Английский дневник

– А что там? – не понимаю я.

– Там мои фотографии. Я рекламирую одежду.

Она вешает трубку. Я даже не успеваю спросить, как она и где.

Я тут же одеваюсь и иду на Хай-стрит, чтобы купить газету. Разворачиваю и вижу – на целый разворот The Sunday Times в разных нарядах – наша Ира! А внизу подписано: «модель Ирина С.» И это не где-нибудь, а в одной из самых известных газет мира.

Вспоминая эту историю двадцать лет спустя, я до сих пор не могу понять, для чего Андрею все это было нужно. Возможно, это была замысловатая месть за хитрость Гии, проявленную в отношениях с Андреем в последние годы. Но не слишком ли жестко? Или помогая девушке, с которой пересеклись наши дороги, он просто ограничил предел помощи? Кто знает. Но когда я думаю об Ире, то понимаю, что мы помогли ей начать новую жизнь, и со временем у нее все получилось.

Лет через пять я случайно встречаю ее на вокзале Виктория, когда выхожу из поезда, в котором, как оказалось, мы ехали вместе. Неужели это Ира? Я догоняю ее, но мне кажется, что она заметила меня еще в поезде и торопилась, желая избежать встречи.

– Ну, как ты? – мой первый вопрос.

Она повзрослела, но не менее привлекательна.

– Все хорошо. Работаю в модельном агентстве в Лондоне. Замуж вывожу, – глаза светятся радостью, но я вижу в них затаенную обиду.

– А откуда ты ехала?

– У друзей была в Маргейте.

А, вот почему мы оказались в одном поезде.

Я не спрашиваю номер ее телефона. Мы обе понимаем, что эта страница жизни уже перевернута.

С тех пор следы ее потерялись… Интересно, как она?

А Гия через несколько лет внезапно умер. Ему было всего сорок два. Инфаркт…

Паркетный пол

Не знаю, как вам, но мне к началу девяностых паркетные полы изрядно поднадоели. Другое дело ковры на полу – мягкие, пушистые, цветные, гладкошерстные. В Англии они меня удивляют и покоряют. Это высшая степень комфорта и уюта!

И у нас в бродстеирской квартире ковры. Ну, может, не роскошные, но от плинтуса к плинтусу.

И все же, мне интересно, почему в Англии практически нет паркетных полов. Может быть, ковры – это не только уют, но и мода? Все гораздо проще: леса давно вырубили, и своей древесины нет. А все, что импорт – очень дорого. Так что у англичан паркет – предмет роскоши. Вот, пришло время пересмотреть свое отношение к отечественным полам. Как-никак, а в большей части квартир они были паркетные.

Ковры, полученные с квартирой, конечно, староваты, и не мешало бы их обновить. Мы это и делаем: меняем ковры в двух гостиных. Ну вот, новенькие, серо-голубые, ворсистые. В передней оставляем старое половое покрытие. Все-таки с улицы придешь, натопчешь. Хотя даже в непогоду невозможно принести в дом грязь. Так везде чисто.

Когда моя ковровая влюбленность остывает, я начинаю видеть все их недостатки. Впитывают пыль, покрываются пятнами, притаптываются и вытираются. А если что-то пролить, то совсем катастрофа. Наверно, паркет все-таки лучше, как-то практичней. Но у нас ведь ковры…

А тем временем в моду стремительно входят деревянные полы. Англичане делают ремонты, выбрасывают старые ковры и стелют на пол все тот же паркет. Нет, извините – ламинат. Но что это такое? Возможно, это какой-то новый загадочный вид паркета. Может быть, это «паркет» на английском языке?

Заглядываю в словарь. Естественно, такого слова нет. Но что же это? Отправляемся в магазин смотреть и щупать.

А, так ламинат – это пластик! Просто пластик под дерево. Прочно, дешево и надежно. Может, и себе такое сделать в передней? Но эта вялая мысль покружила и улетела далеко-далеко.

Тем временем, пока наш сын на занятиях в школе, мы с Андреем иногда гуляем по окрестностям. Он ищет новые места для этюдов, чтобы писать на пленэре. Я просто изучаю окрестности.

Все наши прогулки, в основном, вдоль моря. Пойдешь направо – попадешь в Рамсгейт, налево – в Маргейт. Можно и в третью сторону пойти, если стать спиной к морю. Но там гулять неинтересно: в основном, поля с цветной капустой и дороги.

Итак, до Рамсгейта минут тридцать пять быстрой ходьбы. Можно идти вдоль моря, но только на отливе. А если идти верхом через парк и по набережной, то в конце пути перед вами откроется живописная гавань с белыми яхтами. А из гавани – чудный вид на небольшой городок. Именно в Рамсгейте какое-то время жил Ван Гог и раз в неделю ходил пешком в Лондон, чтобы посмотреть на дом своей возлюбленной. Представляете, сто двадцать семь километров!

