В костюме голой королевы

Обернувшись, Люсинда потыкала безупречным ногтем в одну из бумажек экскурсбюро.

– «Гагра – курорт принца Ольденбургского»! Принца, соображаешь? И, между прочим, это совсем рядом, каких-то полсотни километров.

Она томно вздохнула, сложила руки в замок и глубоким грудным голосом произнесла:

– Мы встретимся под южным небом!

– С кем? – Оля захихикала. – С принцем Ольденбургским?

Люсинда отмахнулась от нее.

– Вот с этим самым Александром Петровичем?

– С Сашей, – мечтательно повторила Люсинда.

– Тысяча восемьсот сорок четвертого года рождения? – продолжала веселиться эрудированная Оля.

Люсинда нахмурилась. Она пошевелила губами, производя арифметические вычисления, и расстроилась:

– Ему сто шестьдесят девять лет?!

– Было бы, будь он чемпионом среди кавказских долгожителей, – трясясь от смеха, согласилась Оля. – Как ты понимаешь, того принца давно уже нет в живых, так что он совершенно точно не твой суженый!

– Ладно, – Люсинда коротко выдохнула и отклеилась от изрядно расшатанной будки. – Тогда будем еще искать!

– Такого же, но с перламутровыми пуговицами! – радостно всхрюкнула Оля.

Люсинда посмотрела на нее с подозрением.

– Не нравится мне твое веселье, – сказала она. – Нездоровое оно. Очень похоже на истерику! Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да больная она, на всю голову больная! Совсем психическая! – высказал свое мнение по заданному вопросу гражданин, которого вообще-то никто не спрашивал.

Впрочем, он и не был услышан, поскольку находился в большой черной машине, медленно ползущей вслед за подружками на расстоянии полутора кварталов.

Гражданин, несправедливо посчитавший умную и разумную Ольгу Павловну Романчикову «совсем психической», злобно сплюнул в открытое окошко.

– А что ты хочешь от жены миллионера, Борис? – невозмутимо полируя ногти бархатной тряпочкой, отозвался его товарищ – хрупкий голубоглазый блондин.

У него было лицо шкодливого херувима.

– Они ведь только на дурах и женятся! Сам подумай, зачем миллионеру нормальная жена? – риторически вопросил блондин. – Еду ему готовят повара, стирает и убирает прислуга, детей воспитывают няньки и гувернантки. Жена ему нужна для украшения, ну и как постельная принадлежность, а мозги в этом деле иметь совсем необязательно.

– Украшение из нее тоже так себе, – проворчал суровый Борис, потихоньку нажимая на газ, потому что преследуемые ими душеньки-подруженьки заметно ускорились.

– А вот тут ты, Боря, к нашей девушке несправедлив, – не согласился его приятель. – Девушка у нас ничего, симпатичная, а ноги у нее совершенно замечательные.

– Когда это ты, Лелик, успел рассмотреть ее ноги? – удивился Борис, с отвращением посмотрев на длинное, в пол, холщовое платье, которое больше подошло бы скромной поселянке, чем жене богача.

– А когда она сквозь машину летела в вихре юбок! – с удовольствием вспомнил блондин.

Выглядел он как типичный представитель сексуального меньшинства, но женщин любил, о чем они, как правило, не догадывались.

По паспорту блондин звался мужественно – Андреем Андреевичем, а в кругу друзей откликался на прозвище Лелик, что было производным от красивого женского имени Лолита. Так его окрестили за ангельскую внешность и умилительную привычку в минуты отдыха лежать на животе, болтая в воздухе стройными ножками со ступнями тридцать шестого размера – точь-в-точь, шаловливая крошка на полянке с ромашками.

– Кстати, о машине, – хмурый амбал Борис нервно побарабанил по рулю пальцами в полупрозрачной обертке тонких латексных перчаток. – Не пора ли ее вернуть?

– Верни, – с легкостью согласился Лелик, пряча бархотку в карман. – А я наших девушек провожу. По всему видно, они до дому, до хаты нацелились. Если куда и выйдут потом, то не скоро: пока душик примут, пока нарядятся, пока мордашки нарисуют… Думаю, часа два у нас есть.

– Встретимся там же? – притормаживая, чтобы высадить товарища, спросил Борис.

– На том же месте, в тот же час!

Лелик глубоко нахлобучил на голову панамку в простодушных цветочках и превратился в типичного пацаненка.

– Отлично выглядишь, я б тебе больше десяти лет не дал! – басовито хохотнул Борис.

– Типун тебе на язык, какие десять лет? Что мы такого сделали? – простодушно похлопал ресничками блондин, с удовольствием наблюдая, как с румяной физиономии его дюжего приятеля сползает ехидная улыбка. – Пока только на дядиной машинке покатались, а это больше, чем на два года, не тянет.

– Типун тебе на язык! – повторил Борис и перегнулся через опустевшее кресло, чтобы захлопнуть дверцу.

Даже будучи в сердцах, он сделал это мягко: чужая машина была новой, красивой, дорогой, и портить ее Борису не хотелось.

Авось неведомый «дядя» и не заметит, что на его тачке покаталась парочка предприимчивых пацанов.

Но на это надеяться не стоило, пацаны не заметили длинную царапину, которую оставил на заднем сиденье чужой машины неприлично большой бриллиант кольца сумасшедшей жены олигарха.

Кот Робертино не вернулся.

Варвара и не ждала, что он найдется сам.

Она искренне считала своего Бертика самым необыкновенным из выдающихся котов современности, но понимала, что многолетнее заключение в городской квартире притупило его здоровые животные инстинкты. Вряд ли избалованный домашний кот сможет сориентироваться на незнакомой сельской местности.

На поиски любимца Варвара выдвинулась сразу же после того, как помогла занести в дом припадочную дуру, так напугавшую несчастного Бертика. Со стороны Варвары это было проявлением редкого гуманизма. Кошачью обидчицу ей хотелось прибить на месте, чтобы так и лежала в пыли под забором, пока черные вороны не расклюют ее белые косточки!

Вообще-то Варвара была женщиной доброй, спокойной, не склонной к жестокости и опасным авантюрам. Исчезновение дражайшего Бертика превратило ее в злобную фурию.

Не обретя возлюбленного кота своего в ходе затянувшейся пробежки по окрестным улицам, Варвара решительно подступила к тете Кларе с категорическим требованием:

– Скажи мне, где мой кот?!

Клара Абрамовна была стальной старой леди, способной дать сто очков вперед легендарным цельнометаллическим мужикам вроде Железного Дровосека и Терминатора.

Люди, приходившие к гадалке за помощью, вели себя по-разному. К мольбам о помощи закаленная Клара Абрамовна относилась либо безразлично, либо снисходительно – в зависимости от настроения, угрозы высокомерно игнорировала, попытки давления принимала в штыки, выбрасывая грубиянов и невеж из своего домика одним выразительным взглядом.

Любую другую нахалку, дерзнувшую сцапать ее за отворот халата, старуха наладила бы прямо в ад одним непоправимым проклятием, но Варвара приходилась ей внучатой племянницей, а родную кровь Клара Абрамовна уважала.

– Во-первых, убери руки с моего воротника! – холодно сказала она, надеясь остудить вскипевшую племяшку. – Вот так, теперь сядь. Сядь, я сказала! Я ничего не вижу, когда ты мечешься передо мной, точно ошпаренная кошка.