Реквием по медведю

И вот много лет спустя я обнаружила в Киеве издательство, в котором за вёрстку и дизайн книг в электронном виде с автора денег не требовали. При этом арт-дизайнер был высочайшего уровня. За два года у меня накопилась коллекция из нескольких десятков великолепных обложек моих произведений.

Я писала книги на базе ранних наработок со скоростью один сборник за 2-3-и недели. Гонорар был мизерный. Но я отдавала себе отчёт в том, что интерес к книгам заметно упал, да и стоимость электронных книг не высока. Однако когда число изданных сборников перевалило за шесть десятков, а я не получила за них ни доллара, сгоряча написала юристу издательства обидное письмо:

«Вы охотно принимаете мои рукописи, выпускающий редактор по контенту льстил мне, ставя в один ряд с Иваном Буниным, Михаилом Булгаковым и даже Львом Толстым. Но неужели не продано ни одной моей книги? Вот уже год на моей карточке 0,5$».

В ответ мне посоветовали взять справку из банка. Оказалось, что небольшие переводы на мой счёт поступали, но их, видимо, украли. В банке посоветовали написать заявление, но я уже так устала от мошенников, что хочется, как страус, засунуть голову в песок и не думать о том, где и как тебя могут поиметь. Крадут деньги со смартфонов, навязывают платные услуги… В Сбербанке, в этом крупнейшем банке страны, 200 клиентов стали жертвами мошенников из числа персонала. Это по официальной версии. А по неофициальной, возможно, фейковой, 16 миллионов. Подъезды обклеены рекламой типа: «Компьютерный мастер, умелец, работаю быстро, живу рядом, пенсионерам скидки». А на фото – звезда Голливуда.

Коррупция зашкаливает, а Фонд борьбы с коррупцией Алексея Навального объявили иностранным агентом и громят его структуры по всей стране. Я даже подумала, что в иностранные агенты могут при желании записать и за копеечный гонорар от зарубежного издательства.

* * *

Считая, что инцидент исчерпан, я послала в издательство новый сборник и получила от Главного редактора следующий ответ:

«Здравствуйте, уважаемая Любовь!

Если честно, то вашу книгу я не понял. То есть, как всегда у вас очень живо и увлекательно, но сюжет не понял.

    Sincerely, Valery Revenko.

Странно! Роман назывался «Жизнь после кайфа. Всё ясно как дважды два равно четыре.

«Жизнь наркомана разделяется на до и после. Наркотик это вовсе не обязательно морфий, героин и т. п. Это может быть игра, навязчивая идея, привязанность к соцсетям в инете, мечта о невозможном. «Всей этой жизни красной цена – одно мгновение свободного полёта». А если судьба исполнит реквием по твоей мечте? Как пережить физическую ломку, фиаско в игре, крушение надежд, жизнь без интернета, горечь послевкусия? Как не озвереть от тоски? Как не превратиться в монстра или в растение, как довольствоваться малым, оставаясь человеком? Как радоваться жизни?»

Подписываясь на английском, главный редактор как бы давал понять, что он живёт в свободной демократической стране, опирающейся на поддержку США и Европы. В стране, где автор может свободно высказывать свои мысли.

Но у нас в России с этим начались проблемы даже у театральных деятелей. Московский Театр Doc, ставящий спектакли на основе документального материала, рассказывающий о реальных судьбах простых людей, не раз подвергался атакам со стороны националистической организации СЕРБ. SERB расшифровывается как «South-East Radical Block» (Юго-Восточный Радикальный Блок). Национал-патриоты забрасывали артистов стаканчиками с говном и химическими добавками, способными вызвать аллергию и даже ожог верхних дыхательных путей. Радикалы размахивали кулаками, и надо было сдерживать себя, чтобы не ввязаться в драку.

Возникла и проблема со спектаклем «Кант-град», который решили показать на родине знаменитого философа Эммануила Канта – в городе Калининграде, бывшем Кёнигсберге, отданном России капитулировавшей гитлеровской Германией.

Спектакль был поставлен на основе исторического исследования «Восточная Пруссия глазами первых переселенцев». А переселенцами были крестьяне из Чувашии, Мордовии. Белоруссии и других регионов. Они с широко открытыми глазами удивлялись незнакомой цивилизации. Немецкая архитектура, аккуратно выложенные камнем тротуары, надёжные коммуникации – всё это поражало воображение.

Но в этом европейском городе остались немецкие семьи. Во дворе дома, где жили переселенцы, нашла приют бездомная собака. Её кормили, в основном, объедками. И однажды увидели, как собачьи миски вылизывают голодные немецкие дети. Их тела, как и тела многих других, покрыты язвами. Дети копались в помойках. При этом город был поделён на территории.

Накануне премьеры, которая должна была состояться в историческом здании одного из музеев, режиссёру позвонил директор и дрожащим голосом сообщил об отмене спектакля. Мол, его предупредили серьёзные люди. А директор этот был одним из авторов исторического исследования «Восточная Пруссия глазами первых переселенцев». Радикалы обвинили его в том, что он хочет вызвать жалость зрителей по отношению к врагу. Он готов показать страдания немецких детей в то время, как в Великой Отечественной войне погибло 20 миллионов советских граждан.

Любому человеку приятно осознавать, что он может говорить, творить, делать что-то, не противоречащее закону, ощущая себя при этом свободным человеком. Что он может не бояться, что его упекут в концлагерь за неосторожно сказанное слово.

Должна честно признать, что мою личную свободу не ограничивали даже во времена СССР, когда многие люди, прошедшие через Гулаг, заболевали манией преследования. Ею страдал и мой отец, брат врага народа, отказавшийся от сотрудничества с органами. Все окружающие люди казались ему агентами спецслужб, собирающими на него компромат. Мама моя и её приятельница тётя Муся были просто осведомительницами. А я даже гордилась тем, что он оценил мой уровень, возведя в чин майора КГБ, когда мне ещё не было 30-и. Мой муж Антон, по его мнению, был агентом, который по заданию спецслужб внедрился в нашу семью под видом жениха. На секретном предприятии, где работал Антон, по моему представлению, действительно каждый второй давал подписку о сотрудничестве с КГБ. Но только не Антон! Упёртый, совершенно не способный делать что-то по чьей-то указке. Он был единственным, кто не подписал донос на своего научного руководителя, не согласного с политикой Министерства обороны.