Любовные драмы Горького

Но девушка предпочла Пешкову другого: идейного гуру и «спасителя» Алексея того времени, «железного революционера» Михаила Ромася, и стала его женой. Правда, счастья не получилось, и Марья развелась с ним, проведя оставшиеся годы жизни в глухом башкирском селе Макарове. Она нашла себя, по мере возможностей оказывая медицинскую помощь неграмотным, плохо говорящим по-русски местным жителям.

Позже уже не Пешков, а Горький вспомнил о предмете своего юношеского увлечения и захотел узнать о её судьбе. Оказалось, она умерла в том же Макарове, прожив жизнь как «житие»[3 - В январе 1931 года из Сорренто, где тогда проживал Горький, пришло письмо в Стерлитамак. «Если Вы найдёте время сообщить мне о жизни и судьбе Марии Степановны Деренковой, – я буду сердечно благодарен Вам», – просил A. M. Горький врача стерлитамакского горздравотдела М. И. Мишенина. В ответном письме сообщалось, что Мария Степановна умерла в ноябре 1930 года.].

Неординарный вид Пешкова не столько интриговал, сколько отталкивал представительниц прекрасного пола. Позже, в автобиографическом рассказе он описал, каким был в то время его обычный наряд: «…синие шаровары городового, а вместо рубахи, я носил белую куртку повара; – это очень практичная вещь: она ловко играет роль пиджака и, застёгиваясь на крючки до горла, не требует рубашки. Чужие охотничьи сапоги и широкая шляпа итальянского бандита великолепно завершали мой костюм». Но, как водится, «по одёжке встречали», а вызывающая самобытность молодого человека в сочетании со странной одеждой не прибавляла ему в женских глазах привлекательности.

Правда, героиня рассказа – не Марья Деренкова, а другая женщина, речь о которой пойдёт ниже, – но эклектика в одежде была присуща Алёше Пешкову всегда, с ранних лет.

Смерть любимой бабушки и хоть и нелюбимого, но родного деда, общая неуютность жизни и афронт от Марьи привели юношу к решению прекратить тяжёлое бессмысленное существование.

Алексей шёл к своей роковой цели основательно. Приобрёл анатомический атлас, чтобы знать, куда стрелять, пистолет и четыре пули – чтоб наверняка. В записке, не оказавшейся, по счастью, предсмертной, он обвинил Генриха Гейне, выдумавшего «зубную боль в сердце», и попросил вскрыть его тело, чтобы «посмотреть, что за чёрт в нём сидит». Но, пытаясь свести счёты с жизнью, в сердце он не попал: пуля разорвала лёгкое и застряла в спине (12 декабря 1887 года). В больнице спустя несколько дней он повторил попытку суицида, и его снова спасли. При тогдашнем развитии медицины травма такого жизненно важного органа, как лёгкие, не прошла бесследно и вкупе с интенсивным курением впоследствии привела к развитию туберкулеза.

Горький опишет эту историю в рассказе «Случай из жизни Макара» (1912), а в повести «Мои университеты» (1923) назовёт самым страшным эпизодом своего прошлого.

За попытку самоубийства юноша был отлучен от церкви. В Уголовном уложении Российской империи отсутствовала статья, посвящённая самоубийцам; их судил церковный суд. «В следующий раз на монастырских воротах повешусь», – отреагировал Алексей, но, согласно решению суда, должен был пройти обследование у психиатра.

Узнав, что сильный, довольно чувственный молодой человек, обладавший легковозбудимым воображением, принципиально отказывался от плотской любви, не подкреплённой духовной близостью, врач настоятельно рекомендовал ему для телесного и душевного здоровья «завести бабёнку погорячее». Тогда, возможно, он сможет изжить свою психическую неуравновешенность, манию бродяжничества, склонность к садизму и к самоубийству как к средству решения проблем.

С разбитым сердцем и ущемлённым самолюбием Алексей ушёл куда глаза глядят – бродяжничать. Он был зол на жизнь – она своими мерзостями внушила ему унизительную глупость попытки самоубийства. И всё это время он только вожделел высокого чувства к женщине, принципиально отказываясь от «низкой», земной любви.

