Клеймо дьявола

Там, на улице, светит солнце. Распустилась яблоня, и пахнет так вкусно. На улице легко дышать и можно смотреть на облака. Или через дырку в заборе, которая сразу за кустом смородины.

Бжж! Бжж! Бжж! – муха все долбится в стекло.

«Интересно, не болит ли у нее голова?» – думаю я.

И тут меня поднимает за ворот платья неведомая сила. Встряхивает так, что зубы стукаются друг о друга. Я прикусываю щеку изнутри. Вкус крови.

– Негодная девчонка! – прямо мне в лицо шипит мать.

Такой разгневанной я вижу ее впервые. Она могла прикрикнуть на меня, если я путала буквы. Могла больно дернуть за руку, когда я забывала слова молитвы. Могла так посмотреть на меня, когда я глядела на других детей, что мне хотелось тут же скрутиться в комочек и спрятаться в углу своей кроватки.

– Чем ты занимаешься?

От страха я забываю слова. Просто стою и моргаю, чтобы не заплакать.

– Я тебя спрашиваю? – Мать хватает меня за руку, сильно сжимает и тормошит.

– Муха, – выдавливаю я из себя, тыча пальчиком в окно.

– Ах, муха! Муха, да? Да как ты смеешь во время молитвы думать о какой-то мухе?

Она тащит меня через комнату к столу. Там стопочкой лежат книги. Я почти бегу за ней на цыпочках, потому что моя рука все еще зажата в ее руке. Я чувствую, что сейчас случится что-то плохое. Дети всегда чувствуют, что случится что-то плохое. Но иногда родители делают так, что плохое не случается.

Меня выпускают, и я хватаюсь за предплечье, которое очень болит. Но глаза мои неотрывно следят за матерью. Вот она раскрывает Библию и вынимает закладку. Длинную плоскую деревяшку с цифрами и черточками. Позже я узнаю, что это школьная линейка.

– Вытяни руки! – командует мать. – Ну!

Ничего не понимая, я выполняю команду. Может быть, она заставит меня читать?

Резкий взмах, и линейка опускается на тыльную сторону моих маленьких ладошек. Больно! Я инстинктивно прижимаю руки к груди. А еще я описалась. Мне всего четыре.

* * *

Чашка согревала застывшие пальцы. Рассказывать о своих воспоминаниях оказалось мучительно. Лина старалась не смотреть на Валентина Игоревича. Она пригубила уже полухолодный чай. Он оказался очень терпким, чуть вяжущим на языке. Легкий аромат древесины и привкус какого-то фрукта.

– Это был единственный случай, когда вас наказали? – Валентин Игоревич делал какие-то пометки в своем блокноте.

– Ну что вы? – криво улыбнулась Лина. – Разве это можно считать наказанием?

– А разве нет? Наказание, и не совсем соразмерное с «виной». Маленьким детям свойственно отвлекаться. Они познают мир. Вы ведь понимаете, что не совершили ничего плохого?

– Я поняла это не сразу. Уж точно не в четыре года. Тогда я очень и очень старалась вести себя хорошо. Чтобы не прогневать Бога и мать. Но Богу было на меня плевать, а мать я подводила часто.

* * *

– Прямо напротив нашего двора, на пыльной дороге играли девочки. Они были старше меня, наряднее, веселей. Я стояла у калитки и подсматривала за ними через щелку.

На них были такие красивые яркие футболки, юбки из джинсы и шорты. Загорелые до черноты, растрепанные и даже стриженые, они прыгали через резиночку. Я понятия не имела, как называется эта игра. Две девочки стояли напротив друг друга, и на их ногах была натянута резинка для белья, образуя четырехугольник. А третья скакала, стараясь не задеть резинку, громко выкрикивая слова считалочки.

При каждом прыжке поднималась пыль. Юбка подлетала вверх, задираясь до бедер. И никому не было до этого никакого дела. Никто не кричал на них, никто не запрещал веселиться. Как я хотела оказаться по ту сторону забора и так же весело и крикливо скакать через растянутую резинку!

Игра так увлекла меня, что я тоже стала прыгать. Представила, что я и не я вовсе, а вон та девочка с коротким хвостиком в футболке с картинкой и красных шортах. У нее получалось прыгать лучше всех.

В конце концов меня заметили. Девчонки на минуту сбились в стайку и о чем-то пошептались. Потом к забору подошла та самая девочка, которая мне понравилась.

– Привет, – сказала она.

– Здравствуйте, – сказала я.

Именно «здравствуйте», потому что меня не учили говорить с другими детьми, а взрослым я говорила только так.

– Пойдем с нами.

Я оглянулась на дом. Никто и никогда меня никуда не звал. Все, что было за пределами забора, – чужое. Там нет ничего хорошего. Следовательно, делать нечего на улице. Тем более маленькой пятилетней девочке в глухом длинном платье и уродливых разношенных кроссовках.

– Идем, нам нужен еще человек, чтобы мы с Катькой могли вместе прыгать, – звала меня девочка.

Мне так хотелось хотя бы просто подержать на ногах эту резинку! Так хотелось, что я потянулась к засову и открыла его. Мое сердце колотилось. Радость от предстоящей игры накладывалась на страх. Я жутко боялась разозлить Бога своим поведением.

Но ведь вот передо мной девочки, которые играют, и с ними ничего плохого не происходит. Раз могут они, то могу и я.

Это был мой первый шаг за забор без ведома родителей. Я вышла на улицу, прикрыв за собой калитку. Красивая девочка взяла меня за руку и повела к остальным. Меня! Малявку для них приняли в игру!

Резинка впилась мне в лодыжки. Я старалась стоять смирно, чтобы она не слетела. Завороженно смотрела, как Катя и Лена ловко перепрыгивают через «ограждения», высоко задирая ноги. Тогда мне казалось, что они какие-то высшие существа. Такие сильные, такие взрослые, так у них здорово получается перелетать с одного края резиночки на другой. Я понятия не имела о слове «синхронность», но видела ее и стояла с открытым ртом.

– Хочешь попробовать? – спросила запыхавшаяся Лена.

Я хотела! О, еще как! Лена заняла мое место, опустив резиночку совсем низко. Катя встала на другую сторону. Третья девочка, немного полноватая Таня, медленно показала мне, как нужно прыгать.

– Только тебе платье мешать будет, – авторитетно сказала Катя.

– Ну ты его чуть подними, – посоветовала Лена.

– Как? – Я смотрела на нее во все глаза.

– Вот так! – Таня взялась за подол своей юбки и потянула его вверх.

Юбка задралась выше колен, а девочка, весело смеясь, начала скакать. Ее ноги мелькали, хвостик смешно подпрыгивал, падая на плечи.

– Давай, – сказала, попрыгав, Таня.

Я ухватилась за платье и потянула наверх. Еще никогда мои ноги не были обнажены настолько где-то, кроме бани. Стоя у края резиночки, я сосредоточилась, готовясь к первому в своей жизни прыжку. В своих мыслях я была грациозна, хотя этого слова я тоже еще не знала.

Прыжок вышел нелепым. Я наступила на край резинки. В настоящей игре это означало, что мое место должен занять следующий. Но девочки уже напрыгались или им было жаль маленькую зашуганную меня. Мне дали еще попытку.

– Раз! Два! Три! – считала Катя мои прыжки.

Прыжок. Правая нога в круг. Прыжок. И левая нога в круг. Прыжок. Правая из круга. Прыжок. Левая из круга.