Последний путь под венец. В костюме голой королевы

– А для этого у нас имеется прекрасная швабра! – подхватила я.

Преисполненные энтузиазма, мы вынырнули из подворотни с другой стороны дома.

– Поднять тебя на плечи мне нынче не удастся, я после выстрела не в форме, – предупредила Ирка. – Но попробуем вот так…

Она под углом приставила к стене пристройки швабру. Я примерилась, шагнула на нее и тут же почувствовала могучий толчок под пятую точку – Ирка, даром что травмированная, мощно выжала меня вверх. Спустя секунду я уже была на крыше пристройки.

– Вот он, идеальный аксессуар для современной женщины, ведущей активный образ жизни! – подруга подала мне наверх бесценную швабру. – Подними ее, потянись повыше, зацепи балконную веревку и дергай, пока она не оторвется!

– Да она уже! – запрокинув голову, с удивлением заметила я.

Оборванная бельевая веревка игриво и призывно покачивалась перед моими глазами.

Любопытно, когда это она оборвалась? И почему это она оборвалась?

– Залезть-то сможешь? – с откровенным сомнением поинтересовалась снизу Ирка.

Я вспомнила, что рассказывала ей о своих детских проблемах с физкультурой. В шестом классе у меня не получалось забираться по канату, в восьмом я боялась прыгать через коня, а в десятом не могла метнуть металлическую чушку-гранату на необходимые двадцать два метра. С конем (а впоследствии и с жеребцами вообще) я тогда благополучно справилась. А зачет по гранатометанию сдала благодаря редкой самоотверженности учителя, который встал на нужной отметке и сказал: «Хилячка, целься прямо в меня!» Пришло, значит, время, покорить и канат.

«Лучше поздно, чем никогда!» – ободряя меня, сказал внутренний голос.

– Да лучше бы никогда! – возразила я, примеряясь к дистрофическому подобию непокоренного каната.

– И вдруг прыжок! И вдруг летит! – Ирка неожиданно проявила эрудицию и морально поддержала меня бессмертной строчкой Александра Сергеевича Пушкина.

Я послушно подпрыгнула и уцепилась за веревку.

– Стоять! Не двигаться! – пугающим басом сказал раскидистый сиреневый куст.

– Не будем двигаться-а-а, – сдавленным голосом пообещала я и тут же обманула – рухнула вниз.

– Летит, как пух от уст Эола… – явно на автомате закончила пушкинскую цитату послушно стоящая и не двигающаяся Ирка.

«Как Винни Пух от уст Эола!» – истерически хохотнул мой внутренний голос.

– Алле, Саш, это Боря! – деловито пробасил сиреневый куст. – Я взял двоих! Да, снова люди в черном! Да, получился мелкий опт!

– Сам ты мелкий! – обиделась могучая Жанна д’Ирк.

– Все-таки надо было звонить Лазарчуку! – тихо посетовала я, свесив ноги с края довольно высокой пристройки.

Совсем забыла: в десятом классе я не сумела завершить прыжок с парашютной вышки, так как зависла на полпути к земле, не одолев противовес.

Ну, лучше поздно, чем никогда-а-а-а-а….

– М-мо? – неприязненным басом спросил мордастый дворовый кот и медленно моргнул, не отрывая недоброго взгляда от лица Петруччо.

– Хороший котик, хороший! Иди отсюда! – прошептал рыжеволосый юноша и носком ботинка мягко вытолкнул упирающегося кота из подобия шалаша, образованного раскидистым кустом жасмина.

В этом романтическом убежище он сидел примерно четверть часа. Потом наконец лязгнул металлический засов, и бронированная дверь, которую Петя все пятнадцать минут безрезультатно сверлил молящим взглядом, приоткрылась. Четко обрисовав ступеньки крыльца, от порога до буйной зелени на клумбе косо пролегла расширяющаяся дорожка электрического света. Стройные девичьи ножки ловким футбольным движением подкатили под дверь половинку кирпича и сбежали по золотистому коврику прямиком в соседний жасминовый шалаш.

– Ну, Юлька, тебя пока дождешься! – пробурчал цветущий куст и задрожал, словно атакованный целым роем голодных пчел.

Петруччо подождал еще минутку. Соседний шалаш припадочно тряс ветвями, роняя в ночь белые цветочные лепестки и серебристые звуки девичьего смеха.

Петруччо в нижнем приседе вылез из-под куста и двинулся к двери, уже на ступеньках постепенно распрямляя затекшую спину, как символическая фигура с познавательной картинки «Эволюция человека». Только на той картинке у Нomo Sapiens в руках были кремневый нож и каменный топор, а Петруччо нес две копилки.

