Летун

– Не знаю. Просто так всегда было. Все мужчины, которые пытались постичь искусство танца, были отвергнуты Друзьями.

– А… понятно. Спасибо.

Аверил замолчал, пытаясь осмыслить услышанное. Так вот в чем секрет власти женщин с Западных Островов! Только они могут входить в контакт с летунами и благодаря этому располагают единственной надежной системой обмена сведениями на островах. Немудрено, что они преуспели в торговле.

Нет, право слово, можно вознести хвалу Великому Мастеру за то, что у них, в Аврелии, «живые Друзья не водятся».

* * *

Путешественники провели ночь в шатрах, а наутро женщины, оставив слуг готовить праздничный обед, отправились пешком в глубь леса. Аверилу Эстэ велела следовать за ними и сохранять молчание. Добравшись до новой поляны, в центре которой росло старое раскидистое дерево, женщины уселись полукругом прямо на траве. Две старухи в темных одеждах, расположившиеся на концах полукруга, достали какие-то предметы, которые Аверил поначалу принял за длинные палки и в которых, присмотревшись, узнал очищенные от плоти длинные челюсти летунов. Сухой щелкающий звук разнесся над поляной. Старухи выбивали сложный ритм, и скоро из ветвей дерева донеслась ответная дробь. Только теперь Аверил разглядел прячущихся в алой листве черных Друзей. Их было не меньше нескольких дюжин.

На поляну вышла девушка в темном платье – та самая Аннэ, которую все поздравляли вчера. Она странно горбилась при ходьбе, и Аверил увидел, что у нее на спине в складках одежды прячется маленький летун. Вот девушка остановилась, спустила летуна на землю – тот раскинул крылья и внезапно присел перед собратьями, совсем как дама в старинном менуэте. Затем он поклонился, вернее, наклонился над землей и, подводя крыльями, начал свой танец. Над поляной висела тишина, нарушаемая только щелканьем челюстей. Девушка застыла неподвижно, следя за своим питомцем, а летун кружился, смешно подскакивая и взмахивая крыльями, словно пытался развлечь собравшихся зрителей.

И тут летун допустил ошибку.

Аверил так и не понял, когда это произошло, только вдруг Тиэ коротко, почти беззвучно, ахнула и непроизвольно схватила его за руку. С ветки сорвался один из взрослых летунов и, проносясь на бреющем полете над новичком, ударил его когтями в спину. И тут же все бестии поднялись в воздух и набросились на сбитого на землю танцора, словно куры на рассыпанное зерно. Девушка кинулась на защиту своего воспитанника, и ее мгновенно облепили черные тела. Она упала на колени, потом на спину.

Аверил вскочил на ноги, но Тиэ, схватив за одежду, удержала его на месте. Впрочем, он и сам не знал, рискнул бы вступить в черный водоворот, если бы не было рук Тиэ, изо всех сил натягивающих ткань, и безмятежной молчаливой толпы, не сдвинувшейся ни на йоту.

В любом случае, когда он вырвался и подбежал к месту схватки, нелепо размахивая руками, словно в самом деле разгонял кур на родном дворе, все было уже кончено. От неудачливого новичка осталась лишь кучка переломанных костей. Девушка была мертва, в ее распоротом животе тускло поблескивал край печени, на руках не доставало пальцев, а в одной из глазниц – глаза.

Увидев бегущего Аверила, летуны снялись с места и с шумом разлетелись. Только один, особенно наглый, остался сидеть у головы девушки, примериваясь ко второму глазу. Аверил в бессильной злобе топнул на него ногой. Летун задрал голову вверх, ответил юноше раскатистой трелью, потом быстро облизнул окровавленную морду тонким языком и тяжело поднялся с земли.

Только тут Аверил почувствовал, что за его спиной кто-то стоит. Обернувшись, он увидел Янтэ. Молча она взяла его за руку и повела с поляны.

