцентного материала, который мягко светится в темноте. А для близоруких ее вдобавок обвели по контуру флюоресцентной краской.

Выглядит очень красиво и пугающе одновременно.