Наследие

Медленно снимаю верхнюю одежду и двигаюсь на звук его голоса, в столовую. Братья сидят за накрытым к ужину столом.

«Алексей». – Произношу я, останавливаясь в дверном проеме. Наши взгляды со старшим братом пересекаются, его глаза впиваются в мои, в них отражаются презрение и злоба.

Не опуская взор, я произношу: «Добрый вечер, Илья».

Затем кивком головы приветствую среднего брата: «Михаил».

«Илия». – Голос старшего понизился до глухого рыка.

Обстановка накаляется, я каждой порой чувствую всю мощь ненависти Ильи ко мне. Михаил же невозмутим, как и всегда, лишь переводит насмешливый взгляд светло-карих глаз то на меня, то на Илью. Михаил всегда любил наблюдать. Воцарилась звенящая тишина. Я не знаю, чем могла бы завершиться эта ситуация, если бы в столовую не вошла молодая женщина с подносом.

«Моя жена Ксения». – Представил мне девушку Илья.

И, обращаясь уже к жене, добавил: «Можешь идти. Поешь позже».

Говорят, первый ребенок похож на отца. В случае с Ильей это абсолютная правда: из нас всех он больше всего походил на него, и не только внешне: характером, фанатичным отношением к религии, в выборе женщин. Жена Ильи была примерно моей ровесницей, значит, разница в возрасте у них довольно приличная – лет десять точно. У отца с мамой разница была в 32 года. Что ж, брату есть, куда стремиться.

Михаил вышел из-за стола и принялся расставлять перед нами пиалы с дымящимся супом. Когда все было готово, Илья произнес: «Помолимся и поблагодарим Господа за хлеб наш насущный».

После чего он повернул голову в мою сторону: «Не прочтешь молитву, Алексий?»

Смотрю на брата в упор и, стараясь, чтобы голос звучал ровно, отвечаю: «Спасибо за доверие, Илья, но за двадцать лет я, боюсь, позабыл слова».

Зрачки глаз брата сузились, верхняя губа чуть приподнялась. В этот раз ситуацию спас Михаил, с неизменной усмешкой уверив нас, что возможность прочитать молитву почтет за честь.

Не успел Илья поднести ложку ко рту, как та полетела на пол.

«Ксения!» – Заорал он.

Женщина вбежала в столовую.

«Я сколько раз могу тебе повторять, что еду нужно остудить перед подачей, заранее разложив или разлив по тарелкам!»

«Но я так и сделала…» – Ксения хотела продолжить, но пиала с супом уже запущена в нее, а мой старший брат угрожающе направляется к жене.

«Сколько раз мне тебе повторять, что еда должна быть горячей?! Я, что, по-твоему, свинья в хлеву?! Или я не заслуживаю горячей пищи, после того, как прогорбатился на всех вас целый день?!»

Тарелка со звоном разбивается о стену. Мама, зная нрав мужа, поспешно выводит нас из-за стола. Он перехватывает ее тонкую, маленькую руку и с силой сжимает запястье, причиняя боль…

Мой язык срабатывает быстрее мозга: «Сожрал бы и так, не поперхнулся бы».

Сначала Илья замирает, потом медленно поворачивает голову в мою сторону, смотрит, будто видит впервые, но губы уже расползаются в оскале. О да, он этого ждал. Брат ринулся на меня, раскидывая попадающуюся на пути мебель. Я молниеносно вскакиваю со стула. Натренированное за пятнадцать лет тело само уворачивается от летящего в лицо кулака; в это же время ладонь наносит удар-шлепок в пах. Илья сгибается пополам и сразу же получает коленом в лицо, следом – еще два быстрых, но сильных джеба, а тоби-маваши-гери отправляет его на пол.

Брат смотрит на меня снизу-вверх и хрипит, сплевывая кровь: «Наконец мужика в себе отыскал? Сейчас мы посмотрим, кто из нас мужик!»

«Братья, братья, – раздается голос Михаила, – побойтесь Бога, ну не при отце же!»

Михаил быстро приближается к Илье и шепчет тому что-то на ухо, помогая подняться. Ксения неотрывно и изумленно разглядывает меня. Я ловлю ее взгляд и теперь могу рассмотреть, насколько красива эта женщина. Мои глаза не отпускают ее, а по телу проходят горячие волны. Михаил провожает нашего брата до выхода из столовой, Ксения выходит вслед за мужем. На пороге она оглядывается, и, осознав, что я все еще смотрю на нее, поспешно и смущенно отворачивается.

Глаза неотрывно наблюдают, как удаляется ее точеная фигурка. И только после того, как силуэт женщины скрылся в темноте прихожей, до меня доходит: «Миша, а что ты имел в виду, говоря «не при отце»?»

Брат посмотрел на меня, как на несмышленое дитя: «Ну как же? Наш отец у себя в комнате, готовится к упокоению».

