Уж замуж… Так и быть!

– К тебе явилась Флексия? – вопросом на вопрос ответил он.

– Да. – Я кивнула, поскольку не видела смысла отрицать очевидного. Осторожно добавила, внимательно наблюдая за реакцией Джестера: – Она сказала, что была твоей невестой. И, что самое любопытное, винит тебя в своей смерти.

Лицо Джестера после моих слов окаменело. А следующий его поступок удивил меня до невозможности. Он резко вскочил на ноги. Я испуганно втянула голову в плечи, не понимая, что от него ожидать. Мало ли, вдруг с кулаками кинется. Но он взял – и бросился прочь из комнаты. С такой яростью хлопнул дверью, что с потолка посыпалась белая пыль побелки.

– Ого, – пробормотала я, несколько ошарашенная таким экспрессивным поступком со стороны обычно весьма сдержанного в эмоциях инквизитора.

– Стоит заметить, что ты и мертвого из себя выведешь, – послышалось из дальнего угла.

– А что я такого сказала? – Я удивленно пожала плечами. – Надо же мне разобраться во всей этой чертовщине, точнее, демоновщине, что творится в этом доме.

Барон Гейб язвительно хихикнул, но спорить не стал.

Я с сомнением покосилась на свечные огарки, оставленные около зеркала. Быть может, вновь призвать дух Флексии? Пусть поведает свою историю до конца. Но в этот момент дверь опять открылась – и на пороге предстал Джестер.

– Прости, – буркнул он, вновь входя в комнату. – Я… Я немного вышел из себя.

– Да ничего страшного, бывает, – великодушно отозвалась я. Выжидающе кашлянула.

На сей раз Джестеру точно придется дать мне объяснения. Он не может постоянно бегать от ответов. Это просто глупо и смешно.

Джестер, по всей видимости, был того же мнения. Он медленно подошел к зеркалу и уставился на неопровержимые свидетельства недавнего ритуала, которые не успели убрать. Задумчиво тронул подушечкой большого пальца один из огарков – и тот упал. Затем смахнул и второй.

Я наблюдала за его действиями с интересом, но никак их не комментировала. Сдается, в душе Джестера сейчас идет какая-то борьба. Очень и очень непростая, если судить по тому, какая глубокая морщина расколола его переносицу.

– Значит, Флексия винит меня в своей смерти, – наконец, тихо проговорил он.

– Ага, – подтвердила я. – Более того, она утверждает, что прокляла тебя перед смертью, поэтому была удивлена факту твоего нахождения в мире живых.

– Меня? – Джестер нахмурился еще сильнее. – Она прокляла меня?

– Ну, если быть точной в формулировках, то она сказала, что прокляла перед смертью своего убийцу, – сказала я и запнулась.

Ох, а ведь это косвенно свидетельствует как раз о невиновности Джестера! Нет, я не верила в то, что он жестоко расправился со своей невестой. Но все-таки неприятный червячок сомнений глодал мое сердце. Слишком много тайн, как оказалось, скрывал он от меня.

Как говорится, чужая душа – потемки. Но в случае с Джестером справедливее говорить о непролазном дремучем лесу, в котором нечисть скрывается. Поэтому приятно получить лишнее подтверждение тому, что в действительности он не чудовище, умело завлекающее своих жертв к себе в логово.

– Так. – Джестер внезапно скривился, как будто мои слова доставили ему сильнейшую боль. Не подошел даже – подпрыгнул к столику, где с нашего прошлого разговора оставалась початая бутылка вина. И сделал хороший глоток прямо из горла, более не утруждая себя поисками бокала.

Ай-ай-ай!

Я неодобрительно закачала головой при виде этой картины. Прочитать ему, что ли, лекцию про вред алкоголя? Хотя бы напомнить прописную истину: он не решает проблем, а очень быстро становится самой главной из них.

– Прости, – глухо пробормотал Джестер, видимо, уловив мое неудовольствие. Небрежно рукавом халата утер губы, не обращая внимания на то, что пачкает ткань винными разводами. – Я помню твою историю неудачного замужества и твое отношение к спиртному. Но… Если честно, я даже не представляю, как рассказать тебе про Флексию.

– Трезво, – веско сказала я. – Поверь, на пьяную голову ты точно не сумеешь собраться с мыслями.

– Возможно, ты и права. – Джестер с сомнением посмотрел на бутылку, на дне которой еще плескались остатки вина, и решительно поставил ее на стол. Проговорил, глядя мне в глаза: – Лариса, я понимаю, как чудовищно все выглядит со стороны. Сначала мое признание о том, что я женат. Потом появление Флексии… Но, поверь, всему этому есть рациональное объяснение!

– Очень на это надеюсь, – обронила я и скрестила на груди руки.

– Флексия действительно была моей невестой, – медленно, словно выдавливая каждое слово из пересохшего горла, сказал Джестер. – Она… Она была моей первой любовью. Это дочка Энни.

Даже так. Я мысленно хмыкнула, вспомнив суровую неразговорчивую служанку. Теперь понятно, почему у нее постоянно такое дурное настроение.

Но я была бы не я, если бы не напомнила Джестеру кое-что из нашего прошлого разговора.

– Дочка Энни? – язвительно повторила я. – Неужели ты влюбился в девушку, которая настолько ниже тебя по социальному статусу?

А то как-то несправедливо по отношению к Летисии. Нет, я не питала добрых чувств к жене Джестера. Если честно, я вообще никаких чувств к ней не питала, потому что знать ее не знала и видеть не видела. Но меня уже начинало раздражать то, что в этом мире мужчинам было позволено намного больше, чем женщинам.