* * *

Аверил был готов к тому, что его накажут за святотатство. Однако ничего подобного не произошло. Казалось, о его поступке тут же все забыли. Но самым удивительным было не это. Безучастные свидетели кровавой расправы как ни в чем не бывало приветствовали родителей Аннэ и поздравляли их. На вертелах жарилось мясо, слуги разливали вино, а отец и мать несостоявшейся Танцовщицы счастливо улыбались и благодарили собравшихся за то, что те пришли разделить их праздник. Аверил подумал было, что сошел с ума, но тут широкий шелковый рукав на мгновенье соскользнул с предплечья отца Аннэ, и юноша увидел на его руке свежие кровоточащие царапины: изображая на лице радость, тот в кровь раздирал себе запястье пальцами. Тут Аверила затошнило, и он ушел в палатку. Через некоторое время к нему зашла Тиэ. Она принесла тушеные овощи и рыбу в глиняной миске, и Аверил с удивлением понял, что страшно проголодался и рад ее присутствию. Поделиться своими чувствами для него сейчас было не менее важно, чем утолить голод.

– Что вы за люди? – возмущенно спрашивал он Тиэ, поспешно прожевав кусок рыбы. – Девушку убивают на ваших глазах, а вы радуетесь. И ее родители радуются! Она что, так им надоела?

Тиэ покачала головой.

– Она была достойной дочерью. Она сама решила отдать свое тело Друзьям, когда провалила испытание. Все благодарят ее родителей за то, как они воспитали ее.

– Дикие люди! – фыркнул Аверил, перемешивая овощи с рыбной подливкой. – Прости, но вы хуже зверей. Зверю такое никогда в голову не придет!

– Следующей испытание пройдет моя сестра, – невпопад ответила Тиэ.

– Все смотрели, и никто не пришел на помощь! – продолжал негодовать Аверил. – Видать, вас плохо воспитали, раз вы не стремитесь накормить своими телами этих тварей… – он остановился. – Прости, что ты сказала?

– Через год придет черед Я, – так же спокойно повторила Тиэ. – Она станет Танцовщицей в нашей семье.

* * *

Всю долгую обратную дорогу Аверил обдумывал слова своей невесты. Он смотрел на нежное лицо Янтэ, безмятежно покачивающейся на спине быка, и чувствовал, как его душу заполняет черный гнев. Значит, через год она, возможно, будет лежать окровавленная на траве под деревьями, а проклятые летуны будут ковыряться в ее внутренностях, выискивая куски посочнее? И ее мать, и сестра знают об этом и готовы с этим смириться? Готовы рискнуть ею ради укрепления своей власти? Ради успеха в торговле? Ради репутации среди других семей? Если такова власть женщин, он, пожалуй, станет женоненавистником.

В первый же вечер, когда они прибыли в поместье Спиренсов, Аверил попросил аудиенции у госпожи Эстэ и с порога заявил ей:

– Я согласен на брак. Но с одним условием. Я женюсь на вашей старшей дочери. И это не будет простой формальностью. Я хочу увезти ее с собой, в Аврелию. Если вы не согласны, я разрываю контракт.

Часть вторая. Зеленый палец

Глава 7. На борту «Ревущего»

Четыре могучих гребных винта глубоко вспахивали морскую воду, оставляя за собой пенный след. Аверил стоял на корме, не отрывая глаз от быстро растворяющейся дорожки, и мысленно ощупывал себя: все ли в порядке? Уцелел ли он? Прежний ли он? Слишком многое переменилось за время его путешествия на Острова. Однако, что скрывать, были среди происшедших перемен и приятные.

Перво-наперво Аверил быстро убедился, что зятю госпожи Спиренс, пусть даже нелюбимому и нежеланному, живется на свете гораздо легче, чем младшему сыну аврелианского аристократа и инженеру-практиканту из Мастерской отца Остена. Особенно хорошо складываются его дела, когда он путешествует со своей женой – соответственно, старшей дочерью госпожи Спиренс. Так, например, он не сомневался, что именно благодаря родству им с Янтэ предложили каюту на «Ревущем» – боевом крейсере Аврелии, как раз совершавшем заход в открытый порт Западных Островов во время кругосветного учебного плавания.

Контраст с предыдущим морским путешествием был разительным. Прежде всего, Аверил и Янтэ получили настоящую каюту – небольшое, но отдельное помещение. Ели они в офицерской столовой. Пища была простой, но безупречно доброкачественной. К легкой качке оба скоро привыкли – она не шла ни в какое сравнение с судорожными прыжками по волнам незабываемой «Колдуньи». Крейсер двигался по морю, как нагретый на огне утюг по ткани, – «вперед, спокойно и прямо». Его корпус был слишком велик и слишком массивен, а ходовая машина слишком мощна для того, чтобы отдаваться на волю волн.