Не исключено, что много читавший юноша находился под влиянием весьма популярной книги Михаила Осиповича Меньшикова «О любви» (СПб., 1899), который противопоставлял «греховной», телесной любви любовь «духовную» и утверждал, что «плотские потребности суть следствия нашего коренного несовершенства».

Кажется, Леонардо да Винчи сказал, что человечество вымерло бы, если бы люди могли видеть себя во время любовного акта. Любовники, предающиеся плотским утехам, – зрелище неаппетитное. Нет ничего красивого в потных искаженных лицах, подпрыгивающих ягодицах и распяленных ляжках. Великий итальянец остался последовательным в своих взглядах; великий русский писатель сумел в соитии с женщиной обрести свой мгновенный мир, свою недолгую нирвану, свой последний закат.

По мнению некоторых исследователей, последующая гиперсексуальность писателя связана с историей потери невинности Пешковым, описанной в автобиографическом, как утверждал сам Горький, рассказе «Однажды осенью» (1895), где семнадцатилетний герой произведения проводит ночь с проституткой под опрокинутой лодкой, скрываясь от дождя. «Это были первые женские поцелуи, преподнесённые мне жизнью, и это были лучшие поцелуи, ибо все последующие страшно дорого стоили и почти ничего не давали мне».

Позже, в рассказе «О первой любви» (1922), он описал свои взгляды на любовные отношения. «Не понимаю, как могла сложиться и жить во мне эта романтическая мечта, но я был непоколебимо уверен, что за тем, что известно мне, есть нечто неведомое, и в нём скрыт высокий, тайный смысл общения с женщиной, что-то великое, радостное и даже страшное таится за первым объятием, – испытав эту радость, человек совершенно перерождается. Мне кажется, – я вынес эти фантазии не из романов, прочитанных мною, но воспитал и развил их из чувства противоречия действительности». И ещё: «Есть такой час общения с женщиной, когда становишься чужим самому себе и открываешь себя пред нею, как верующий пред Богом своим».

Пешков работал сторожем, потом уличным торговцем квасом, не считая разнообразных подработок ради пропитания. Неуспокоенность, неудовлетворённость, какая-то тоска гнали его к новым местам, людям, занятиям.

Тоска – не всегда результат утончённого воспитания и утомления роскошью; она свойственна всем человеческим существам. Раскинувшийся у него перед глазами пейзаж ничем не радовал: огромные пустые равнины, длинные, бесконечные, с неясным горизонтом, такие же монотонные под летней зеленью, как и под снегом, несколько пробуждающиеся только короткой весной, приводили в отчаяние своим однообразием. Пока он знал от этого единственное лекарство – перемену мест.

Сменив несколько простых занятий, в октябре 1888 года 20-летний Алексей Пешков устроился сторожем на станцию Добринка Грязе-Царицынской железной дороги. Житейские впечатления в Добринке стали сюжетной основой для автобиографических рассказов «Сторож» и «Скуки ради». Спустя три месяца, в январе 1889 года, Пешкова перевели на станцию Борисоглебск. Но охота к перемене мест звала его на юг, к Каспию. Неравенство и несовершенство людей, общая неудовлетворённость вызывала мысли о социальных недугах общества.

Но жить на что-то было надо здесь и сейчас. Будущий писатель задержался на большой сортировочной железнодорожной станции Крутая на Волге, ныне – имени Максима Горького в Волгограде.

Здесь к нему пришло глубокое и сильное чувство.

Начальником станции, куда Пешков устроился весовщиком, был тогда Захар Ефимович Басаргин – отец одиннадцати детей, мастер на все руки, мебельщик, столяр и гончар. Он по собственной технологии варил нефть с графитом, чтобы получить мазь, предохраняющую деревянные шпалы от гниения. Старшая дочь Захара Ефимовича – красивая светловолосая Мария Басаргина – пристрастилась вместе с Алексеем читать Пушкина, Тургенева, восхищалась первыми литературными опытами своего приятеля. Чтение друг другу вслух – действо почти интимное.

Вот оно, духовное единение! «Между мной и старшей дочерью Басаргина возникла взаимная симпатия», – писал много лет спустя уже маститый писатель Горький.

Более того, вместе с двумя местными телеграфистами Алексей и Мария задумали стать толстовцами – в то время это было общим поветрием – и организовать «земледельческую колонию». Молодые люди, одержимые жаждой деятельности, решили обратиться к графу Льву Толстому с просьбой выделить им для этого участок земли из его владений и денег на первое обустройство.