Эх, Клары Цеткин и Розы Люксембург в этом мире точно не хватает!

– Браво, Лариса. – Джестер горько хмыкнул, уловив мой намек на Летисию. – Ты умеешь бить в самые больные места. Да, я виню Летисию в том, чего в свое время не избежал и сам. Но я оказался смелее, чем моя жена. Я поставил родителей перед фактом. Или они одобряют мой брак с Флексией. Или я навсегда оставляю светское общество и ухожу…

– В монастырь, – невольно вырвалось у меня. – Женский. Ночным сторожем.

– Язва ты, Лариса, – зло прошипел мне на ухо барон Гейб, пока Джестер изумленно хмурил лоб, не поспевая за моим полетом мыслей. – Вот сейчас я даже радуюсь, что твой брак с Петером не состоялся. По крайней мере, ему не придется краснеть за твои высказывания в обществе.

– В монастырь, – после короткой паузы подтвердил Джестер. Чуть порозовел и твердо добавил: – Но не в женский, конечно. И не сторожем. Я собирался посвятить свою жизнь изучению магической науки. Исследовать тайны мироздания, если так будет понятнее.

Барон Гейб внушительно кашлянул мне на ухо, и я прикусила язык, с которого так и рвалось очередное язвительное высказывание.

Ну что же, похвальное намерение, ничего не скажешь. Все-таки надо отдать должное Джестеру: за свою любовь он готов был бороться и собирался отказаться от многого.

– Но ты говорил, что любил Летисию, поэтому ее измена так больно ударила по тебе, – попыталась поймать я его на слове. – А тут оказывается, что Флексию любил. Неувязка какая-то, любвеобильный ты мой.

Джестер опустил голову. На его скулах вспыхнули яркие пятна румянца, доказывающие, что я попала в самую цель.

Молчание длилось и длилось. Я думала, что Джестер, по своему обыкновению, предпочтет оборвать разговор, который стал слишком опасным. Вот сейчас возьмет – и вновь сбежит, оставив меня мучиться от самых невероятных предположений и догадок. Но утекали секунды тишины, складываясь в минуты, – а он стоял, что-то пристально разглядывая у себя под ногами.

– Это тяжело объяснить, Лариса, – наконец, негромко произнес он. – Флексия – это… Она была моей жизнью. Моим дыханием, моим сердцем. Частью моей души. Я засыпал с мыслью о ней и просыпался с ее именем на устах. Я был словно одержим ею. С первого дня нашей встречи, с первой же минуты, как только увидел ее. Наверное, потому мои родители и не стали настаивать на браке с Летисией. Ну, то есть, они были крайне недовольны моим решением, но смирились на удивление легко. Наверное, испугались, что я вытворю какое-нибудь безумство, если они будут непреклонны.

У меня было другое объяснение поведению родителей Джестера. Даром я, что ли, столько детективов в свое время перечитала и пересмотрела. Но я пока не торопилась выкладывать свои соображения.

– Потому, наверное, я отнесся к известию об измене Летисии как к предательству, – глухо продолжал тем временем Джестер. – Смерть Флексии ударила по мне настолько больно, что неделю я прометался в забытье. Не ел, не пил, не спал и не бодрствовал. Словно со стороны видел свое тело, встревоженного целителя около, который щедро осыпал меня исцеляющими чарами и делился энергией. Только благодаря этому, наверное, я и не умер. Мать часами сидела около моей постели. Гладила меня по лбу и волосам, шепотом говорила, что жизнь не заканчивается. Что я обязательно буду счастлив. Что я должен поправиться ради Флексии. Ведь мертвым намного спокойнее в мире теней, когда они знают, что здесь их помнят и любят. И я ухватился за идею свадьбы с Летисией как за спасительную соломинку. Точно знал, что я никогда не обижу ее. Что сделаю самой счастливой в мире, как не сумел сделать Флексию. И назову нашу дочь в ее честь.

Сомнительная идея, говоря откровенно. Правда, по вполне понятным причинам я оставила свое мнение при себе. Но если бы мне жених заявил, что собирается назвать нашу дочь в честь погибшей возлюбленной – я бы вряд ли одобрила такой поступок. И это еще мягко сказано.

– Насколько я понимаю, ты решил не тянуть кота за хвост, – скептически проговорила я. – Сколько времени прошло с момента первой свадьбы, закончившейся трагедией, и второй?

– Ты права, – виновато отозвался Джестер. – Всего полгода. Но родители настаивали, а я был слишком слаб после смерти Флексии. У меня не было сил спорить с ними. Я просто плыл по течению. А потом погиб отец. Мать была совершенно раздавлена новой трагедией. Я просто не мог добить ее своеволием. И я… я смирился. Начал готовиться к свадьбе. Заставил себя поверить в то, что в объятиях Летисии забуду Флексию. Однако все вышло совсем по-другому.

Джестер надолго замолчал. Он уставился отсутствующим взглядом куда-то поверх моей головы. Уголки его рта печально скривились, а на лбу опять появились глубокие морщины.

Меня так и подмывало выложить ему свои соображения. По-моему, такая череда смертей выглядит ну очень подозрительно. Флексия сказала, что прокляла своего убийцу. И спустя короткое время после этого погибает отец Джестера. Как тут не заподозрить дурного? Обычно самое простое объяснение является самым верным. Если родители Джестера были настолько против свадьбы сына с дочерью служанки, то вполне могли пойти на крайние меры.

– А как погибла твоя невеста? – негромко спросила я. – Она явилась ко мне в свадебном наряде. Неужели это произошло прямо во время торжества?