Мы тихонько, не привлекая внимания, покинули шабано. Временами сквозь листву проглядывал кружок луны, но он совсем не освещал нашу тропку. Призрачное голубовато-зеленое сияние распространялось с востока. Высокие стволы деревьев были похожи на столбы дыма. Верхушки деревьев хорошо просматривались на фоне бегущих облаков.
Чем дальше мы шли, тем больше бледнела луна, превращаясь в затуманенное и едва различимое световое пятно. И я подумала, что, может быть, этот мир наполнен волшебными существами, которые не показываются нам, но неустанно за нами наблюдают. Возможно, индейцы правы и рядом с ними постоянно проживают разные духи? А может, душа Марии сейчас рядом с нами? Я послала ей воображаемый поцелуй и почувствовала, как легкий ветерок тронул мою щеку. Или это был ответный поцелуй Марии?
Мало-помалу смолкли птичьи и обезьяньи голоса, стих ночной ветерок, и я поняла, что рассвет совсем рядом. Мы отошли от деревни уже на приличное расстояние, и теперь я могла не опасаться того, что Луиза может заплакать.
Брызги росы ласковым дождем омывали наши лица, когда мы отводили в сторону листья лиан. Мохнатые пауки цепкими лапками поспешно латали свои серебристые паутины, порушенные дождем, готовясь к новой охоте.
Мы вышли к реке. Услышав крик птицы, я подняла голову. С ветки, словно гигантская бабочка спорхнул желтый ара, пронзительно закричала в ответ обезьяна. Проводник – высокий индеец – предостерегающе поднял руку, веля замереть на месте, затем крадучись стал пробираться вдоль берега.
– Сегодня на ужин у нас будет мясо, – шепнул мне на ухо Джеймс.
Мы с ним улеглись на песок, я положила рядом Луизу и залюбовалась нестерпимой синевой неба. С восходом солнца стало жарко, этот жар нагнал на нас дремоту. Все вдруг замерло – каждый листик, каждое облачко. Даже висящие над водой стрекозы казались неподвижными в прозрачном трепете крыльев. Тихий шелест воды успокаивал. В мозгу один за другим проплывали похожие на сон образы, то медленно, то быстрее, словно кто-то показывал мне кино, и я не заметила, как уснула.
Разбудил меня треск костра, и я перевернулась на живот. На металлической решетке индеец поджаривал небольшую лесную свинью. Мясо оказалось немного жестким, но приятным на вкус. Луиза вела себя прекрасно. Пока мы с ней спали, мужчины нашли небольшую лодку, и я вздохнула с облегчением: ходить по джунглям непросто. Поев, мы погрузились в лодку и отправились в путь без проводника, река должна была привести нас к месту. На наше счастье деревья по обоим берегам и ползущие по небу облака затеняли реку от знойного солнца. Наше путешествие от этого стало комфортным.
Временами река светлела, и тогда буйная зелень отражалась в ней неестественно ярко. В лесном сумраке и глубокой тишине вокруг нас было что-то навевающее покой. Дочка просыпалась, чтобы поесть, и, насытившись, вновь засыпала. Наше путешествие продолжалось достаточно долго. Иногда мы делали привал, чтобы обтереть себя водой – купаться в реке мы опасались.
Незадолго до того, как сгустились сумерки, мы подвели лодку к берегу, где среди черных скал было много песчаных проплешин.
Как только лодка врезалась в песок, мы выпрыгнули и вытащила ее на сушу, поближе к лесной опушке, где свисающие лианы и ветки образовывали укромное убежище. Оглянувшись на дальние горы, я опять вспомнила о Марии и тяжело вздохнула.
Кадербхай взобрался на самую высокую скалу в надежде увидеть крыши шабано. Должно быть, оно дальше, чем мы рассчитывали, потому что его взору открылась лишь зелень джунглей. Наступал вечер, и темнота, выползая из реки, медленно взбиралась на скалы по мере того, как в небе таяли последние следы заката.
