Нерешенная задача

Вся публика переглянулась. А Анни осторожно наступила ему на ногу под столом.

Граф фон Махель спокойно возразил, только чтобы сменить тему разговора:

– Вы, молодые люди! Вам свойственен максимализм и эмоциональность. Такие настроения сейчас очень характерны для современной молодежи, но мудрость приходит лишь с годами.

Игн возразил:

– Нет. Это не тенденция в молодом возрасте, это тенденция нынешнего времени. Просто развитие науки и культуры сейчас позволяют нашему сознанию подняться до понимания равенства всех людей на земле. У крестьянина, или рабочего, или любого другого человека такая же голова, руки, ноги, как и у человека высшего общества. Есть сердце, душа – и они совершенно одинаково функционируют в теле – у всех, без каких-либо различий! Любая батрачка на заводе, так же заботиться о своих детях и хочет видеть их счастливыми. А угнетение человека человеком происходит, как раз – таки при несовершенном и не развитом обществе. И чем цивилизованнее становиться общество, тем меньше в нем развито угнетение одних людей другими.

– Вы полагаете? – спросил граф фон Махель.

– Я в этом убежден. Когда-то процветало рабство. Развитие экономики и науки стало искоренять его понемногу.

– Но, в Америке, все еще развита политика расизма. Негры только номинально получили права. Но они не участвуют в выборах, не преподают в университетах, ни лечат белых в больницах.

– Прогресс в том, что они, хотя бы уже номинально получили права. И, почему, не лечат в больницах? Я, недавно в американском журнале прочел статью, соавтором которой был черный врач. Все совершенствуется.

Томас фон Махель, переварив слова, сказанные графом фон Кербером, вновь вступил в диалог и Анни непроизвольно приложила ладошки ко рту, чтобы не вскрикнуть – Операции на головном мозге еще же не проводятся? Откуда вы можете знать, что у бедных и богатых все одинаково?

Слова были настолько вызывающими и провокационными, что даже граф фон Махель готов был запретить такие разговоры за столом. Он громко позвал камердинера:

– Подавай, дорогой, кофе.

Но клубок продолжал катиться, распутываясь на ходу. Анни увидела, что у Игн, даже желваки заходили на лице от нетерпения.

– Нет, мозг человека мы еще не оперировали, но это не за горами. Но мозг собаки вскрывали. Притом это были как бродячие, бездомные псы, так и породистые собачки, прожившие всю свою безоблачную жизнь в богатых семьях со своими хозяевами. Эксперименты по вскрытию мозга доказали, что он у всех их одинаков. Это одно. А также, если бы вы, граф, сами, имели бы больше знаний, то наверняка, знали бы, что в истории накопилось очень много фактов, когда самые выдающиеся люди были выходцами из простых слоев населения. Ну, хотя бы, знаменитый полководец – Наполеон Бонапарт!

Взвизгнули брошенные столовый прибор на тарелку, а следом сочный баритон Томаса фон Махеля!

– Я не позволю никому!

Но договорить он не успел. Все подскочили со своих мест, кроме тетушки Анни, а граф фон Махель оказался рядом с завидной живостью и надавив ему рукой на плечо, жестко дал понять, что скандала не будет ни при каких обстоятельствах.

Сорвав салфетку с жилетки, Томас фон Махель швырнул её на стол, вывернул плечо из-под руки отца и поспешил прочь из столовой.

Игн все делал медленнее. Но в таком же раздражении. Раскланявшись и поблагодарив за ужин, он счел нужным удалиться. Анни, обескураженная, тяжело опустилась назад на стул. Граф поспешил к ней. Их глаза встретились, Анни молила извинить её за все происшедшее, считая себя виноватой, а граф молил простить его за выходку сына, которая сорвала ужин в честь помолвки.

Увидев сожаления графа, Анни успокоилась. Принесли кофе. Граф объявил о помолвке и надел на палец девушки золотое кольцо с брильянтом. Тетушка даже прослезилась. Хелен весело обняла подругу и чмокнула в макушку. Анни долго трогала это украшение, рассматривая камень. Она видела такие украшения на знатных дамах, ну, вот и она, теперь, будет иметь вещь, какую имели все дамы высшего общества. Нельзя сказать, чтобы от этой мысли она пришла в восторг, но от неё повеяло какой-то надежностью и свободой, хотя, казалось бы, наоборот, девушка связывала себя узами брака и подчиняла свою жизнь супругу.