А вот Маргейт от Бродстеирса значительно дальше, чем Рамсгейт. Эту дорогу мы еще не обследовали. Но мы не ставим себе цель дойти до Маргейта. Просто гуляя, идем по дороге, ведущей в Маргейт. Мы пересекаем Хай-стрит, идем по Альбион Роуд и дальше наверх, где дорога еще пару раз меняет свои названия и плавно перетекает в Норс Фореленд Роуд. Здесь начинаются самые дорогие дома Бродстеирса. Это не просто большие дома, а целые усадьбы с огромными коттеджами, гаражами, парками. Здесь спокойно, тихо и респектабельно.

Внезапно с правой стороны дороги частные дома обрываются и начинаются деревья с кустарником. Андрей останавливается и заглядывает за деревья. Там виднеется какое-то большое строение, не похожее на частный дом. Интересно, что это такое.

Мы сворачиваем с дороги, проходим сквозь кусты и деревья и видим белое старинное здание, у которого двери и окна первого этажа заколочены фанерой. На первый взгляд, это заброшенная старинная усадьба. Над ней хорошо поработали местные вандалы. На белых стенах граффити, повсюду валяются куски черепицы, разбитые стекла, остатки стульев, металлических кроватей и всякий мусор. А клумбы и газоны все заросли сорняками.

В середине девяностых в местности, где мы поселились, много заброшенных домов. Это последствия экономического кризиса восьмидесятых. Некоторые из таких домов выставлены на продажу. Но даже за бесценок подобную недвижимость трудно продать. Большинство же хозяев ждет лучших времен, чтобы отремонтировать свой дом и продать с выгодой. Такие дома за их внешний вид англичане называют eye sore – бельмо на глазу. Мало того, что они неухоженные и часто полуразрушенные, их еще варварски уродуют подростки.

Мы стоим и смотрим на когда-то роскошный дом викторианской архитектуры. На черные глазницы его оконных проемов, на разбитые балюстрады террас, на проломленную крышу, где выросли деревья, на разрушенные ступеньки и обвалившееся берсо. К дому примыкает еще несколько построек, соединенных между собой. Мы ходим вокруг и видим старые конюшни, пустой бассейн со вспученной керамической плиткой, оранжерею и вагончикибытовки. Что же это за постройка и почему она сегодня в полном запустении?

Я опять иду в библиотеку и после небольших поисков нахожу историю белой усадьбы. Оказывается, что это здание Колледжа Святого Стефана, частной школы для девочек. Первоначально эта школа была основана в Виндзоре в 1867 году монахинями англиканского ордена. Затем переехала в Фолкстоун, а уже после войны в 1946 году переселилась в Бродстеирс, где оставалась вплоть до своего закрытия в 1991 году. В действительности, здание было не старое и никак не викторианское. Хотя, кто знает, может быть, оно было построено задолго до того, как там разместился Колледж Святого Стефана? Таких подробностей я не нахожу.

Через пару дней мы снова приходим к Колледжу. Это место тянет как магнитом. Обходим все постройки и с обратной стороны возле оранжереи видим, что фанера, которой заколочена боковая дверь, оторвана и приставлена обратно на место. Вокруг ни души, а что же внутри дома? Мы отодвигаем фанеру и осторожно проскальзываем вовнутрь.

Мне немного страшно. Я уже давно вышла из того возраста, когда тянет полазить по развалинам. Но любопытство побеждает.

Здание в середине полностью разгромлено. Всюду разбросаны какие-то вещи, книги, тетради, перевернуты столы и стулья, словно люди в спешке покидали это место.

Андрей проходит вперед и скрывается в конце коридора.

– Иди сюда, – зовет он.

Я иду вслед за ним и оказываюсь в большом зале с настоящим деревянным паркетным полом темно-вишневого цвета. Здесь, по всей видимости, была столовая или актовый зал, или и то и другое вместе. В некоторых местах паркет сорван, и паркетины в беспорядке валяются на полу.

Андрей поднимает с пола одну досточку и внимательно ее осматривает. С обратной стороны на ней толстый слой смолы.

– Смотри, это же настоящий паркет! Ты знаешь, сколько это сегодня стоит? Да ты такой паркет в Англии сегодня нигде не купишь.

Что правда, то правда. Но я и не собираюсь его нигде покупать.

Но Андрей продолжает рассуждать вслух:

– А что если нам набрать этого паркета и постелить его у нас в холле? Смотри, он отлично укладывается. Смолу растопим обдираловкой для окон, – так на нашем семейном языке мы называем прибор для снятия старой краски.

– Ты что? Это ж сколько надо паркета, ты представляешь?! – затея кажется мне нереальной. – А если нас здесь застанут за этим занятием?

– Да ты посмотри, вот иди сюда, здесь паркета уже нет. Не мы первые, не мы последние. Это ж, сколько добра пропадает!

Он тащит меня в дальний угол, и там действительно часть паркетного пола уже снята.

– Но он же грязный и какой-то черный, – я продолжаю сомневаться.

– А мы его отциклюем, покроем лаком. Он будет как новенький. Вот увидишь. Весь этот цвет уйдет. Его просто когда-то мазали темной мастикой.

У меня с собой имеется большой пластиковый пакет. Я протягиваю его Андрею, выражая таким образом свое согласие на сомнительную авантюру. Мы быстро набрасываем в кулек паркет и идем домой.