– Пошли! – скомандовал полицейский, сунув сверток в мою ладонь, и серые формы двинулись к голому зданию.
Подождав немного, я попыталась рвануть за ними, но Иван удержал меня за рукав.
– Не ходи туда, ты, все равно, ничего сейчас не сделаешь! – рявкнул он. – И хватит уже с ним нянчиться, он взрослый человек и сам виноват во всех своих бедах.
– Но я сдала его…
– Рано или поздно, его нашли бы – сказал Лука, – ладно, давайте поднимемся. Толку от этого не будет, но, может, хоть накормит нас в последний раз с помощью своей магии. И зачем ты ему еду таскала, если он сам мог ее наколдовать?..
Но я уже перестала его слушать и вбегала в подъезд.
Ступеньки… Ступеньки… Серые и одинаковые. Сердце просилось наружу, мне хотелось поскорее оказаться на месте, но чудилось, что лестница никогда не закончится.
«В рай, наверное, ведет меньшее количество ступенек, – подумалось мне, – только для меня путь туда точно заказан».
Наконец мы оказались на нужном этаже. Но Иисуса там не было.
Мы увидели Машу и троих полицейских, все они почему-то сгрудились возле незастекленного квадрата окна и смотрели вниз. Я, Иван и Лука втиснулись между ними и устремили свой взгляд туда же.
***
При проектировании этого здания, строительство которого так и не довели до конца, было задумано сделать крытую парковку, примыкающую к жилому дому. Но она тоже не была толком построена, и в данный момент представляла собой нечто несуразное, с густым лесом арматуры, стройным и устремленным в небо.
Как раз эта парковка и находилась под окном, рядом с которым все мы сейчас собрались.
***
– Он выпрыгнул, – всхлипывала Маша, – полицию увидел и прыгнул.
Иисус лежал лицом вверх, раскинув руки, словно в полете, а его тело было насажено и многократно пронзено железными штырями.
Мне показалось, что он что-то говорит, но на таком расстоянии ни одного звука разобрать было невозможно. Только губы его опять и опять продолжали складываться в одно и то же слово…
– Так и будем стоять? Может, скорую вызовем? – предложил один из ментов.
Лука, все еще не отрывая взгляд от страшной картины, достал из кармана телефон, но вместо набора номера включил видеозапись. И я сомневаюсь, что это он сделал по ошибке.
– Сейчас, сейчас… – заверял он нас, продолжая снимать, и никто его не останавливал.
Но в какую-то секунду мы поняли, что скорая уже не нужна. Иисус умер.
***
И не было разбойников, распятых рядом с ним – со включенной видеокамерой мы сами были хуже любых преступников. И не было других предателей, кроме меня, потому что зовут меня ? Иуда, а в кармане у меня – тридцать серебряников. Рядом со мной стояла римская стража в серых фуражках, и плакала навзрыд Мария Магдалена. О ней были его последние слова, ведь я сама видела, как бледные губы умирающего неустанно шептали: «Кусто».
Яд №7. У Отца
На Иисуса смотрели его же глаза, ему улыбался его же рот, казалось, что перед ним – его отражение, но никаких зеркал здесь не было.
Иисус стоял на предпоследней ступени космически высокой лестницы, долгое преодоление которой он только что завершил. А на самой верхней ступени сидел Он.
– Здравствуй, отец, – произнес Иисус, задыхаясь от восторга, благоговения и усталости.
Отец только молча кивнул.
– Зачем ты так со мной? – продолжал сын. – Обрек меня на муки, и все ради чего? Ради их спасения? – он указал пальцем вниз. – Ради них?!
– Молчи, раз ничего не знаешь, – повелительно произнес отец. – Я не посылал тебя спасать их, ни в этот раз, ни в прошлый. Не я их создал, не мне учить их, как нужно жить.
– Их создал не ты?.. Но зачем тогда тебе был нужен я?
– Ты мне и не был нужен, – усмехнулся отец. – Ты – мой нежеланный ребенок, который рождался уже два раза, и оба этих раза ты и твоя мать самостоятельно возлагали на тебя миссию спасения человечества. Я же здесь абсолютно ни при чем. Вот только ты, по своей глупой самоуверенности, мог вмешаться в течение человеческой жизни. Я обязан был этому помешать, но в первый раз получилось слишком громкое убийство, потому что последователей у тебя в то время было куда больше. Просто люди были тогда наивнее и относились к твоим чудесам к самому собой разумеющемуся. Но и сострадания в них было куда больше, не находишь? Для них твоя смерть стала таким шоком, что до сих пор пол-мира вспоминает, как ты висел, пришпиленный к кресту, словно бабочка булавками. И они продолжают винить во всем себя, и верить, что ты пострадал за их грехи.
Ну, и сейчас я сделал все, чтобы ты как можно скорее оказался там, под окнами, на арматуре. Вот только, вспомнит ли об этом больше двух человек? Теперь люди черствые, ни до кого им нет дела, кроме себя. Даже Гавриил, и тот в этот раз не провозгласил весть о твоем предстоящем рождении, так как принял явившееся ему знамение за дурной наркотический сон.
Иисус опустил глаза. Обрушившееся на него горе словно пропитывало все его тело черным ядом. Отец усмехнулся:
– Ты похож сейчас на обиженного ребенка. Посмотрите-ка, ему не дали довести до конца игру в его жизнь! Сын мой, Бог должен быть един, разве не этой истине я учил людей на протяжении стольких веков?
– Ты позволишь мне еще раз воскреснуть? Пусть я не нужен людям, но я очень хочу снова увидеть ее.
– Ей ты не нужен тоже. Она слишком погрязла в своих проблемах и детских обидах, паразитирую на них и получая от этого удовольствие, поэтому от земли ей уже не оторваться.
***
Полученные «чеки» я не смогла, ни продать, ни использовать по назначению, за бесплатно тоже никто не взял, поэтому пришлось их просто выбросить.
Мои апостолы, как будто, вообще не поняли, что произошло, и все ждут, что однажды на них снова прольется живительный дождь из вина и пищи.
А Маша сделала аборт. О своей беременности она узнала уже после того, как Иисус погиб на стройке. Сначала она склонялась к мысли родить этого ребенка, но когда плод начал разговаривать с ней о боге, искуплении грехов и чьем-то воскрешении, она испугалась.
В ночь перед абортом ей снова приснился поезд, на который она снова не решилась сесть. Больше поезда ей не снились.
Обложка создана с помощью сайта www.canva.com, изображения взяты с него же.