Только сейчас я замечаю, что в столовой нет зеркал. Ноги сразу становятся ватными. Я не знаю, зачем, но я направляюсь в его комнату. Мебели в ней нет, как и света, повсюду – зажженные толстые церковные свечи, а посреди стоит черный, лакированный, открытый гроб. Он лежит в нем со скрещенными на груди руками.

Слышу позади шаги Михаила.

«Вы с ума сошли?» – Хрипло задаю вопрос, оглядываясь на него.

Я готов поклясться – в этот момент глаза среднего брата сверкнули красным в темноте.

Глава 3. Загадка мертвеца

Я лежу на кровати в комнате, которая раньше отводилась мне. Признаться, я удивлен: за двадцать лет в ней ничего не изменилось. Та же мебель, ее даже не переставляли; стены мрачного серо-синего цвета, да и запах остался прежним. Не смотря на всю убогую аскетичность пространства и унылые краски, с этой маленькой частью дома у меня связаны хорошие воспоминания. В те вечера, когда его не было, Аня и Катя любили заходить ко мне. Мы обожали играть в жмурки. Забава была того веселее, что от ведущего очень сложно было увернуться – размер комнатушки не позволял. «Ваде» всего лишь следовало пошире раскинуть руки и двигаться на звук. Задачей остальных было этих самых звуков не издавать и, по возможности, застыть. А еще лучше, где-нибудь спрятаться: за занавеской или просто залезть на кровать. Не смеяться было трудно, особенно, когда Катя водила. Она смешно оттопыривала живот, нарочно косолапила, и пела «песню медведя»: «Мишка по лесу идет, мишка ягодки найдет, мишка ягодки сорвет, и детишек позовет. Дети малые придут, с мишкой зиму проведут».

Вдоволь наигравшись, мы падали на кровать, и мечтали, кем станем, когда вырастем. Катя хотела «о животинках заботиться», Аня – помогать Кате, а я был уверен, что стану летчиком. Заберу маму и сестер, и мы улетим туда, где мама будет печь свои изумительные творожные лепешки только для нас и где живет много разных животных, которых обязательно надо очень часто чесать и гладить. Потом приходила мама и пыталась уложить нас спать. Мы просили рассказать сказку, а она делала вид, что сердится, ведь время позднее. Но сказку всегда рассказывала. И всегда новую…

***

Меня разбудил глухой стук, доносившийся снизу. Я посмотрел на часы: 1:11. Надо же, даже не заметил, как вырубился, хотя был уверен, что не смогу уснуть так близко от его тела в гробу.

Стук усиливался. Не хотелось бы, но надо пойти посмотреть, в чем дело. Может, форточку не закрыли, тогда так и до утра простучит.

Я вышел из комнаты и спустился на первый этаж, покосился туда, где лежал труп. Хорошо, Михаил догадался закрыть дверь. Теперь виден только слегка мерцающий свет свечей, мягко струящийся из-под щели между дверью и полом.

Периодичные удары доносились из столовой. Действительно, форточка нараспашку. Я направился к окну, но закрыть не успел. Сзади послышался легкий звук шагов, и в этот же момент тонкие нежные руки обняли меня за плечи: «Лешенька, сынок…»

Я резко обернулся, сзади стояла мама.

– Мамуль, как ты тут…как такое возможно? – Обнимаю ее крепко-крепко, как в детстве. – Мамочка, я так скучал. Мам, я так виноват!

Она ласково смотрит на меня, потом прикладывает палец к губам, тем самым прося помолчать.

– Очень мало времени, сынок. Ты должен вспомнить, почему отец стал таким…

– Уродом?

– Нет, сыночек, пожалуйста. Вспомни, когда и как он обратился к вере? Почему стал таким религиозным? Вспомни, с чего все началось, это очень важно!

Из прихожей раздался скрип открываемой двери… но не входной. Господи, не входной!

Пытаюсь взять маму за руку, но пальцы сжимают воздух: «Вспомни!»

Я слышу звук шаркающих шагов. Он приближается. Оно идет прямо в столовую, прямо ко мне. Я каменею от ужаса. Ближе. Сердце пропускает удар, легкие опять отказываются дышать. Я не могу пошевелиться, ноги будто одеревенели.

Сначала снизу показалось пол стопы со скрюченными пальцами, потом костлявая, трясущаяся рука серо-синюшного оттенка взялась за косяк. Медленно, еле переставляя ноги, он полностью показался в дверном проеме. Голова низко опущена, спутавшиеся седые волосы закрывают лицо. Это идет прямо ко мне, неотвратимо.

Я не могу пошевелиться, не получается даже закрыть глаза. Не доходя до меня буквально трех шагов, он останавливается и чего-то ждет. Неожиданно настолько резко вскидывает голову, что я слышу, как хрустят его шейные позвонки. Абсолютно белые, выцветшие глаза уставились на меня, верхняя губа приподнялась, обнажая зубы. Невероятно большие, особенно клыки.