ГЛАВА 27

Анни стала работать с Игн в больнице для бедных. Это была центральная больница города. В ней лечились и взрослые, и дети. Хелен устроилась в клинику.

Первые недели превратились в ад. Никто из них этого не ожидал. Профессия врача – самая чистоплотная и интеллигентная профессия. Но. Но к вечеру Анни казалось, что на неё налипли тонны грязи и приходя уставшей, сбитой с толку, испуганной и измотанной как физически, так и эмоционально, она просила свою тетушку выливать на неё подогретую на печи воду с ведра, забиралась с ногами в корыто и долго сидела в нем, пытаясь привести свои мысли в порядок. Единственное, что её радовало в данный период времени, от сумасшедшей суеты и впечатлений, ей некогда было и подумать о князе Артуре. Впечатления были настолько сильны и неприятны, что каждую ночь она видела сны, в которых события представлялись еще ужасней, чем в реальности. Она просыпалась с ощущением давления и негатива и избавиться от них ей было трудно в течении всего дня. А были дни, когда она была на шаг от бегства с больницы. Ей хотелось от безысходности громко-громко закричать и бежать сломя голову, в любом направлении. Только бы оставить эту больницу далеко. Она корила и линчевала себя каждый вечер, и каждый вечер думала, что завтра не найдет в себе силы появиться перед больными снова. Но на утро, проснувшись от толчка страха и тяжести ночного нервного напряжения, она сидела десять минут на кровати и понимала, что не может так поступиться своей совестью и долгом перед больными. Перед ней всплывали разные лица, в которых она каждый день и каждую минуту наблюдала муку и боль, отчаяние и призыв о помощи, надежду на человека с дипломом доктора, и спускала свои ноги с кровати, шла умываться, без аппетита завтракала и уходила из дома на работу. Каждый день ответственность, каждый день выбор между жизнью и смертью, каждый день работа мозга до полного предела в поисках ответа на поставленную задачу. И никакого шаблона, никакой «накатанной колеи». Потому что каждый пациент человек, а человек по природе своей каждый уникален и не повторим. Несколько раз у неё был срыв. Она всю ночь плакала в подушку и была уверенна, что никогда, никогда не сможет стать хорошим врачом.

Бредя вечером по улице, она заглядывала в лица прохожих, пытаясь понять, как они живут и о чем думают, потому что она ни о чем кроме болезней последнее время не думала. Глаза горя и муки, рваные раны, лужи крови, мочи, Гнойные раны, различные высыпания и слезы, покрасневшие и набухшие участки в различных частях тела у людей – все что у неё стояло перед глазами и что она не могла отогнать никакими усилиями воли. Если раньше всегда мир казался ей солнечным, светлым и играющим самыми радужными красками, то теперь все выглядело унылым и опасным. Как будто опасность и горе поджидало её за каждым углом и грозилось наброситься при первой же возможности. Она спрашивала себя каждый вечер, что случилось с её мозгом, настроением и с её жизнью. Но не могла же она думать, когда училась, что больные всегда смеются, радуются жизни и у каждого у них улыбка на лице. Не могла она думать о том, что раны или различные опухоли имеют приятный вид, гладкость и розовый приятный цвет. И не могла же она думать, что, когда принимаешь ответственность за принимаемое решение, тебе всегда становится от этого легко и радостно?!

А вчера она не выдержала вида смертельной агонии маленького, рыженького мальчика лет шести, умершего от кишечных колик и только успела спрятаться за дверью, как слезы градом полились из глаз, и она только закусила железный отрывок шланга, чтобы не завыть в голос. Там её застал Игн. Слезами она замочила ему всю рубашку, так, как только он с пониманием обнял её за плечи, она не выдержала и отпустила все свои сдерживающие потуги.

Выплакавшись, она подняла на друга свое мокрое от слез лицо и только сейчас увидела какие у Игн большие и глубокие глаза! Он сочувствовал и все понимал. Об этом можно было даже не спрашивать.

Отпустив её, он быстро накапал ей в рюмку успокоительных капель и заставил выпить.