Делегатом к графу отправился Алексей. Не останавливаясь подробно на его злоключениях, скажем, что план молодых мечтателей полностью провалился, со Львом Николаевичем Пешков не встретился. Более того, исхитрился произвести неприятное впечатление на Софью Андреевну Толстую.

Тем временем отец семейства Басаргин узнал о намерении молодых людей организовать коммуну. Неудивительно, что намерение дочери, мягко говоря, не встретило его понимания.

Влюблённость заключает в себе действительное очарование, и даже большее, чем удовлетворение всякой другой потребности. Смутно осознавая любовь как великую и сладостную тайну, Пешков так стремился постичь её, что забыл о море. Он просил у старого железнодорожника, с которым сложились дружеские отношения, руки его дочери. Кажется, с девушкой было всё обговорено. Но заботливому отцу семейства не верилось в надёжные жизненные перспективы весовщика, не имевшего ни образования, ни кола ни двора, постоянно меняющего одно рабочее место на другое. Критические высказывания Алексея в адрес действующей власти тоже не прибавляли веры в его светлое будущее.

Лев Толстой с женой

А теперь ещё и бредовые идеи о коммуне!

Молодой человек получил отказ. Вероятно, это был неожиданный и очень жестокий удар для влюблённых. Стало очевидным, что им не быть вместе.

С разбитым сердцем Пешков снова отправился в странствия по просторам России в поисках своего «внутреннего пути». «Ходить по земле в разные стороны это всего лучше. Идёшь и всё видишь новое… И ни о чём не думается… Дует тебе ветерок навстречу и выгоняет из души разную пыль. Легко и свободно…» – говорил он устами своего героя Коновалова.

В 1890 году Горький пешком обошёл весь юг России, побывал на Кавказе и в Крыму. Там он занимался традиционными для этих мест промыслами: ловил рыбу, добывал соль. О своих впечатлениях он писал заметки, рассказы и стихи.

Описание одной из его встреч впоследствии приводилось М. С. Сухотиным[4 - М. С. Сухотин – зять Л. Н. Толстого, муж его дочери Татьяны. Потомственный дворянин Тульской губернии, уездный предводитель дворянства. Действительный статский советник, камер-юнкер. Окончил историко-филологический факультет Московского университета, затем слушал лекции в Гейдельбергском университете. В 1906 году был избран в I Государственную думу от Тульской губернии. Входил во фракцию «Союза 17 октября». Известен своим «Дневником», в котором наряду с воспоминаниями о Л. Н. Толстом и его семействе приводятся интересные характеристики известных современников и событий.] в его известном «Дневнике»: «Горький, между прочим, рассказывал, как лет восемь тому назад (“когда я ещё бродяжничал”) он под Харьковом узнал, что в монастыре Рыжовском находится о. Иван (Иоанн Кронштадтский), и так ему захотелось с ним побеседовать, что он перелез чрез ограду в сад, где гулял “Иван”. И когда Иван увидел перед собой Горького, то сначала испугался, но потом оправился и вступил с ним в беседу. Длилась эта беседа часа полтора, и в результате Горький пришёл только к одному выводу, а именно: что этот “поп Иван большой дурак”».

На морском берегу, на бескрайних просторах душа Алексея распахнулась и жадно вдохнула вольный воздух. «Его кипучая нервная натура, жадная на впечатления, никогда не пресыщалась созерцанием этой тёмной широты, бескрайной, свободной и мощной». Море вызывало «широкое, тёплое чувство», очищая душу «от житейской скверны», он видел себя «лучшим тут, среди воды и воздуха, где думы о жизни и сама жизнь всегда теряют – первые – остроту, вторая – цену» («Челкаш»).

Шумная кипучая жизнь портовых городов, волны и ветер как символы свободы родственны мятежному духу своеобразных местных босяков. Излюбленный романтиками образ моря обрамляет многие романтические рассказы Горького: «Песня о Соколе», «Песня о Буревестнике», «Макар Чудра», «Старуха Изергиль», «Мальва» и др.

