Лучшая парочка сезона

– Вот ублюдки жадные!

– Да. Моя мать аж плакала!

– В общем, видели деревенских вчера у нас в посёлке, – подвел итог Борюсик – пятнадцатилетний прыщеватый оболтус, большой любитель подраться.

– Ясно, – понимающе покачала я головой. И предложила ещё подумать. Подождать, когда появятся улики, что ли, какие-нибудь. Или доказательства. Или дотерпеть до того момента, когда бдительные дачники застигнут ворюгу на месте преступления. Вот тогда и идти биться.

Но наши слушать не стали.

– Да чего ты своих дружков деревенских всё защищаешь? – в один голос загундосили они. – Какие ещё нужны доказательства? Чего ловить, и так всё понятно!

Но чувствовалось, что хоть и настроены парни и девчонки решительно, идти бить деревенских им всё-таки страшновато. Или ещё не появилось того стопроцентного боевого задора, когда моря и океаны становятся по колено.

Так что я ушла, а они продолжали митинговать. Но дальше моста никуда не двигались. Обсуждали события и возмущались.

Глава 3

Правда о ворах настоящих

Я знала, что говорила. И деревенских защищала тоже не зря. Вернее, я их даже не защищала – чего невиновных-то защищать? – раз и так ясно, что они ни при чём.

Дело в том, что именно я, Варя Тобольцева, знала преступников. Да, я их знала в лицо. Вот!

Это были соседи. Наши соседи со стороны «курятников» – именно они промышляли воровством с участков.

Всё-таки хоть чем-то полезным ознаменовались мои ранние-преранние подъёмы – я одна владела информацией.

Если рано – так, как я, – подняться, махинации воришек можно проследить. Надо только осторожно стоять возле нашего забора и смотреть в большую щель, которая образовалась между разошедшимися досками. Выходит бледным утречком из своего чахлого дачного домишки Парасолиха (так прозывается соседка – жирная, но шустрая, как электровеник, тётка), берет пластмассовое ведёрко блёклого такого, маскировочного цвета, одевается сама эдак неброско, командует «Вперёд!» своему Парасолу (по фамилии они Парасоловы, – значит, муж её, Парасолихи, и будет Парасол), и тихонечко так пробираются они на чей-нибудь участочек.

То есть не на абы чей – а на такой, где выросло что-нибудь необыкновенно урожайное и качественное: клубника, черешня, вишни, огурчики… И ещё, конечно же, хозяев этого самого участка не должно быть дома. А для этого Парасолиха с Парасолом весь вечер туда-сюда вдоль и поперёк дачного посёлка мотаются, очень ненавязчиво заглядывают за заборы, высматривают, выведывают. Тоненьким дружелюбным голосочком Парасолиха выспрашивает у наивных дачников: «А когда ж вы домой, в город, поедете? А когда же вернётесь?» И быстренько тут же то на погодку, то на международное положение сворачивает. Люди рассказывают про свои урожаи, выдают секреты, кто когда уедет и вернётся, – так что Парасолам и карты в руки.

Наступает утро. Кого надо, они уже выследили, нужные объекты наметили. Умело и осторожно Парасолиха со своим Парасолом забираются на оставшийся без хозяев участок, под покровом утреннего тумана обрывают, что им надо, – и вот товар для продажи на придорожном рынке готов! Лучшее они, конечно, оставляют себе, любименьким.

А иногда и в самый полдень, когда стоит звенящая жара и нестерпимо палит солнце, загоняя всех в дома или под навесы и заклеивая сладкой дрёмой и ленью глаза, Парасольчики аккуратно повторяют свои дерзкие вылазки.

Они ещё ни разу не попались!

На них никто на думает!

Только я – я одна о них знаю!

Разумеется, мне никто не верит. Особенно не верит бабка моя. Потому что никому, кроме неё, я о своих наблюдениях так и не рассказала. Ей вот сдуру ляпнула. И теперь жалею. Бабенции моей даже доказывать бесполезно. Не верит, что они воры, – и вот хоть ты на молекулы разложись! Хотя она поднимается ещё раньше меня. Я поэтому вот и думаю: неужели ей ни разу не удалось увидеть их сборы в поход? Ведь не обязательно даже в щёлочку заглядывать – нужно только пройти вдоль нашего забора дальше. Он там перестаёт быть сплошным, тесовым, обычный штакетник начинается, а через него всё хорошо видно. Неужели она не замечала, как крадутся они вдоль забора, стараясь не попасться ей на глаза? Мне-то они попадаются.

Правда, я прячусь ещё похлеще их. И, бывает, слежу за Парасолами до самого их объекта. Может, моя бабка их покрывает? Может, она с ними «в доле»? Вряд ли. Вторую такую принципиальную бабку ещё поискать. Она воровать не станет. Предпочитает деньги горбом зарабатывать. Своим и моим.

Но ничего. Я докажу. Я выведу их на чистую воду! И пусть моя месть сейчас пока такая слабенькая и дохленькая. Я обязательно придумаю что-то грандиозное, феерическое и, главное, заслуженно-справедливое. Чтобы Парасоловы поняли – их воровская лавочка закрывается навсегда! А пока же я так, по мелочи, их донимаю: в прошлом году, например, с дрожжами гениально дельце провернула. Мне понравилась их весёлая беготня (весело, правда, было только мне).