– О, дева Мария, я никогда, никогда к этому не привыкну… – со стоном промолвила она.

Как старичок, проживший сто лет, он произнес банальную фразу:

– Человек привыкает ко всему.

– Игн, ты нормально спишь по ночам?

– Нет. Плохо, как и ты. Иногда вообще не сплю. А иногда, зная, что если сегодня не усну, то завтра мозг начнет плыть, принимаю сто грамм коньяку и тогда ложусь спать. На пол ночи хватает. И… вероятно, мужчины, равнодушнее. Ты читала, один французский ученый писал, что у мужского населения в коре головного мозга меньше центров, которые отвечают за переживания, чем у женщин. Поэтому, мужчины и могут воевать, а женщины нет. …Вероятно.

Он почему-то очень внимательно посмотрел на Анни, она так и не смогла никак трактовать его взгляд и молча вышел из кабинета. У неё быстро промелькнула мысль – Что столько лет зная Игн, она так ничего о нем и не знает. Во всяком случае, ей с ним всегда надежнее.

В больнице ей довелось близко познакомится со многими опытными хирургами. Все они были людьми такого же не знатного происхождения, как и она, но людьми, поражающими её своими энциклопедическими знаниями и изумительной памятью. В итоге, она возблагодарила деву Марию за то, что познакомилась с такими людьми. Они стали для всех молодых врачей-практикантов большим авторитетом, не только масштабом своих познаний о человеческом строении и лечения болезней, но и чувством врачебного долга и самоотдачи. И сражаясь эти три недели с собой, со своими фобиями, с болезнями, и возвращаясь с больницы домой очень поздно, она ни разу не виделась с графом фон Махелем и как будто бы забыла о его существовании вообще. Он несколько раз заезжал к ним домой, справиться о её делах, но так и не застал. Упав в сумасшедшую кутерьму непредсказуемой жизни молодого доктора, она забыла про все, все, кроме своей работы и поэтому, слова, сказанные за завтраком её тетушкой, произвели на неё эффект разорвавшейся бомбы!

– Анни, вчера заезжал граф, оставил сотни гульденов, чтобы ты купила себе свадебное платье. Ты не забыла, у тебя через два дня свадьба!

Соответственно, реакция, которую она увидела на свои слова, со своей стороны удивила тетушку. Анни сидела с таким видом, словно перед ней за столом сидела не родная тетка, а сам сатана сообщал ей известие.

– Анни, ты что? – выдохнула тетушка.

Анни и так не испытывала аппетита за последние три недели во время еды. И ела все что ей предлагали автоматически, даже не разбирая, что ест. Но сейчас ей не хватило сил ни моральных, ни физических закинуть ложку каши в себя.

Как зомби она встала из-за стола и ей показалось, что это уже выше всякого предела её сил. Эти силы просто высасывала у неё её больница. Но ей так же требовалось прилагать усилия, чтобы заставить себя сыграть роль радостной невесты и приготовиться стать женой мужчины, которого она уважала, но никак не любила. Когда момент первой брачной ночи был еще далеко. Когда руки не желанного мужчины еще не скоро прикоснуться к тебе, ты тешишь себя надеждой, что все легко и получиться как бы само собой. Но когда этот момент просто выстреливает пред тобой случившимся фактом, и ты должен мобилизовать все свои внутренние силы и справиться с эмоциями непринятия этого события душой, совсем другое дело!

Тяжело дойдя до лестницы на второй этаж, она прильнула всем своим корпусом на колону опоры между этажами и безжизненно повисла на ней, закрыв глаза, прячась от реальности темнотой закрытых глаз.

Тетушка забеспокоилась.

– Анни, тебе не хорошо?

В ответ молчание.

– Анни, что с тобой?

Молчание.

– Анни, ты выходить замуж не передумала?

Тогда Анни нашла в себе силы отрицательно закачать головой. Устало и отрешенно обернувшись к тетушке, она добавила:

– Тетя, вы же знаете мой размер. Купите мне платье сами. Я любое приму.

Удивившись, но видя состояние своей племянницы, своим внутренним мудрым житейским опытом, она почувствовала, что сейчас не время приставать с расспросами.

– Ну, хорошо, если тебе совсем безразлично как ты будешь выглядеть… Но… твою красоту, детка моя, трудно испортить.