Но и море, и странствия не «выгнали из души» память о несбывшемся счастье. «Несбывшееся» всегда привлекательнее случившегося: оно не омрачено разочарованиями, пресыщением, прозой жизни. Это не избыток прошлого, а двигатель будущего. Не бесследно ушедшее, не втягивающая в тоску и не дающая творить меланхолия, а нечто такое, чего необходимо достичь. «Несбывшееся» – повелительная сила, заставляющая пересмотреть жизнь, для того чтобы двигаться вперёд…

Спустя десять лет Максим Горький, уже известный в России писатель, адресовал замужней Басаргиной трогательные строки: «Я всё помню, Мария Захаровна. Хорошее не забывается, не так уж много его в жизни, чтобы можно было забывать… Да и прошло с той поры, как мы виделись, всего лишь десять лет. И хоть за это время я прожил тридцать, – Вас помню всё-таки. И очень ярко».

Анна, младшая сестра Марии, рассказывала, что Горький до конца своей жизни материально помогал всей семье Басаргиных.

Наверно, некоторые черты собственной внешности писатель подарил герою рассказа «Мальва» босяку Сергею: «высокий, жилистый, бронзовый человек в густой шапке растрёпанных огненно-рыжих волос. Кумачная рубаха без пояса была разорвана на спине у него почти до ворота. На лице, густо усеянном веснушками, дерзко блестели большие голубые глаза, нос, широкий и вздёрнутый кверху, придавал всей фигуре вид бесшабашно-нахальный». Чуть позже Иван Бунин описывал нового знакомца так: «…высокий и несколько сутулый, рыжий парень с зеленоватыми, быстрыми и уклончивыми глазками, с утиным носом в веснушках, с широкими ноздрями и жёлтыми усиками, которые он, покашливая, всё поглаживает большими пальцами: немножко поплюет на них и погладит».

Душевная неуспокоенность, сердечные порывы в незнаемые, запредельные дали, духовная жажда, стремление к чему-то необыкновенному не давали Пешкову осесть на одном месте. Беспокойный характер снова толкнул Алексея в странствия; на дорогах огромной страны «стали приходить в порядок и… чувства, до того пребывавшие в полной неразберихе».

Он исходил всю Россию во всех направлениях, испробовал все занятия, включая отныне и дело литератора. Оно и пришлось ему больше всех по душе.

Пробы и ошибки

Писательская слава пришла к Пешкову рано. Начало его литературной деятельности относится к сентябрю 1892 года, когда ему было 24 года. К этому времени он свёл знакомство и дружбу с революционером Александром Калюжным. Восхищённый своеобразным талантом молодого человека, тот отнёс его рассказ «Макар Чудра» в редакцию тифлисской газеты «Кавказ».

Произведение опубликовали под псевдонимом «Максим Горький». По словам Калюжного, начинающий писатель объяснил это так: «Не писать же мне в литературе – Пешков». Видимо, Алексей уже давно обдумал детали своего вхождения в литературный мир; псевдоним не был экспромтом, напротив, тщательно подготовленный, он оказался исключительно удачным.

Сюжет рассказа отчасти напоминал известные вымыслы, характерные для романтиков.

Действие происходит в цыганском таборе. Описание личностей, манеры разговоров, действия цыган и постоянно демонстрируемая ими гордость иногда кажутся делаными. Очевидно, молодой автор стремился сделать свой рассказ «литературнее» и драматично описал историю сильной и довольно витиеватой любви. В этом рассказе несколько условным цыганам автор придал черты, заимствованные им у бродяг, которых видел в действительности: независимость, страсть к свободной жизни, опьяняющая любовь к музыке и природе.

Рассказ привлёк внимание читающей публики. Исключительная манера письма автора была совершенно нова. Новыми были и герои.

Нельзя сказать, что признание было всеобщим. Многие считали рассказ законченным образцом талантливой, но насквозь фальшивой работы. Фальшь видели в чрезмерности, которую автор, по-видимому, считал за меру, в кричащей яркости, напоминающей лубок. Междометия вроде «Эге!», «Ого!», «Хе!», «эх», «э-э-э» должны были, по-видимому, придавать речи героев характер дикий и народный.

Тот, кто хоть раз отведал пьянящий вкус славы, на всю жизнь остаётся заложником этой счастливой минуты. Став на некоторое время «на слуху», Пешков окончательно решил посвятить себя писательской деятельности.