Снегурка быстрой заморозки

– Насчет взлома – это вы не по адресу, – секунд через пять обиженно заявила я. – Это моя квартира, я тут живу.

– Документики попрошу, – слабо трепыхнулись гусеницы.

– Паспорт у меня дома, но я за ним не пойду, потому что не могу вытащить ключ из замка и не собираюсь бросать дверь без присмотра, когда на площадке торчит подозрительный тип вроде вас, – на одном дыхании протарахтела я, разозлившись пуще прежнего.

Решено, сейчас поскандалю с этим нудным дядькой, так что он пожалеет, что ко мне привязался!

– Могу показать служебное удостоверение, оно у меня в кармане лежит, только не знаю, зачем я буду это делать? Вы-то сами кто такой будете? У вас и у нас?

– Полковник Червяченко, – сонно моргнул дядька.

– Червяченко – это от слова «червяк», да? Вот здорово! – бестактно восхитилась я. – Слушайте, полковник, а вы такие усы нарочно отпустили, под фамилию?

– Нет, усы я отпустил под бороду, – дядька неожиданно мило улыбнулся, и мохнатые червяки усов изогнулись полукружьями. – Я зимой в отпуск ходил, отпустил бороду, а к ней до комплекта усы просились. Потом, конечно, бороду сбрить пришлось, а усы так и остались.

– Прижились, – заметила я, оттаивая.

Улыбающийся Червяченко выглядел вполне симпатично, и я решила простить ему ошибку: в самом деле, со стороны я, наверное, и впрямь смахивала на взломщицу.

– Усы, лапы и хвост – вот мои документы, – миролюбиво пошутила я, протягивая полковнику свое служебное удостоверение.

Вместе с нормальным настроением ко мне вернулась и способность соображать.

– Секундочку! – вслух подумала я. – А что вы, полковник, делаете на нашей лестничной площадке? И вообще, вы полковник чего?

– Телеви-и-идение! – изучив мое удостоверение, протянул Червяченко вне прямой связи с моим вопросом.

Он скорчил гримасу отвращения и вернул мне красную книжицу, держа ее за уголок двумя пальцами, как дохлую мышь.

– Да, телевидение! – с вызовом сказала я, снова начиная ершиться. – А что вы имеете против? Нет, не отвечайте, я и так знаю, почему ваши органы недолюбливают журналистов: мы тоже ведем расследования и зачастую гораздо более успешно. Молчите! Не возражайте мне, все равно не переубедите, у меня в вашем ведомстве есть пара добрых приятелей, мы с ними все время спорим на эту тему. Молчите, говорю! Лучше скажите, что случилось? Кого-то из соседей ограбили?

Конечно, об ограблении я подумала потому, что и в моей квартире кто-то побывал без спроса и разрешения, да еще ключ, застрявший в замке, наводил на мысль о том, что с ним что-то приключилось. Не с ключом – он все время был при мне, а с замком, в котором кто-то вполне мог поковыряться. Помнится, в милые сердцу школьные годы мои одноклассники заталкивали в замочные скважины запертых кабинетов спички и монетки, чтобы заблокировать механизм замка и сорвать урок.

– Почему обязательно ограбили? – ухватился за мои слова оживившийся полковник.

Подумав секундочку, я не стала пересказывать ему ход своих мыслей. Я подозревала, что несанкционированное проникновение неизвестного лица или группы лиц в мою квартиру находится в одной связи с похищением Ирки и поисками неведомого добра, а в таком случае мне следовало избегать контактов с правоохранительными органами. Не дай бог, похитители решат, что я нарушила их запрет, обратилась в милицию, еще выполнят свою угрозу и навредят моей Ирке! Нет уж, никому ничего не скажу. Лучше, наоборот, натрясу информации из полковника.

– А теперь вы покажите мне свои документы, – потребовала я.

Вместо красной книжечки удостоверения Червяченко протянул мне маленькую карточку.

– «Ваш участковый уполномоченный милиции – Бондарь Семен Иванович», – прочитала я.

Перевернула карточку – там были ФИО и служебные телефоны начальника окружного УВД и ГУВД края. Правда, никто из них не носил фамилию Червяченко. Видно, мой собеседник исполнял роль посыльного. Такой полковник на побегушках!

– Это мне зачем? – удивилась я.

– Информация к сведению. Вдруг пригодится? Я в каждую квартиру такую визитку отдаю.

– Ну, ладно, так уж и быть, я готова поверить, что вы не жулик, – смилостивилась я.

– Тогда я верю, что вы не домушница, – сказал полковник, смешно подергав гусеницами. – Давайте, помогу вам с ключом.