Да и в позапрошлом году я тоже ничего, хорошую взбучку-нахлобучку им устроила – когда, проследив за Парасолищами до участка, на котором уродились роскошные вишни и хозяева которого приезжали только на выходные, я заперла воришек, защёлкнув на калитке навесной замок. Они думали, что самые умные – к замку ключик подобрали, но сам замок, открыв его, для конспирации повесили на воротах: типа, всё как и было, всё закрыто, шито-крыто! Ох, они и прыгали, когда, набрав по ведру вишен, собрались выйти! Высокая калитка-то не поддавалась! Замочком она снаружи-то оказалась закрыта! Так и пришлось им, взбрыкивая задницами и подсаживая друг друга, корячиться и забираться на забор. Уже на дороге, спрыгивая, Парасолиха угодила ногой в ведро – и вишни, роскошные чёрные вишни, рассыпались по пыльной дороге!

Какой подзатыльник влепила она за это своему Парасолу! Как резво он ползал, подбирал из пыли вишни! Каким галопом неслись они до своего дома! Я следила за парочкой воровских пенсионеров, перебегая от куста к кусту. И ка-ак свистнула неожиданно на повороте – Парасол тут же из своего ведра от испуга вишнями сыпанул. Полведра, наверное, просыпал. Ну как же, подумали оба, наверное: заметили! догоняют! конец бизнесу!

Шпарили они к своей даче широкими скачками – спортсмены такому мастерству позавидовали бы. И больше недели не выходили на промысел. Потом всё же жадность победила. Выползли. И никто их не искал, санкций не предъявлял… Бизнес у них был хороший, цветущий-растущий такой бизнес. Молодые пенсионеры Парасоловы не бедствовали. На рынке их видели регулярно, называли энтузиастами и тружениками – причём особенно те, у кого с участков они и таскали.

За это лето я уже несколько раз слышала, как вместе с другими дачниками Парасолы негодовали на то, что в посёлке процветает беспардонное воровство с участков, как ругали молодёжь – и поселковую, и деревенскую, которая, конечно же, и таскала выращенное непосильным трудом, для чего и собиралась в группы тёмными ночами… Слушать этот бред было обидно. Но и доказать обратное не было возможности.

А хотелось. Очень хотелось. Потому что справедливость должна торжествовать. И теперь вот, значит, дело вот-вот дойдёт до драки. В результате которой нашим, конечно, наваляют так, что мало не покажется. А деревенские, которых подозревают ни за что, справедливо обидятся. А потому тех, кто возвёл на них напраслину, будут бить особенно тщательно.

Стоп! Деревенские… Им же тоже надо сказать, что о них думают у нас в посёлке. Вернее, не то чтобы просто сказать, а спросить, как там всё обстоит на самом деле. Они это по дачам шныряют или не они? Может, кто-то работает параллельно Парасоловым? Выяснить, всё обязательно надо выяснить!

И я, проигнорировав уборку на участке, помчалась обратно в Листвяны. На мосту уже никого не было. Я даже испугалась – битва или уже началась, или вот-вот начнётся.

Но всё было тихо. А наши перебазировались на пляжик. Я помахала им с моста. Те, кто меня разглядел, махнули мне в ответ. И я наладилась к деревенским.

Страшный, который первым попался мне по дороге, услышав мои вопросы, обиделся. Он как раз и общался с тем парнем, который недавно появился в деревне и на которого наши тут же подумали, что он вор. Так что за эти обвинения Страшный сам готов был накатить кому-нибудь в лоб. Но я попросила никому ничего не накатывать.

– Делать нашим больше нечего! У нас у самих этого добра на огородах растёт – хоть обожрись! – гневно заявил Страшный. И плюнул так далеко, что плевок мелкодисперсно растворился в воздухе.

– Я понимаю… – кивнула я.

Но Страшный решил, что я ему не верю. И обиделся ещё сильнее.

– Да я пойду сейчас всех наших найду, блин! – зло сказал он. – Я со всеми поговорю. И если ваши за базар отвечают, то…

«А наши и сами не знают, отвечают они за этот самый базар или нет!» – подумала я.

Тем временем Страшный поддёрнул широченные штаны, доставшиеся ему явно с чужого, если так можно выразиться, плеча, крякнул и быстро покатил свою тележку по дороге.

– Ты на огороде? – спросил у меня напоследок. – Мы к тебе придём.

А на огороде по-прежнему была моя неутомимая бабуля. Она вскапывала грядку под свежую петрушку, которую снова собралась сеять – очень уж зелень хорошо на рынке продавалась, а предыдущую партию она уже всю сорвала.

Эх, зря я ей про Парасоловых опять пластинку завела! Бабка бросила лопату и принялась на меня орать.

– Кто – «воры»? – вопила она, надвигаясь. – Соседи наши? А ты видела? Видела, я тебя спрашиваю?

– Видела!

– Где?

– Следила! Специально!

– А поймала?

– Не поймала… – Да, тут бабка, как я и думала, права.

– Не поймала… А ты знаешь, Варька, что, по русской поговорке, кто не пойман, тот и не вор? Так что пойди докажи! – Бабка наконец остановилась и упёрла руки в бока. – А ещё лучше, не связывайся.

– Но они же…