– Вообще-то, пять, – смущенно признался папа.
– И еще внуков хотите! – фыркнула я.
– Дюша, но есть же разница между хомяком и младенцем! – вскинулась мамуля. – Уверяю тебя, с малыша бы мы глаз не спускали, пылинки бы сдували!
– Конечно, его же не купишь так просто в магазине, – съязвила я, но тут же устыдилась.
Родители очень расстроились, а я их люблю…
«Реши уже, на чьей ты стороне, – сказал мне внутренний голос. – Зяма, конечно, будет счастлив узнать, что собака потерялась, но стоит ли эта его шкурная радость переживаний родителей?»
– Купить похожую собаку – это вариант, – признала я. – И можете не бояться, что она окажется не того пола – я уверена, Зяма с Алкой тоже не успели выяснить гендерную принадлежность Гуси, слишком мало они были знакомы… Хотя Трошкина назвала собачку Гуссейном, а это определенно мужское имя…
– Значит, на всякий случай берем кобелька, – постановил папуля.
– А как же настоящий Гуся? – спросила бабуля. – Мы оставим его на произвол собачьей судьбы?
– Ни в коем случае! – решил папуля. – Кузнецовы своих не бросают. Гусю будем искать.
– А если найдем, а у нас уже будет лже-Гуся, что тогда? – Мамуля привычно наметила интригующий сюжет. – Как мы объясним то, что один условно-тренировочный собачий внук превратился в пару близнецов?
– Отложим покупку на крайний срок, заведем лже-Гусю непосредственно перед возвращением Зямы и Аллы из Стамбула, – рассудила бабуля. – А тем временем будем искать настоящего пса. Если найдем – покупать замену не понадобится.
– Хороший план, но так не получится, – возразил папуля. – Собачка нужна нам уже сейчас, я обещал детям фотоотчет и должен не реже раза в день присылать им снимок, подтверждающий, что Гусе у нас хорошо. Слава богу, одну фотографию я сделать успел, так что за сегодняшний день мы отчитаемся, но что делать завтра?
– А покажи фотку, – попросила я.
Черно-белый Гусин образ отнюдь не произвел на меня неизгладимого впечатления. Имело смысл освежить воспоминание.
– Вот. – Папа выложил на стол свой смартфон с фотографией, сделанной на крыльце дома. – Это Гуся перед нашей первой прогулкой.
– Что за странный поводок? – Я присмотрелась к фото и поняла, почему первая прогулка Гуси стала и последней.
За неимением правильной собачьей упряжи папуля наскоро спроворил поводок из содержимого бабулиного сундучка для рукоделия. А красная шелковая лента – она, конечно, красивая, но скользкая, и запросто сама собой развязывается.
– Не смотри на поводок, смотри на собачку, – сказала мамуля. – На мой взгляд, никаких особых примет у нее нет, так?
– А какие особые приметы могли быть у собаки? – озадачился папуля. – Родинки, шрамы, татуировки вроде исключены, эксперименты с окрасом тоже, – тут он с легким неодобрением посмотрел на зеленую прядь в моих волосах.
– Да мало ли? – пожала плечами мамуля, которая не затруднится придумать что угодно. – У пса могло быть подранное ухо, разного цвета глаза, проплешина в запоминающейся форме, к примеру, правильной пентаграммы…
– Ой, Басенька, оставь ты эти фантазии для романа, – отмахнулась бабуля, узурпировав мобильный с фото, чтобы поближе рассмотреть предмет беседы. – Нормальная собачка, вполне заурядная, таких на птичьем рынке полные корзинки. Но мы же решили пока не покупать собаку-заменителя, да?
– Да, – сказала я решительно, потому что уже все придумала. – Вот что мы сделаем…
Вторник
В отношении к еженедельным утренним планеркам по вторникам я до сих пор не определилась.
С одной стороны, всем коллективом собраться в офисе в девять ноль-ноль во вторник гораздо легче, чем в то же время в понедельник – мы, рекламщики, народ креативный и выходные зачастую проводим так, что возвращаемся к трудовой жизни мучительно больно, трудно и долго.
С другой стороны, вторник уже заметно ближе к концу недели, его хочется провести в спокойных результативных трудах, постепенно накапливая жизненные силы, а не растрачивая их в словесных баталиях, неизбежных на нашей планерке…
– Фигасе! – возмущенно завопили в кабинете, едва я приоткрыла его дверь, чтобы тихо в нее ввинтиться.