* * *

Аверил был влюблен. Влюблен по уши, безоглядно. Он даже не представлял себе, что в подлунном мире возможно такое совершенство, и каждый день благодарил Великого Мастера за столь наглядную демонстрацию. «Ревущий» был идеально приспособлен к решению возложенных на него задач. Настолько идеально, что казался плодом дерзкого вдохновения, а не строгих скрупулезных расчетов. Корабельщики не стремились вписаться в узкие рамки, отведенные природой, они смело задавали свои правила игры. Поскольку корабль был боевым, его палубу и борта покрывала стальная броня. Безупречно выверенная форма и точно рассчитанный вес гарантировали ему остойчивость и непотопляемость. Орудийные башни обеспечивали орудиям широкий сектор обстрела. Но самым главным чудом была ходовая установка. Паровая турбина, установленная на «Ревущем», без особого труда выдавала двадцать три тысячи лошадиных сил, что заставляло Аверила скрежетать зубами: моторы самых мощных самолетов едва дотягивали до восьмидесяти.

На самом деле никаких разумных причин для зависти у юноши не было. Мастерские кораблестроителей имели многовековую историю, как Мастерские оружейников и металлургов. Неудивительно, что, сработавшись, вместе они смогли создать что-то стоящее. А летунам всего без году неделя – они толком не оперились. Но тем ослепительнее и беспощаднее была зависть. Чтобы узнать побольше о предмете своей страсти, Аверил напросился на лекции, которые читал на борту корабля курсантам Мастерской навигации один из Мастеров-кораблестроителей. Словно для того, чтобы еще сильнее растравить душевные раны молодого инженера, Мастер оказался немногим старше его, но в каждом сказанном слове сквозила такая твердая уверенность в плодах своей работы, что Аверил чувствовал себя как в детстве, когда кто-нибудь из мальчишек хвастался только что подаренным пони или новым ружьем. Впрочем, Мастер-корабельщик (его звали Вигис – третий инженер из Мастерской Мертона) и не подозревал о сложных чувствах, которые одолевали младшего коллегу. Напротив, уловив интерес Аверила к военным кораблям, он охотно делился своими знаниями, с удовольствием отвечал на любые вопросы.

Как и подозревал Аверил, за совершенством конструкции «Ревущего» стояли долгие годы проб и ошибок. Первые паровые корабли резко обгоняли по скорости и маневренности парусники, но новое сильное сердце – ходовая машина – сразу же вступило в противоречие со старой деревянной плотью. Деревянный корпус был слишком хлипок, он гнулся и трещал под непомерным весом машин, а дальность плавания под парами, зависящая как от наличия топлива, так и от бесперебойной работы машины, оставляла желать лучшего. Для защиты артиллерийских погребов и силовых установок на кораблях стали настилать броневую палубу со скосами, а на бортах устанавливали массивные железные плиты. Для того чтобы поразить подобное панцирное чудовище, необходимо было новое оружие, и оно почти мгновенно появилось. Мастерская Родола из Земли Ящериц стала оснащать свои корабли нарезными орудиями, заряжавшимися с казенной части. Эти пушки имели гораздо большую точность и дальность стрельбы, чем старые дульнозарядные гладкоствольные. Кроме того, новые орудия стреляли разрывными снарядами. После того как восемь таких кораблей расстреляли в Бухте Зеленой Реки вдвое превосходящую по численности эскадру (Вигис сказал «расколошматили» и резко рубанул рукой воздух), стало ясно, что игра отныне ведется по-крупному.

На воду начали спускать целые броненосные батареи и низкобортные корабли с цельным железным корпусом, в которых орудийные башни вращались паровыми машинами. Их прозвали «наблюдателями», так как их главной задачей была береговая оборона. Впервые увидев на рейде у берега такую диковину, экипаж вражеского корабля принял ее то ли за бакен, то ли за плот и проигнорировал в качестве противника. Каково же было удивление команды, когда вполне мирный бакен неожиданно всадил им в борт полный заряд с максимально близкого расстояния. С тех пор старомодные корабли старались обходить стороной все странные конструкции, которые встречали на своем пути.