Наскоро поужинав остатками обеда, мы вернулись к лодке и продолжили наше путешествие. Лежа в ней, сквозь густое сплетение ветвей я видела прозрачное небо, полное бесчисленных крошечных звезд, сверкавших, словно серебряные пылинки. Меня удивляла Луиза. Это был потрясающий ребенок: она либо спала, либо улыбалась. Вот и сейчас, лежа у меня на руках, она внимательно смотрела на звезды.
Взошла луна. Потоки лунного света сочились сквозь полог ветвей, разрисовывая наши лица и песок по берегам причудливыми тенями, оживающими при малейшем шорохе ветра.
Мы плыли всю ночь, и, на наше счастье, погода была прекрасной. Рассвет заставил смолкнуть все крики, шорохи и звуки ночного леса. Серебряной пыльцой выпала на листья роса.
Над деревьями взошло солнце, окрасив облака в оранжевый, пурпурный и розовый цвета. Таких красивых рассветов, как здесь, я больше не видела никогда в жизни.
Мы сделали привал, чтобы размять ноги. На востоке, омрачая горизонт, поползли черные тучи. Вдали сверкали молнии, спустя время мы слышали громовые раскаты, и белые полосы дождя неслись по небу на север, значительно опережая нас. Я с тревогой смотрела на небо: когда же мы доберемся до места? Если пойдет дождь, где мы укроемся?
И уже почти отчаявшись дождаться конца нашего путешествия, мы увидели большую лодку. В ней сидели семь индейцев. Кадербхай встал во весь рост, отчаянно замахал рубашкой, привлекая их внимание. С хорошо рассчитанной точностью их лодка пристала к берегу всего в нескольких шагах от нашей.
Из лодки выбрались индейцы. Они странно выглядели в своей цивилизованной одежде – шортах и футболках и с лицами в пурпурных узорах. Нас препроводили в шабано, где нам выделили хижины для проживания.
Джеймс сразу отправил телеграмму своему другу, при ее написании он применил известный им тайный шифр. Смысл же послания сводился к следующему: «Мне, моей жене и ребенку грозит смертельная опасность. Выручай». Еще он прописал наши точные координаты, и мы принялись ждать помощи.
Я, исполняя наказ Марии, первым делом договорилась с местным шаманом провести обряд ауяски. Джеймс посмеялся надо мной, однако препятствовать не стал.
4. Обряд
Когда стемнело, я отправилась к шаману. Его хижина почти не отличалась от других. Только стены были заставлены полками с многочисленными пузырьками и высушенными травами.
Шаман, на вид лет пятидесяти, кстати, потом я узнала, что ему далеко за восемьдесят, с длинными черными волосами, был похож на ворона, со своим огромным горбатым носом, загнутым книзу. Одет он был в тунику, доходящую до бедер. Все лицо, руки, а возможно, и тело его были покрыты синей татуировкой. Было в его внешности что-то зловещее, непонятное. Но я доверяла шаманам: ведь именно шаман, а не доктор спас меня от смерти. Теперь я знала, что шаманом не может быть случайный человек.
Мария мне рассказывала, что жизнь сама находит шамана среди местных жителей. Происходит это так: у молодого человека случается странная болезнь. Он начинает видеть и слышать то, что не видят другие. Порой такие люди теряют сознание, порой испытывают тягу к самоубийству или слышат голоса и видят странные видения. Они начинают тянуться к шаманам, а потом решаются объявить, что побывали в стране мертвых и им велено стать шаманом. После этого будущий шаман уходит в джунгли, где начинает общаться с духами. Такая уединенная жизнь обычно длится года три. После этого он еще два года учится бить в бубен. В некоторых случаях новый шаман сам познает науку жизни, иногда учится этому у старого. Иногда он может стать шаманом только тогда, когда умрет учитель. Перед посвящением в шаманы человек проходит самый строгий пост, который длится до девяти дней. В это время за ним тщательно наблюдают, потому что тело его распухает, покрывается трупными пятнами. Он заживо должен пережить свою смерть. Во время этого поста человек общается с духами. Эти духи рвут его плоть, выкалывают глаза, раздирают тело по кусочкам. Потом эти же духи соберут тело заново. «Смерть заживо» открывает в шамане способность самостоятельно погружаться в транс. Потом он начинает делать это легко, когда сам того захочет.
