Твоя прекрасная ведьма

– Оставь свои любезности, – фыркнула я, поторопившись сесть напротив него.

Оуэн промолчал, никак не прокомментировав мое непослушание. Лишь чуть пожал плечами и прищелкнул пальцами, показывая, что мы готовы приступить к трапезе.

– Вильгельмина!

Я неосознанно стиснула пальцы на кружке с горячим шоколадом. Иначе точно бы выплеснула все его содержимое прямо в лицо домоправительнице. Слишком болезненные воспоминания ее голос вызвал.

– Мина, разве ты не леди?

Я наученным образом приосанилась. Конечно, я была леди. Меня так учили жить. Так учили себя вести в любой ситуации.

– Если ты леди, то ты должна съесть это.

Это было склизкой холодной кашей.

– Но я не хочу, – осмелилась я возразить.

– Получается, ты не леди.

Патрисия широко улыбалась мне в лицо. А я…

Я, давясь слезами и рвотными позывами, начала впихивать в себя эту гадость. Я ведь леди.

Это было так остро и так реально, что я невольно вздрогнула. Подняла голову и посмотрела на Патрисию.

Пожилая служанка, горделивой и безупречной осанке которой могла бы позавидовать сама королева, прохладно улыбнулась мне. Стоило признать очевидный факт: несмотря на почтенный возраст, выглядела Патрисия просто великолепно. Как настоящая леди, которую она постоянно и по большому счету безуспешно пыталась слепить из меня. Белоснежные волосы убраны в безукоризненную высокую прическу, из которой не выбивалось ни волоска. На лице – самый минимум макияжа. Темно-серое шерстяное платье выглажено без единой, даже самой крохотной складочки. Фартук, повязанный поверх, поражал белизной.

Да, руки так и чешутся опрокинуть вроде как невзначай чашку с какао прямо на чистейший фартук домоправительницы. Но я, безусловно, не буду опускаться до столь примитивных способов ведения домашней войны. Тем самым лишь повеселю Оуэна. Вон как он откинулся на спинку стула, с любопытством ожидая, что произойдет дальше. Помнит, негодяй, как мне всегда доставалось от домоправительницы.

– Здравствуй, Патрисия, – вежливо проговорила я.

Оуэн с чуть уловимым разочарованием хмыкнул. Должно быть, ждал от меня более бурной реакции. В таком случае – обойдется.

– Я рада, что ты наконец-то вернулась. – В карих глазах Патрисии промелькнул отблеск осуждения, в корне опровергающего ее слова.

Я мысленно хмыкнула. Ага, конечно, так я и поверила тебе. Рада ты. Ты была бы рада, если бы никогда в жизни меня не увидела.

– В честь столь знаменательного события я приказала приготовить тебе на завтрак твое любимое блюдо, Вильгельмина.

Кто бы сомневался. И я угадаю это блюдо с первой же попытки.

– Ты так любезна! – прощебетала я, невежливо перебив Патрисию. – Неужели говоришь про овсянку?

Патрисия сдвинула брови, в упор не понимая причин моего воодушевления.

– Ты себе представить не можешь, как я скучала все эти годы по твоему коронному блюду! – продолжила я с еще большим восторгом. – Каждый день вспоминала об этой бесподобной каше! Самой заветной моей мечтой было попробовать ее еще хотя бы раз!

Патрисия сдавленно кашлянула. Покосилась на Оуэна, словно спрашивая его – что за бред несет твоя супруга?

Однако вредный блондин помалкивал. Правда, в его серых глазах тоже отразилось замешательство.

– Неси же ее сюда! – воскликнула я, стараясь, чтобы как можно больше фальши прозвучало в моем тоне. – Быстрее! Я горю от нетерпения насладиться этим кулинарным чудом!

– Как скажешь, Вильгельмина, – растерянно пробормотала Патрисия.

– О, ты, должно быть, оговорилась.

И я укоризненно зацокала языком.

Патрисия, уже попятившаяся в сторону дверей, которые вели на кухню, остановилась. Вопросительно хмыкнула и опять покосилась на Оуэна.

Тот пожал плечами, показывая, что сам ничего не понимает.

– О чем ты? – с недоумением поинтересовалась Патрисия.

И я с удовлетворением услышала, что из ее тона исчезли высокомерные нотки.

– Опять неправильно. – Я сделала паузу и все с той же милой улыбкой жестко добавила: – Правильно говорить – о чем вы. Не забывай, что я законная супруга господина Оуэна. И никакой фамильярности от слуг не потерплю.

На морщинистых щеках Патрисии вспыхнул румянец. Она аж приоткрыла рот от ярого возмущения. Зло сверкнула глазами на Оуэна, немо требуя от него вмешаться.

– Мина, – негромко проговорил он. – Ну что ты, в самом деле. Патрисию тяжело назвать служанкой. Она так давно в моем доме, что я считаю ее членом семьи. К тому же она, по сути, заменила тебе мать. Поэтому, считаю, ты слишком сурова к ней.

Кто бы сомневался, что он поторопится к ней на помощь.

– Дорогой мой, – прощебетала я. – Не забывай, что отныне на правах хозяйки этого дома я сама вправе решать, кто входит в состав нашей семьи, а кто нет. И уж тем более я имею права требовать к себе соответствующего отношения.

Оуэну мое своеволие не понравилось. Он сурово сдвинул брови, но я опередила его, послав шуточный воздушный поцелуй.

Этого Оуэн тем более не ожидал. Его брови высоко взметнулись вверх, но заледеневшие было глаза чуть оттаяли изнутри, как будто он принял мою выходку всерьез.

– Милый, давай не ссориться по таким пустякам, – с приторной нежностью предложила я. – Тем более на голодный желудок это очень вредно. Так и быть, отложим решение этого вопроса. Пусть Патрисия наконец-то принесет нам завтрак. Как я уже сказала: мечтаю вновь увидеть ее кашу. Как я помню, она варила ее сама, не доверяя столь ответственное дело кухарке.

А скорее всего – просто не желала, чтобы кухарка добавила в кашу хотя бы элементарный сахар. Не говорю уж про сухофрукты и орехи. Потому как эти добавки сделали бы из злополучной овсянки вполне приемлемое кушанье. Но нет. Патрисия специально и злонамеренно изводила меня почти несъедобной гадостью. Абсолютно уверена в этом!

– Хорошо, – процедила Патрисия.

Круто развернулась на каблуках и важно прошествовала на кухню.

Оуэн дождался, когда за ней закроется дверь. После чего перегнулся через стол и хмуро спросил, глядя мне прямо в глаза:

– Что ты задумала, Мина?

– Я? – фальшиво изумилась я. – Ничего. Просто хочу позавтракать.

– Ты ведь терпеть не могла овсянку. – Оуэн недоверчиво покачал головой. – Я помню, как тебя всегда передергивало от отвращения, когда Патрисия ставила ее перед тобой.

– И ни разу не попытался вмешаться, – все-таки не удержалась я от ядовитого напоминания.