Одно время броненосные корабли оснащались мощным тараном, из-за чего морские битвы, как в древние времена, напоминали бои баранов на весенней лужайке. Порой проектировщики допускали смешные ошибки (хотя тем, кому приходилось иметь дело с последствиями этих ошибок, было не до смеха). Так, например, на одном из кораблей мачта, с которой в башни передавались данные стрельбы, находилась между двумя дымовыми трубами. Мало того, что дым из передней трубы серьезно затруднял обзор, он был еще и горячим, и в штормовую погоду, когда топки работали вовсю, трубчатая конструкция мачты так нагревалась, что по трапу, находящемуся внутри нее и ведущему из трюма на марс, было просто невозможно перемещаться.

Однако и панцирники, и батареи, и «наблюдатели» старались держаться ближе к берегу, не отваживаясь выбираться на океанские просторы. И не случайно. Их мощные орудийные башни не добавляли им устойчивости – при сильном волнении корабли переворачивались, частенько унося с собой на дно весь экипаж. Отец Мертон – основатель Мастерской, в которой трудился Вигис, почувствовал, что следующим шагом в великой гонке будет завоевание бронированными кораблями открытого моря, и приложил все усилия к тому, чтобы этот шаг сделала именно Аврелия.

Новый боевой корабль должен иметь мощную броню для защиты от вражеского огня, достаточно большой корпус, чтобы поставить машины, способные придать этой громаде необходимую скорость, и мощные орудия, превосходящие огневую мощь аналогичных кораблей противника – или, по крайней мере, ей не уступающие. Эта техническая головоломка надолго увлекла лучшие инженерные умы мира, породила множество самых разнообразных проектов и в течение нескольких лет казалась неразрешимой. Главной заслугой Мертона было то, что он правильно определил точку приложения сил – прежде всего необходимо было создать паровую машину нового класса.

«Я сплю и вижу быстроходные суда, жду и не дождусь летучих эскадр и мечтаю о шестнадцати и семнадцати узлах хода, – говорил он своим инженерам. – Поэтому насчет судовой машины я буду требователен».

Поначалу казалось, что мечты так и останутся мечтами. Из более чем двухсот проектов паровых машин, созданных за следующие двадцать лет, ни один не удалось довести до этапа промышленного производства. Удовлетворить требования Мертона предстояло человеку, который вовсе об этом не помышлял.

Прис, сын торговца из Элсика, начал работать и учиться в Элсикской Мастерской по изготовлению корабельных орудий, когда ему было всего тринадцать лет. Вскоре отец Мастерской понял, что у мальчика «зеленый палец». (Вигис лукаво подмигнул, и Аверил улыбнулся – он знал эту байку, кочующую из Мастерской в Мастерскую. Люди верили, что в Мастерских живут маленькие зеленые человечки – искусные ремесленники, и что если их задобрить, работа будет идти как по маслу. Говорили также, что иногда эти человечки оборачиваются красивыми юношами и соблазняют девушек. Тогда у ребенка, родившегося от этого союза, будет «зеленый палец» – техническое чутье, дар понимать машины, способность чинить и строить их «на глазок», «по наитию».)

Однажды отец Мастерской заметил, что мальчик сделал игрушечный бумажный двигатель: когда он дул на колеса игрушки, они вращались. Мастер побранил ученика за ребячество, а тот в сердцах сказал, что построит машину, скорость вращения у которой будет «в десять раз больше, чем у любой другой».

Через несколько лет подросший мальчик в самом деле сконструировал для Мастерской движитель торпеды нового вида. Особенность этого движителя состояла в том, что сгорающее топливо создавало струю газа высокого давления. Струя ударялась в крыльчатку, заставляя ее вращаться. Крыльчатка в свою очередь приводила во вращение гребной винт торпеды.