Я склонна думать, что у мужчин взаимопонимание с элементарными механизмами налажено гораздо лучше, чем у женщин. Наверное, эти простые устройства – я имею в виду, механизмы и мужчины, – чувствуют друг друга на каком-то субмолекулярном уровне. А женщины со свойственными им непредсказуемостью и многовариантностью поступков вызывают у примитивных механизмов (мужчин, дверных замков и так далее) что-то вроде классовой вражды, выражением которой становятся забастовки и бунты. Вот и сейчас, стоило только настоящему полковнику протянуть руку к замку, как ключ чуть ли не сам выпрыгнул из скважины в подставленную ладонь.

– Спасибо, – забрав у Червяченко ключик, вежливо сказала я.

При этом не удержалась и покосилась на дядьку с подозрением: может, это он тут у нас медвежатник?

– Не за что, – тряхнул гусеницами полковник.

В этот момент бесшумно открылась дверь квартиры Куропаткиных, и на лестничную площадку выступила Марина, и без того нескладная фигура которой была перекошена под тяжестью большого ведра. Емкость была накрыта крышкой, но это нисколько не мешало догадаться о ее содержимом. Ведро распространяло характерный запах хорошо выдержанных кухонных отбросов, такой концентрированный, что крысы, тараканы, грифоны и гиены должны были начать массированное наступление на квартиру Куропаткиных уже несколько часов назад.

– Ну, мне пора, – полковник скривил физиономию, и мохнатые червячки усов сделались досадно несимметричны.

– Мне тоже, – поспешила заметить я, вздергивая на спину рюкзачок.

Марина обволокла нас одним липким взглядом, насмешливо хмыкнула и всей своей буратинистой наружностью выразила оскорбительное неверие в случайность и невинный характер нашей с полковником встречи.

– Вот дрянь, – прошептала я.

– Это не дрянь, это помои! – объявила Марина, в подтверждение сказанного снимая с ведра крышку.

Зловонное месиво могло вызвать активное выделение желудочного сока у голодного стервятника. У меня тоже началось слюноотделение, но лишь как предвестник скорого и острого приступа морской болезни. Почувствовав дурноту, я оперлась рукой о стену.

– Кстати, о мусоре! – нарочито твердым голосом произнес мужественный полковник. – Возьмите, гражданочка, визитную карточку вашего участкового уполномоченного милиции. Обращайтесь, если что.

И, сунув в карман халата мадам Куропаткиной картонный прямоугольничек карточки, господин Червяченко так легко вспорхнул по лестнице на следующий этаж, словно его дрессированные гусеницы мгновенно превратились в бабочек особо высокой грузоподъемности.

Фыркнув повторно, Марина накрыла вонючее ведро просторным пакетом из прочного пластика и перевернула его. Мусор с противным шуршанием и журчанием перевалился в пакет, а мой желудок сделал попытку выскочить через горло. Невозмутимая Марина, у которой, похоже, напрочь отсутствовали всякие рецепторы в носу, завязала горловину мусорного пакета узлом и понесла освободившееся ведро в квартиру. Пакет с гадостью остался лежать посреди площадки, но задержался там ненадолго.

– Опять дерьмища под дверь навалили, сволочи! – заревел в своей берлоге Дядьвась, катастрофически нетрезвый с раннего утра.

Дверь квартиры Дунькиных широко распахнулась, придавив меня к стене и скрыв от моих глаз дальнейшие события, суть и ход которых я некоторое время представляла по слуху.

– Колдуны проклятые, извести меня хотите? – проорал Дядьвась. – А хрен вам! Нате, выкусите!

Плюх! Нога бодрого старца Дунькина с сочным звуком впечаталась в податливый бок свертка с мусором, из чего я сделала вывод, что выкусить обещанный им хрен проклятые колдуны должны были непосредственно из пакета, причем в момент его непродолжительного, но эффектного полета со второго этажа – через открытое окно на площадке, над угольно-черным телом мирно спящего на бетонном козырьке кота Тимони, сквозь редкий виноградник, мимо уха дворничихи Лизы и, наконец, на капот новехонькой «Вольво-S-40» цвета бордо, моментально превратившегося в цвет бурды.

Протестующе заревела оскорбленная в лучших чувствах автомобильная сигнализация «Набат» – тут я подвинула дверь, чтобы задействовать зрение, и увидела, как пробудившийся Тимоня в панике влетел с козырька в подъезд и помчался вверх по лестнице, прижав к башке рваные уши и оскалив пасть в беззвучном крике.

– Сгинь, нечисть! – выкрикнул суеверный Дядьвась, поспешно уводя с пути Тимони большую часть своего пьяного организма, за исключением одной ноги, которая должна была отфутболить черного кота куда подальше и отчасти выполнила свою миссию.

Тимоня, которого пинок, пришедшийся по касательной, лишь сбил с курса, влетел в открытую дверь квартиры Куропаткиных, и оттуда сразу же послышались шум падающей мелкой мебели и истошный женский визг.

С верхней площадки орлом слетел бравый полковник Червяченко – и тоже прямиком в куропаткинскую дверь!

– Ах, мерзавец! – с чувством обругала Марина то ли кота Тимоню, то ли полковника.