Шаман, к которому я пришла, был опытным и пользовался огромным уважением. Меня волновало, как я буду общаться с ним. Испанский я знаю плохо, он не знает английский…
В хижине было темно, и я едва могла разглядеть лицо шамана. Он спокойно смотрел на меня и произнес какую-то фразу на своем языке. И вдруг я осознала, что понимаю его.
– Сейчас ты пройдешь обряд, который, возможно, позволит тебе вспомнить, кто ты, зачем ты здесь. Ауяска приоткрывает подсознание, позволяет узнать, ради чего мы пришли на Землю, свое предназначение, либо вспомнить что-то важное. Сейчас мы перейдем к костру и начнем. Но перед этим я должен спросить у тебя: ты действительно хочешь пройти этот обряд?
Я быстро закивала, я очень хотела, потому что безоговорочно доверяла Марии. Скажу честно, мне было страшно, но я шла на это. Возможно, этот обряд поможет мне разобраться с собой и убрать страдания разума, которые я часто испытывала. Мне хотелось чувствовать себя счастливой, чтобы ком, который я ощущала в горле, покинул меня.
Мы вышли на воздух, и шаман быстро сложил костер. Дымок от него уходил вверх. Я стояла и слушала тишину джунглей. Она поражала. Почему сегодня так тихо? Как будто сама природа участвовала в нашем обряде.
Шаман запел песню. Я догадалась: это был гимн природе, Земле, мирозданию. Мурашки побежали у меня по телу. Он кинул в костер какой-то порошок и травы. Тотчас дым окутал меня, проникая в легкие, заполняя тело теплом и спокойствием. Шаман призвал в помощь четыре стихии: огонь, воздух, воду и землю. Мне не надо было напрягаться, чтобы понимать его, я была с ним на одной волне. Его гортанный голос поплыл над джунглями. Мое тело стало раскачиваться в такт песни. На поляну вышел молодой индеец, в его руках я увидела огромный глиняный кувшин, доверху наполненной волшебным варевом. Шаман налил себе стаканчик и прикоснулся к нему губами. Все его тело изображало благоговение и трепет. Он выпил содержимое стаканчика, снова наполнил его до краев и протянул мне со словами:
– Пей, не бойся, скоро ты поймешь, что умеешь летать.
«Летать?» – я выпила все до дна, посмеиваясь над его словами, хотя мне почудилось, что сказал он это с затаенным коварством. Но пока до меня окончательно дошло, что он и не думает шутить, по всему телу растеклось приятное оцепенение, перетопившее мою тревогу в успокоительную тяжесть, от которой голова так налилась свинцом, что, казалось, вот-вот отвалится. Мозги в моей голове раздулись и стали давить на уши. Представив, как я сейчас полечу – все тело устремится вверх, а голова останется на земле, я судорожно расхохоталась.
Присев у костра, шаман наблюдал за мной со все нарастающим любопытством. А я, с трудом оторвав голову от земли, медленно поднялась на ноги. «Я не ощущаю себя собою! А кто же я?»
Попытавшись двинуться с места, я поняла, что ноги меня не слушаются, и удрученно плюхнулась на землю рядом с шаманом. Мимо меня величественно проплыло огромное дерево. Или это я проплыла мимо него?
– Почему я смеюсь? – спросила я у себя, удивляясь собственным словам. На самом-то деле я хотела узнать, что со мной происходит. Я тут же засомневалась, действительно ли я задала вопрос шаману или он только прозвучал у меня в голове? На всякий случай я подползла к шаману поближе, боясь пропустить его ответ. Но шаман молчал.
Тишину прорезал крик обезьяны, и лицо шамана напряглось. Ноздри раздулись, полные губы сжались в прямую линию. Он впился в меня глазами, которые становились все больше. В них светилось глубокое понимание и еще нежность, такая неожиданная на его суровом, похожем на маску лице.
