Боты для ночного эльфа

Я обернулась и иронично посмотрела на нахалку поверх очков.

Обычно наши с ней общие произведения имеют вид лаконичных сценариев безумных авантюр, в авторстве которых не всегда хочется признаваться, потому что это может быть уголовно наказуемо.

– Ну, ты ведь обещала, что позволишь мне написать стихи для твоего (тут подружка тактично акцентировала правильное местоимение) нового романа в стиле фэнтези!

– А-а-а…

Я действительно обещала ей что-то такое.

Вообще-то я и за фэнтези взялась лишь для того, чтобы угодить подружке, обычно я пишу детективы.

Я поправила очки и прочитала с листа:

– Водица, водица, умой наши лица! И руки, и ноги, и две ягодицы!

Тут глаза мои сделались едва ли не больше, чем очки. Я обмахнулась бумажкой и очень кротко спросила:

– Ира, это что?

– Это рифмованный заговор, – охотно объяснила поэтесса. – Он усиливает эффективность применения живой воды.

– Здорово. – Я почувствовала, что и сама не прочь хлебнуть чего-нибудь живительного: Иркино творчество сразило меня наповал. – Уж зарифмовала, так зарифмовала!

– Судя по тону, тебе не нравится, – заволновалась подружка. – Давай критикуй, что не так?

– Это чей текст?

– Я же сказала – мой!

Ирка горделиво выпятила грудь.

– Меня не авторство интересует, я спрашиваю, кто это говорит?

– Э-э-э… Эльф!

– Местоимение во множественном числе.

– Тогда-а-а… Два эльфа!

– Они что, инвалиды? У двух нормальных эльфов на двоих было бы четыре ягодицы, а не две!

– Э-э-э… Это всего один эльф, но принадлежащий к королевскому дому! – нашлась подружка. – Точно, он эльфийский принц, а августейшие особы ведь говорят о себе в третьем лице: «Мы, Николиэль Второй»!

Она не удержалась и показала мне язык – вывернулась, хитрюга.

– А что за беда у его высочества Николиэля с физиономией? – не успокоилась я. – Судя по тексту, у него их две? Не лицо, а лица? Так бывает? Скажи мне, как знаток и ценитель фэнтези, я-то мало в жизни видела эльфов как нормальных, так и не очень.

– Ну, даже не знаю… Но ведь был же двуликий Янус? – удачно вспомнила Ирка.

– Он был совсем в другой мифологии!

– Придира!

Подружка почесала в затылке карандашом, подумала, потом потянулась и энергично почеркала бумажку:

– Вот, теперь у тебя не должно быть претензий.

– Водица, водица, умой наши лица! И руки, и ноги, и ВСЕ ягодицы! – прочитала я вслух и подняла на поэтессу страдальческий взгляд.

– Ну, что опять не так? – рассердилась подружка. – Теперь это заговор коллективного пользования, на неограниченное количество лиц и ягодиц! Хоть для большого сводного хора Эльфийской армии и флота!

– Максимова! – взвыла я. – Ты издеваешься?! Какое еще неограниченное количество ягодиц?! У меня уже есть в сюжете одна задница, напоминаю, на первой же странице выписан беспорточный маньяк, и я не могу до бесконечности увеличивать удельную массу филея, это же фэнтези, а не порно! Мой редактор – интеллигентная женщина с тонким вкусом, она нипочем не пропустит такое безобразие!

– Да?

Ирка погрустнела.

Понимает, что с редактором не поспоришь.

Особенно с интеллигентным.

Иного интеллигентного редактора даже трехэтажной руганью не проймешь, он профессионально игнорирует суть и фиксирует слабые звенья словесных конструкций.

Как-то в сердцах я честно, не выбирая выражений, высказала одному весьма интеллигентному редактору все, что думаю по поводу беспощадной эксплуатации издательством писателя, так знаете, как он отреагировал? Искренне восхитился: «Надо же! Настоящий шестистопный мат!» А гонорар мне так и не повысил.

– Да, – сухо подтвердила я.

Подружка взяла беспощадно почерканную бумажку и, повесив голову, побрела к двери.

С порога спросила еще:

– А эротику ты писать не планируешь, нет?

– В ближайшее время – нет, не планирую, – сказала я так, чтобы не лишить ее надежды уж вовсе.

– Спокойной ночи, – уныло изрекла непризнанная поэтесса и понуро побрела к выходу.

– Стой!

Мне стало стыдно.

Что я за человек, если огорчаю лучшую и единственную подругу, когда могу ее порадовать?

– Дай сюда свою бумажку, сядь и помолчи пять минут.

Вздохнув, я взяла листочек с подружкиным четверостишием и потянулась к клавиатуре.

Человек он был неплохой, да и маг хороший, несмотря на молодость – всего-то триста с хвостиком лет. Единственным духом, с которым он никак не мог совладать, был дух экспериментаторства.