Ну да, я опять опоздала.
«Что мне вторник, что среда – опоздаю я всегда, когда мои друзья со мной! Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля, ля-ля-ля-ля-ля, когда мои друзья со мной!» – обычно напевали в этот момент мы с Трошкиной, заглушая развеселым ляляканьем укоризненный кашель Бронича. Но сегодня Алки со мной не было, поэтому я помалкивала. Одиночный протест задавить гораздо легче, я не хотела нарываться.
На мое счастье, как раз сейчас в кабинете трамбовали кого-то другого – судя по тому, что я успела услышать, Степу.
«Фигасе» и «ничосе» – это его любимые реплики. Прочие наши мужики, да и некоторые дамы используют их матерные аналоги, но Степа для этого слишком хорошо воспитан. Ему мама, практикующий экстрасенс, с раннего детства внушила, что разрушительная энергия грязных ругательств так травмирует и пачкает биополе матерщинника, что после каждого скверного слова надо проходить многочасовой обряд очищения в углу, коленками на горохе.
– Четыре аудиозаписи по полтора часа каждая?! – возмущался Степа. – Ничосе! А не офонарели ли вы, Гаянэ Вазгеновна?! Это что за интервью такое – аж на шесть часов?! При том, что готовый материал должен быть всего лишь на две странички?
– Лучше больше, чем меньше. – Гаянэ расправила плечи, в полном соответствии со сказанным выкатив на полстола могучий бюст.
– Лучше меньше, да дороже! – не согласился Степа, выдающимся бюстом не впечатленный.
Он у нас интеллектуал и больше ценит самые верхние полушария – те, что в черепной коробке, а там Гаянэ похвастать особо нечем, хотя она и не блондинка, а вовсе даже наоборот.
Гаянэ работает у нас менеджером по продажам, но клиентам для пущей солидности представляется редактором и в оправдание своих амбиций норовит самостоятельно проводить интервью, с запинками и оговорками зачитывая с листа вопросы, написанные умницей Степой.
– Я подготовил тебе шесть вопросов. Всего шесть! – Степа вскинул ладони и показал соответствующее количество пальцев – сначала по три на каждой руке, потом пять на одной и один на другой, потом четыре и два соответственно – перебрал для пущей понятности все возможные варианты сурдоперевода. – И что, на каждый мой вопрос клиент отвечал по целому часу?!
Я зевнула, заскучав: вечный бой редактора с продажником заведомо лишен интриги.
Степа, не желающий принимать в работу шесть часов аудиозаписи, чтобы на выходе получить всего две странички текста, покричит и сдастся под напором неопровержимого аргумента «не обижай продажника, он приносит нам деньги».
Хотя мне очень странно и неприятно, что все – ну, кроме нас со Степой, – не хотят руководствоваться не менее верным: «не обижай редактора, он делает тот продукт, за который продажник берет с клиента деньги».
Нет в мире правды и справедливости! Особенно в нашем рекламном мире.
В ожидании предсказуемого завершения спора я подперла подбородок кулачком. И совершенно напрасно – это движение вывело меня на линию огня.
До сих пор шеф, бронзовым Буддой восседающий во главе стола, созерцал лишь часть моего профиля – подчиненные сидели с двух сторон по трое в ряд, и я со своего места на правом крае виделась Броничу примерно как Маркс на барельефе с Энгельсом и Лениным, только без бороды. Выпав из ряда соратников, «Маркс» четко попал в прицел напряженного взгляда руководителя.
А тот явно не слушал унылую перепалку Степы и Гаянэ, сосредоточенно что-то обдумывая. И без того небольшие глазки Бронича были прищурены, а толстые пальцы беззвучно играли хроматическую гамму на краю стола.
Я напоролась на пристальный взгляд шефа, как неосторожный воришка на красный луч лазерного охранного контура. Тут же качнулась назад, но было уже поздно: Бронич перестал музицировать и радостным голосом грибника, узревшего среди трухлявых мухоморов вожделенный крепкий боровик, воскликнул:
– О, Инночка!
– Здесь я, – откликнулась я неохотно.
Триумвират Маркс-Энгельс-Ленин окончательно распался: прикрывавшие меня коллеги вместе со стульями отодвинулись от стола. Тоже поняли, что сейчас мне что-то прилетит от начальства, и не желали это сомнительное что-то перехватывать.
– Специально для тебя есть интересный заказик, – «обрадовал» меня шеф.