Словно приведенная в движение неким неповоротливым механизмом, я с огромным трудом поползла от шамана подальше к огромному дереву. Мое тело вдруг стало очень пластичным, оно тянулось в длину и в ширину. Руки удлинились до невозможности, за ними стали расти ноги. Шаман неотступно следовал за мной:
– Спроси о том, что ты хочешь узнать, – сказал он, протягивая мне очередную порцию напитка.
Я попросила показать мне, где мой сын, но ничего не произошло. Я разочарованно вздохнула и приникла губами к стакану, сделала глоток, другой и затем залпом допила густую жидкость, внешне походившую на кисель, но по вкусу непонятную, имеющую привкус грибов и немного – горечи. Шаман тоже выпил свою порцию зелья и снова налил мне. Я взяла стакан и на одном дыхании выпила его, прислушиваясь к тому, что происходит у меня внутри. А внутри образовалась пустота. Меня это слегка разочаровало.
– Что я должна делать?
– Ничего, – ответил мне шаман, – просто позволь своим мыслям свободно течь.
Я усмехнулась. Легко сказать – течь свободно! У меня в голове постоянная каша. Мысли скачут, и остановить их невозможно. Из висящего на шее мешочка шаман отсыпал на ладонь эпену, глубоко втянул галлюциноген в ноздри и протянул мне. Я отпрянула от него, мне не хотелось запихивать в себя наркотик, я и так была очень не в себе. Шаман одобрительно хмыкнул и запел. Я слышала его песню в себе и вокруг себя, почувствовала ее мощное притяжение. Без тени сомнения я отпила еще из сосуда, который он поднес к моим губам. Темное варево больше не горчило.
Мое ощущение времени и пространства совершенно перекосилось. Шаман оказался так далеко, что меня одолел страх потерять его в джунглях, тем более что наступила ночь. И как только я так подумала, глаза шамана мгновенно приблизились к моим, и я увидела свое отражение в их темных зрачках.
Я протянула руку, пытаясь дотронуться до его щеки, но рука схватила листья кустарника, и в тот же миг лицо шамана исчезло, а я покинула джунгли.
Передо мной на кушетке лежала маленькая девочка. Ее внешность показалась мне до боли знакомой. И тут до меня дошло: я вижу себя в детстве. Я спала на кушетке в крошечной комнате, отделенной от спальни родителей лишь тонкой старой занавеской. Сколько мне лет? Пять или семь… Из-за занавески доносились непристойные звуки и пьяные голоса родителей: они занимались любовью. Частенько из-за этого в детстве я долго не могла заснуть и в школе, на уроках ничего не соображала. Когда в конце четверти я приносила домой свой табель, мать орала на меня:
– Ты глупая, тупая скотина!
И я верила ей, горько плача на своей кушетке.
Перед глазами промелькнула яркая вспышка. И я почувствовала себя еще меньше, здесь мне не больше года. Я сидела на коленях у папы, он ласково обнимал меня, его глаза излучали свет, нежный голос что-то шептал мне на ухо и звал за собой сквозь время. Рядом с ним, прямо на полу, сидя на корточках, моя мама с любовью смотрит на нас обоих. Я любима! – эта мысль была такой удивительной, мне всегда казалось, что родители меня ненавидят. Слезы градом полились у меня из глаз. Где-то в мозгу отбивала барабанной дробью фраза: «Я любима, любима!»
Яркая вспышка повторилась вновь, и я почувствовала, что нахожусь в теле огромного животного, я, кажется, стала львицей! Когда-то мне уже привиделось такое, я это хорошо помнила, я уже была львицей и кормила львят. На этот раз, прижав меня к земле, на мне сидел лев. В его пленившем меня теле не было ничего от насилия. Наслаждение волнами сливалось с видениями гор и рек, тех дальних краев, где обитает много диких животных. Я плясала с духами зверей и деревьев, скользя с ними в тумане мимо корней и стволов, мимо веток и листьев. Я подпевала голосам птиц, диких животных и змей. Я разделяла сны тех, кто жил со мною рядом, разделяла их с цветами, листьями и деревьями.