Нельзя сказать, что Фортуна повернулась к рыжему молодцу спиной. Скорее она продемонстрировала ему свой чеканный римский профиль. То есть желанный суперприз не подарила, но и вовсе без подарка не оставила.

С максимальной тщательностью изучив содержимое двух детских копилок, драгоценного пятака Петруччо не добыл, но зато нашел три интересных рубля и одну нерядовую «двушку». Их он без промедления переложил в свой винтажный монетоприемник, а прочий презренный металл ссыпал в крепкий полиэтиленой пакет – для повторного, еще более внимательного изучения при свете нового дня.

Кулек с монетами на общую сумму две тысячи восемьсот восемьдесят пять рублей Петруччо оставил у себя, не без щедрости компенсировав их утрату владельцу бумажными купюрами. Он округлил 2885 рэ до трех тысяч и угрызений совести не испытывал.

Неприятные чувства у предприимчивого юноши вызывал другой момент. Помимо копилок, который он с самого начала намеревался вернуть и вот теперь действительно возвращал, да еще и с прибылью для хозяев, Петруччо унес из чужой квартиры связку ключей.

Тяжелая и растопырчатая, как средневековое оружие ближнего боя, она вызывающе торчала в двери и показалась Петруччо наиболее вероятным ответом на вопрос: «А где же ключ от копилки, где деньги лежат?» Увесистую колючую связку он тоже утащил, а теперь переживал, опасаясь, что это во всех смыслах отягчающее обстоятельство. Ладно, насчет копилок еще можно соврать, будто он прихватил их в состоянии аффекта… Ну, типа, настолько дезориентировался происходящим, что уцепился за что попало, только бы не утратить связь с реальностью!

Однако две копилки с монетами плюс полная коллекция хозяйских ключей – это был уже какой-то слишком выразительный набор связующих звеньев. С такими якорями при неблагоприятном повороте дел можно надолго задержаться в тихой гавани какого-нибудь исправительного учреждения!

– Фортуна, Фортуна, повернись ко мне передом! – попросил он госпожу Удачу, как сказочный герой – избушку Бабы-Яги.

Странно, но капризная богиня на ассоциацию с курьими ножками не обиделась. Рыжему юноше повезло: никто не видел, как он сначала вошел в третий подъезд, а спустя пару минут из него же вышел.

Правда, кое-кто слышал, как он неловко гремел железом, подбирая ключи к чужим замкам. Но об этом Петруччо не узнал.

– А вы знаете, что сегодня ночью будет лунное затмение? – неожиданно спросила Ирка, засмотревшись в окошко.

В отделении она беззастенчиво выдула три чашки кофе и теперь была живее всех живых. Зато я от милицейского угощения отказалась и клевала носом.

– Оно уже было и прошло, – буркнул Лазарчук. – Из-за вас, затейницы, я много чего сегодня пропустил. Например, плотный поздний ужин в семейном кругу.

– Можем компенсировать его тебе легким ранним завтраком в дружеской компании, – зевнув, предложила я. – У меня в холодильнике еще остались японские профитроли.

– Чур меня! – майор с обидной поспешностью отказался то ли от незнакомого ему лакомства, то ли от хорошо знакомого общества.

– Конечно, я знала про затмение! – слабо вздрогнув в ответ на майорское «чур меня», сонно пролепетала любительница мистики и фантастики Настя Круглова. – Думаете, почему я выбрала именно магию вуду?

– Вуду на улицу, гляну на село! Девчата гуляют, и мне весело! – весело напела Ирка.

Майор выразительно фыркнул. Ему не было весело. Вместо того чтобы рулить прямиком к семейному очагу, Лазарчук сначала прокатился к Ирке за моими запасными ключами, а потом повез нас всех ко мне домой.

– Спасибо тебе, Лазарчук! – с чувством сказала я, когда мы выгрузились из майорского авто в моем дворе – три дамы в черном, очень странного, если не сказать – пугающего вида.

Ну, чисто три ведьмы, прибывшие на шабаш почему-то не в ступах, а на автомобиле! И какой-то косматый дворовый васька подходящего темного окраса тут же прибился к нашей живописной демонической группе завершающим штрихом.

– Из «спасибо» шубы не сошьешь! – нелюбезно отговорился Лазарчук.

– М-мо! – скандальным тоном произнес лохматый кот, как будто уловил в майорском хамстве что-то личное.