Ба

– Может, блог заведёшь? От имени чувихи из девятнадцатого века. Не уверена, что идея топовая, но оригинальненько.

– Не хочется, – нахмурилась я. – Просто хочу спросить… это же не странно?

– Да забей ты! – Саша явно хотела переключиться на другую тему. – Твои мысли – это твои мысли, и всё, что происходит в голове, нормально. У меня тоже иногда такая каша в мозгах, что сдохнуть хочется… Предкам не говорила?

– Не, а то отправят лечиться.

– Ну и правильно, – улыбнулась Саша и запульнула остатки мороженого в выключенный фонтан.

***

«То есть за небом есть космос?» – спросила Алёна, когда я каталась на велосипеде в ясный летний день.

«Давно тебя не было слышно, – усмехнулась я. – Но да, там бесконечный-бесконечный космос. Ты же и в школе со мной это слышала».

«Да в школе одни формулы, которые ты не знаешь, а за ними я и не поняла ничего», – ехидно заметила Алёна. Её деревенский говор постепенно исчезал, голос становился менее визгливым и всё более похожим на мой обычный внутренний голос, который я слышала, когда, например, читала.

«Ну, и в кино постоянно об этом говорят… Все это знают», – напомнила я.

«И люди летали на звёзды?»

«Нет, – вздохнула я, глядя на пушистые облака. – Звёзды слишком далеко. На орбиту Земли выходили и на Луну вроде бы высаживались».

«На Луну? – ахнула Алёна. – А как туда попасть? Поехали, а? У тебя проездной с собой?»

«Надоела ты мне, – вздохнула я. – Ты дальше Твери не уезжала, какая тебе Луна? Туда просто так не попадают».

«Думаешь, я не хотела? – с обидой спросила Алёна – Думаешь, крепостную девку отпущают по заграницам? Эх, дура ты, Илона! Имя басурманское, в церкви православные не ходишь, вот и дура!»

Я лишь закатила глаза и быстрее закрутила педали, рассекая велосипедные дорожки в парке. Месяц уже я не «разговаривала» с Алёной, и вот опять. Пора было начинать беспокоиться о здоровье.

«Да пожила бы ты в моей шкуре, а я в твоей! – не унимался голос Алёны. – Поняла бы какого! У тебя всё есть! Ты сыта, одета, можешь учиться столько, сколько мой батя не мог! А он самый учёный на деревне, с двумя классами приходской школы! Я, может, всю жизнь мечтала из деревни уехать да наукам учиться!»

«Что за бред, – я пыталась выключить голос Алёны, но не выходило, – не ты ли недавно говорила, что женщина вообще не нужно писать и считать?»

«Так мне сызмальства это говорили, я и верила! Не знала, что по-другому то бывает. А ты знаешь и просиживаешь штаны за своими сериалами, прости господи Иисусе!»

«Заткнись! – внутренне крикнула я. – Просто заткнись! Реально как бабка старая талдычишь у меня над ухом! Достала!»

Кажется, голос Алёны исчез, и я вздохнула свободнее, вдыхая аромат летних цветов. Я надеялась забыть воображаемую родственницу как психоделический сон.

***

Тем летом мне несколько раз снились ужасные, пережимающие горло сны. Я пыталась избавиться от голоса Алёны в голове, думая, что схожу с ума, но вместо этого стали приходить кошмары.

Мне виделось, что я просыпаюсь в темноте душной избы, что грязные руки вытаскивают меня из кровати и сдёргивают ночную рубашку, натягивая другую из колючей ткани, а поверх – сарафан до земли. Сколько мне лет? Пять? Десять? Двадцать? Я не могла понять.

– Ребята, бежим, она с пустыми вёдрами! – слышала я крик разбегающихся мальчиков. На моих плечах коромысло, тяжелое, как шкаф. Я опускаю вёдра в колодец и вижу в глубине неверное отражение бледной девушки с длинной косой.

– Где ж тебя черти носят? – с недовольством говорит женский голос дома. Неприятно пахнущая полная женщина месит тесто на кухне, в углу которой играет три маленьких ребёнка. – Покорми дитяток. Своих не нажила, так за моими походи.

Почему-то мне очень больно и стыдно, и я плачу, пока меняю пелёнки маленьким детям, а затем стираю их на улице. Промозглый дождь, ледяная вода в тазу, дрожащие и стёртые в кровь руки – не могу понять, это я управляю телом или кто-то другой.

