Кораблик тронется, причал останется

А единственное, что мадам примирило с походом на спектакль – это то, что в директорской ложе сидел певец Шаман! Очень хороший мальчик с прекрасным голосом. И она его даже исфотографировала всего.

Мама дорогая!

Мадам, да вы просто не туда пришли. Сольные концерты Шамана вышли бы вам намного дешевле!

Вернемся к опере.

Чудесный голосок был у Людмилы, хрустальное сопрано. И они с Русланом изумительно звучали в паре. Жалко, что в опере не так много было подобных моментов. Неожиданно прекрасно спел добрый волшебник Финн. Неожиданно, потому что роль второстепенная, а такой сильный красивый тенор. Не по-стариковски молодой.

Черномора без бороды было немного жалко.

Опера закончилась на большом подъеме. Москвичи отбили все ладошки, хлопая питерцам. Пусть приезжают почаще.

И пусть билеты к ним будут хотя бы чуточку подешевле!

Творчество, муки и алкоголь

Приход музы к каждому гению происходит по-разному.

Бородач Хемингуэй писал свои произведения за столиком шумного кафе. И чем шумнее – тем лучше! Иначе не шло.

Вольтер писал исключительно стоя! Что, по мне, крайне неудобно, если произведение длинное. Так он еще и не просто стоял, а стягивал голову мокрым полотенцем для повышения производительности труда! Просто чума!

Майн Рид сочинял по ночам. И чтобы гробовая тишина! Ни звука. При этом сам автор лежал в кровати, укутав ножки в меховые одеяла. Вот он, писательский творческий комфорт!

А О. Генри, извините, пил.

То есть даже, извините, бухал.

Потому что по его собственным оценкам и по свидетельствам друзей-приятелей уходило у него в день – 2 (ДВА!!!!) литра виски!!!!

Одни восклицательные знаки.

Конечно, не сразу из горла и в писателя. Нет.

Сначала он сидел в кафе, молчал, слушал и прихлебывал из стакана. А потом забирал выпивку с собой домой и там записывал все, что сложилось в голове, допивая свою норму.

Что удивительно?

На О. Генри выпитого не было заметно абсолютно. Не качался, не дурил. Был чистоплотен в быту и элегантен в одежде. Ему просто было хорошо от выпитого и все. И приходила муза.

Память была феноменальная. Свои новеллы он полностью составлял в голове, а потом записывал сразу набело. Ни помарок, ни исправлений!

От такой любопытной особенности организма по отношению к алкоголю писатель очень сильно расслабился. И в режиме двух литров провел несколько лет. Потом ему стало как-то нехорошо, и он обратился к врачам. Те, конечно, обследовали и опечалили. Диабет и цирроз в последней стадии.