Также Прис построил небольшую лодку из листовой меди, которая приводилась в движение трехлопастным винтом, находящимся под корпусом. Винт располагался внутри большого кольца со спиральными прорезями. Газ, вырывавшийся струей, проходил по этим прорезям, и за счет усилия, создаваемого при отклонении потока, кольцо начинало вращаться. Вместе с ним вращался и винт, толкающий лодку вперед. По легенде, эта лодка предназначалась в подарок дочери Отца Мастерской, в которую Прис был тайно влюблен. Так ли это было на самом деле или нет, никто не знает, но известно, что вскоре после этого обладатель «зеленого пальца» покинул Мастерскую в Элсике, сделав на прощание в своем дневнике такую запись: «Опыты, проводимые в течение пяти последних лет и частично имевшие целью удостовериться в реальности газовой турбины, убедили меня в том, что с теми металлами, которые есть в нашем распоряжении… было бы ошибкой использовать для приведения лопаток во вращение раскаленную струю газов – в чистом ли виде или в смеси с водой или паром».

Прис отправился в знаменитую Мастерскую Крика, работавшую с электричеством, где отец Крик, ознакомившись с его разработками, поручил ему спроектировать многоступенчатую реактивную турбину, способную вращать вал электрогенератора. Для Приса это был невероятно продуктивный период. Ему приходилось не только экспериментировать с высокоскоростными валами и другими деталями турбины, но и думать о возможных путях использования энергии его машины. Обладая скоростью вращения восемнадцать тысяч оборотов в минуту, она не могла быть применена в обычных целях.

По заказу одного из своих приятелей по Мастерской Прис построил гоночное судно с приводом от паровой турбины. На испытаниях оно продемонстрировало рекордную скорость – 35 узлов. Именно благодаря этой победе отец Мертон узнал о Присе и заплатил отцу Крику немалую сумму за право использования удивительных изобретений.

В турбине Приса пар расширялся постепенно по мере прохождения через пятнадцать ступеней, каждая из которых представляла собой пару венцов лопаток: один – неподвижный (с направляющими лопатками, закрепленными на корпусе турбины), другой – подвижный (с рабочими лопатками на диске, насаженном на вращающийся вал). Лопатки неподвижных и подвижных венцов были ориентированы в противоположных направлениях, то есть так, что если бы оба венца были подвижными, то пар заставлял бы их вращаться в разные стороны. Пар, направляемый на неподвижные лопатки, расширялся в междулопаточных каналах, скорость его увеличивалась, и он отклонялся так, что попадал на подвижные лопатки и заставлял их вращаться.

Другим изобретением стал новый тип подшипника, способного предотвращать «биение вала». Прису было хорошо известно, что каждый вал имеет свою характерную критическую скорость вращения, при которой даже небольшой разбаланс приводит к изгибанию вала и последующему разрушению машины. Выяснилось, что критическая скорость вращения связана с собственной частотой поперечных вибраций вала – на этой частоте вал начинает резонировать и разрушаться. Чтобы избежать резонанса, вал следовало устанавливать в подшипниках, которые допускали бы его небольшие боковые смещения. Вначале Прис попытался использовать обычный подшипник, закрепив его на пружинах, но обнаружил, что такая конструкция только усиливает вибрацию. В конце концов он придумал подшипник, состоящий из набора колец двух размеров: одни плотно прилегали к внутреннему вкладышу подшипника, но не касались корпуса, другие – прилегали к корпусу, не касаясь вкладыша. Вся система колец в продольном направлении сжималась пружиной. Такая конструкция допускала небольшие боковые смещения вала и в то же время подавляла вибрации за счет трения между шайбами двух типов.

– Прис отказался войти в нашу Мастерскую и основал свою, – рассказал Вигис. – Но так ничего и не добился. Он мечтал разбогатеть, но все его изобретения были слишком смелыми, чтобы приносить доход. В придачу ему нужен был человек с талантом поскромнее – человек вроде отца Мертона, который всегда точно знал, когда нужно остановиться. Прис так и не простил Мертона за то, что тот выжал из его изобретения больше, чем это удалось самому Прису. А отец Мертон так и не простил Прису, что тот не пришел под его руку. Они враждовали до конца жизни. Возможно, Мертон приложил руку к разорению Приса. Прис прямо обвинял его в этом. Во всяком случае, после того как Мастерская Приса была закрыта, Мертон выкупил некоторые из его перспективных изобретений. Впрочем, также поступил и отец Крик, благодаря чему турбины Приса сейчас стоят на десяти электростанциях и почти на двух сотнях военных кораблей.