А теперь ночь, и вся деревня идёт по морозу на рождественскую всенощную молитву в церковь. Та женщина с кухни опять кричит на меня и тащит за локоть. Я вижу освещённый огнями храм и непроницаемую пустоту темноты вокруг. За церковью пустое зимнее поле, чёрное, словно космос.

В церкви – прихожане со всего уезда, некуда встать. Грубая женщина протаскивает меня и несколько детей в угол, и я топчусь на чьих-то ногах. Священник читает непонятные молитвы, и все мы по команде крестимся, повторяя отдельные слова, словно заучивая стихи.

Вдруг чьи-то руки проникают под мою овчинную куртку и шарят по животу, груди, ногам. Я чувствую мужской смех позади и хватаю женщину, с которой пришла, за руку, от страха не смея высказать ни звука.

– Молчи, – зло шепчет она, – это Архип с соседнего двора. Неча из себя царевну строить, коли давно замуж пора. А то вернётся отец с городских заработков, увидит тебя без мужа, да и прибьёт со сраму!

Слёзы текут по щекам, я их чувствую, но не могу утереть, не могу пошевелить ни пальцем. И дело не в страхе, а в том, что тело – не моё.

«Беги! – громко кричу я хозяйке тела. – Врежь ему и беги! Что же ты стоишь! Здесь тёмное поле рядом, тебя никто не найдёт!»

«Без толку, – отвечает другой голос в голове, – всё без толку. Мамаша права, а Архип не самый плохой мужик на деревне, пусть и пьёт».

«Алёна! – пытаюсь докричаться я. – Это же я, Илона! Помнишь меня?»

Чувствую, как Алёна сжимается от отвращения, но не обращает внимания на мои слова. Вся церковь в дыму от свечей, под куполом – серое облако дыма, и ладаном пахнет так мощно, что в глазах Алёны темнеет.

«Да чего ты ждёшь?! – ору так сильно, как только могу. – Ждёшь, пока тебя изнасилуют прямо в церкви? Вот дверь, растолкать десяток человек и пройти пять шагов! Ты сможешь, давай!»

«Мне некуда идти… – тихо думает Алёна. – А у Архипа хата большая…»

«Тогда лучше иди в поле, разденься и замёрзни насмерть! Дура! И как ты смеешь говорить, что я живу не так!..»

Просыпаюсь посреди ночи на мокрой от пота и слёз подушке. Бегу открывать окно и полной грудью вдыхаю тёплый летний воздух, пропитанный родным запахом бензина. С удовольствием вдыхаю аромат мегаполиса, забывая про удушающий ладан деревенской церкви. Тело липкое от пота, а места, где Архип касался Алёны, чешутся, как укусы слепней.

«Дура! – ругаюсь я про себя, залезая посреди ночи под душ. – Какая же ты бесхребетная дура! И смеет указывать на то, что я тупая!»

В голове неожиданная пустота, монотонный гул, как от холодильника, и голос Алёны не появляется, не прогоняет тишину.

«Надеюсь, ты осталась в своём долбанном теле и делаешь Архипа моим прапрапрадедом!»

Я сажусь на дно ванны и хватаюсь за голову, пытаясь понять, насколько же сильно я свихнулась.

«Это просто фантазии, – говорю я себе. – Просто воображаемый друг. Я ведь даже не уверена, что моих предков звали Алёна или Архип, да? Нет никаких свидетельств… Никаких».

***

Перед выпускным классом мои родители и родители Саши скинулись на путёвку в Турцию, чтобы побаловать будущих выпускниц. Валяясь на пляже, набивая живот едой из all-inclusive и покупая безделушки на пыльном базаре, я совсем забыла про кошмары и пыталась не вспоминать об Алёне, как о ветрянке, оставшейся в далёком детстве.

– У тебя, кстати, это… как с головой-то? – спросила Саша, когда мы плавали в море с панамками на головах. – В конце учебного года ты жутковато жаловалась на друзей-глюков.

– Просто вспоминала детство, – неловко рассмеялась я. – Ты рассказывала, что твоим воображаемым другом был львёнок, а не человек?

– Ха, я рассказывала? – улыбнулась Саша и раскинулась на воде в позе морской звезды, держась у границы воды. – Да, он был как маленький Симба из мульта. Просто у меня не было домашних животных, а, видимо, очень хотелось.