Родовой артефакт. Хранительница

– Не надо меня жалеть!

Совсем забыла, что дарги эмпаты и могут видеть сильные эмоции!

– Прости, я не специально. Я тоже не люблю, когда меня жалеют.

– Тебя?! – по его взгляду видно: он не верит в то, что взрослая дама может вызывать жалость.

– Да, очень не люблю. И однажды взяла и спряталась от всех, кто мог меня пожалеть.

Леони улыбается, ему кажется смешным, что взрослая тётка могла играть в прятки. Он смотрит на меня и ждёт продолжения.

– И знаешь, что получилось? Вокруг остались только равнодушные ко мне люди.

– Но это было раньше! – вмешивается Элида.

– Конечно! – улыбаюсь в ответ.

Леони молчит, обдумывая, и кивает своим мыслям:

– Я буду тебя жалеть, и ты можешь жалеть меня.

– Но не надейся, я буду это делать не сильно, – смеюсь я. – Договорились!

И хватаю его руку, чтобы пожатием закрепить договор. Его реакция озадачивает. Он растерянно дёргается, пытаясь вырвать ладонь, и почти испуганно смотрит на отца.

– Она человек, ей можно, – успокаивающе говорит ему Александр.

– У нас, даргов, прикосновения допустимы только среди самых близких, кому полностью доверяешь, – поясняет он уже мне. – Телесный контакт усиливает воздействие, и даже слабый менталист может тогда влиять на более сильного мага.

– А как же вы … танцуете?

– Танцуем мы в перчатках, – любезно поясняет муж. – А партнёров стараемся выбирать тщательно.

И ухмыляется.

«Миледи, я уже в доме», – раздаётся у меня в голове голос Мирри. Всё-таки ментальная связь с личной служанкой удобная вещь.

«Узнай, где мои покои и подходи в холл», – отвечаю я. Наверняка Александр отправится сейчас с сыном. И действительно, Леони обращается к нему:

– Папа, пойдём! Ты мне расскажешь, где был?

– Расскажу.

Леони берёт отца за руку и настойчиво тянет к лестнице.

– Мирри тебя проводит, – после короткой паузы говорит Александр.

И они уходят, а я остаюсь ждать Мирри.

Глава 3. Пыльные розы

Вскоре пришла Мирри и повела в отведённые мне покои. Перилалестницы были сделаны из какого-то незнакомого дерева медового цвета. Прикосновение к ним доставляло удовольствие. Отполированный поручень был тёплым и надёжным, как рука друга. Висевшие на стене портреты смотрели на меня со сдержанным любопытством. Хорошо хоть их было немного, иначе бы я совсем засмущалась.

Мы поднялись на второй этаж и прошли по анфиладе комнат, затем коридору. Я особо не рассматривала помещения, которые мы проходили, но гармония красок, соседство гобеленов и современных по стилю картин, стариннойи новой мебели, отсутствие холодного совершенства, делали дом живым и уютным.

Мне отвели несколько комнат. Усталая, ябыстро прошла в спальню и удивлённо огляделась. Вглаза бросалась ярко-розовая кровать. Всё – и балдахин, и покрывало, и надетые на её спинки тканевые чехлы, и подушки были выдержаны в цвете фуксии. Их украшали многочисленные оборочки и кисти на ламбрекенах. Отвёрнутый край покрывала, позволявший увидеть постельное бельё, немного успокаивал: оно было цвета слоновой кости.

Вся комната была выдержана в оттенках розового от почти белого до насыщенного лилового. Мне казалось, что я попала в сердцевину цветка. Впечатление усиливал слабый аромат роз, исходивший то ли от стоявших на трюмо пузырьков, то ли от саше, возможно вложенных в изголовье кровати.

В комнате было слишком много вещей, носивших на себе отпечаток прежней хозяйки: вышитые думочки в виде сердца на креслах и салфетки на столике, шкатулки и статуэтки, смешной плюшевый медведь в розовом платьице. А на комоде стояли три фарфоровые куклы – мужчина, женщина и маленький мальчик.

Такие раньше использовали модные дома, чтобы познакомить покупательниц с новыми фасонами. Я видела похожую куколку в доме у своей однокурсницы. Хотя для знакомства с новинками моды уже вовсю использовались появившиеся лет пять назад магоснимки, мама и бабушка Аниты предпочитали привычных кукол. Они говорили, что так лучше подобрать то, что идёт именно тебе. Не произносилось, но подразумевалось, что журналы с картинками – это для плебеев, а фарфоровая кукла, выполненная в цветах хозяйки, для истинных ценителей, настоящих леди. Меня же они пугали своей реалистичностью.

Я подошла ближе. Куклы мужчины и мальчика не обладали портретным сходством с Александром и его сыном, но типаж совпадал: светлые волосы у обоих, серые глаза у мужчины, карие у малыша. Кукла-мальчик, хотя величиной была с остальных, явно изображала кроху до трёх лет, и одета особенно нарядно.

Куколка-девушка выглядела сказочной принцессой – тоненькой, изящной и очень хрупкой. Впрочем, о внешности первой леди Эрриа можно было судить не только по ней. Сейчас, когда я прошла вглубь комнаты, то увидела портрет прежней хозяйки этой спальни. Юная белокурая красавица, неуверенно улыбаясь, смотрела с него наивными печальными глазами.

Я была ей полной противоположностью. Разве что грусть в глазах нас объединяла.

– Мирри, я тут не останусь. Думаю, постельное бельё здесь поменяли, но в остальном… Это всё равно, что ложиться в чужую постель.

– Позвать даму Орису?

– Зачем? Думаешь, она не знает?

Мирри потупилась и промолчала.

Александр сейчас с сыном и не известно, как отнесётся, если я его позову. Элида, возможно, уже отдыхает, так что к ней обращусь только в крайнем случае.

– Мирри, ты знаешь, где здесь гостевые спальни?

– Да, в другом крыле на третьем этаже.

– Тогда пошли искать, где я сегодня переночую.

«Главное, не забрести в спальню Рэя, брата мужа», – подумала про себя я.

– Ты ещё не разбирала сумки? Возьмём отсюда только самое необходимое.

Мирри кивнула и по-деловому осмотрела комнату. Нашла корзинку для рукоделия и деловито сложила в неё мою ночную рубашку, халат и несколько полотенец. Потом вынесла из ванной комнаты прочие нужные мелочи и добавила туда же.

Вот, самое необходимое взяла, а потом, пока вы будете принимать ванну в новой спальне, принесу остальное.

Когда я выходила, мне казалось, что грустный взгляд портрета провожает нас.

На третьем этаже было особенно тихо.

– На этом этаже покои младшего лорда и гостевые спальни. Сейчас лорд Рэй в столице, а гостей нет, – пояснила Мирри.