Иллюзия выбора

Через два с половиной часа Соня сидела в ординаторской и безучастно смотрела в одну точку. В голове все еще звучал голос Сергея Петровича: «Инфекционно-токсический шок….остановка сердца….смерть наступила в….» Ее руки все еще помнили тепло молодого живого тела. Оно дышало, боролось за жизнь. А теперь оно превратилось лишь в кусок мертвой холодной плоти. Смерть вырвала душу прямо из рук Сони, она это явно почувствовала, пытаясь сопротивляться тому, чему сопротивляться было бесполезно.

Хлопнула дверь, перед глазами проплыло размытое голубое пятно, оказавшееся Сергеем Петровичем.

– Ничего, Сонечка, ничего, – ласково проговорил он, усаживаясь рядом и обнимая девушку за плечи. – Ты сделала все, что могла.

– Уже во второй раз на моем столе умирает пациент.

– Ну, такая у нас работа. Мы не всегда и не всех можем спасти! Это Лариска неправильно поставила диагноз.

– Лариса ни при чем. Она гинеколог и лечила аднексит, на его фоне трудно распознать аппендицит.

– Вот подругу-то ты выгораживаешь, а почему себя терзаешь? – Сергей Петрович слегка тряхнул Соню, пытаясь вывести из ступора.

– Оперировала-то я, – прошептала она и подняла на мужчину свои большие зеленые глаза, в которых стояли слезы.

– Маленький мой, ну слишком поздно уже было. Мы ведь не боги! – сказал мужчина и погладил девушку по голове.

– В приемном ждут муж и пятилетняя дочка. Надо им сказать, – проговорила Соня, поднимаясь. Сергей Петрович удержал ее за руку.

– Хочешь, я скажу? – спросил он.

– Спасибо. Я сама.

Войдя в приемный покой, Соня увидела маленькую девочку. Она крутилась вокруг отца с куклой в руках и что-то напевала. Мужчина смотрел на нее и улыбался.

– Вы муж Оксаны Литовченко? – спросила Соня.

– Да. Как она? – он поднялся ей навстречу. Девушка покосилась на ребенка.

– Она умерла, – тихо сказала она.

– Что? – Выдохнул мужчина.

– Аппендицит дал осложнение, развился перитонит. Сердце отказало. Мы не смогли ее спасти. Мне очень жаль.

Мужчина опустил голову. Некоторое время он стоял неподвижно, потом посмотрел на Соню.

– Вы оперировали?

– Да, – ответила девушка и прочла в его глазах сомнение в своем профессионализме. Она не почувствовала ни зла, ни ненависти, его взгляд лишь возложил на ее хрупкие плечи огромный тяжкий груз вины…

***

Соня все еще смотрела в окно, когда ее воспоминания развеяла черная Волга без номеров, подъехавшая к дому. Фары погасли, но из машины никто не выходил. В памяти возникли слова Максима, о том, что его кто-то преследует. Соне сделалось не по себе, она слезла с подоконника и легла в кровать. Она долго не могла уснуть, снова и снова проигрывая в голове весь ход операции, пытаясь дать оценку каждому своему действию и понять, где она допустила ошибку.

Проснувшись, Соня прислушалась. В квартире стояла тишина. Яркие лучи солнца весело скользили по комнате.

– Максим, – позвала девушка, но ответа не последовало. Он ушел.

***

В обед позвонил Сергей Петрович.

– Привет, Софья! Как отдыхается? – спросил он.

– Так себе, Сереж. Не могу себя заставить заняться уборкой, – пожаловалась девушка.

– Какой еще уборкой? Ты же в отпуске! Вот и отдыхай! Хочешь, заеду за тобой вечером, поужинаем вместе?

– Нет, не надо. Хочу побыть одна.

– Ладно. Завтра позвоню. Не скучай!

– Спасибо тебе, Сережа. Пока.

После обеда Соня оделась и вышла из дому. День был теплым и солнечным. В песочнице у подъезда копошились дети с совочками и ведерками. Мальчик постарше резво гонял по двору на велосипеде. Старушки о чем-то спорили на лавочке. «Вот так, Оксана Литовченко, тебя уже нет, а жизнь, оказывается, продолжается!» – Подумала Соня. Она медленно пошла по аллейке, загребая ногами желтые шуршащие листья. В уличном кафе за столиком сидела женщина и пила чай из пластикового стаканчика. Бармен с тоской смотрел на нее. Справа от него, у дымящегося мангала стоял кавказец и виртуозно жарил шашлыки. Соня залюбовалась его уверенными, ловкими движениями. Он заметил это.

– Эй, дэвушка, подходи, красавица! Покушай!

Он протянул ей шпажку, на которую были нанизаны аппетитные румяные куски мяса. Сок капал с них прозрачными каплями. Соня улыбнулась.

– А давайте, – сказала она. Радостный кавказец завернул шашлык в лаваш, предварительно посыпав его маринованными колечками лука, и подал девушке. Она расплатилась и, присев за свободный столик, начала есть. «Странно устроен человек, – думала она. – Тело словно существует независимо от души. Как бы ни было человеку плохо и тоскливо, он все равно ест, спит, ходит в туалет. И никакие душевные переживания не могут изменить этого».

Старый дворник поворошил граблями кучу опавших листьев, собранную и подожженную им. Легкий белый дым долетел до Сони, обдав ее ароматом осени. Именно с запахом костров девушка ассоциировала это время года, время грусти и увядания, время вселенского спокойствия и какой-то торжественной обреченности. Соня чувствовала себя несчастной и ей хотелось истязать себя еще сильнее. Словно боль могла принести ей облегчение.

Женщина, что пила чай за соседним столиком, встала и направилась к выходу. Поравнявшись с Соней, она вдруг остановилась и, взглянув на девушку, тихо сказала:

– Он не придет. Нет смысла ждать. Они никогда не приходят!

Затем она улыбнулась, казалось, сама себе и пошла дальше. Соня некоторое время смотрела ей вслед, как вдруг ее взгляд упал на знакомую фигуру.

– Привет, – сказала Соня, подойдя к Максиму.

– Сонечка, здравствуй! – радостно ответил он.

– Значит, сегодня я не Настя? – спросила девушка.

– Что? – не понял он.

– Ничего. Как твои дела?

– Я же здесь, значит – хорошо! Ты выглядишь уставшей. Пойдем домой? – он сказал это так просто, что Соня даже не нашла в себе сил сопротивляться. Она кивнула головой, и они пошли к дому.

Войдя в прихожую, Максим снял ботинки и куртку, затем помог Соне снять плащ, по-хозяйски повесил одежду в шкаф и отправился в ванную мыть руки. Девушка зачарованно смотрела на все его действия и не могла сказать ни слова, словно этот странный мужчина околдовал ее.

– Пойдем, я заварю для тебя самый лучший чай в мире, – сказал он и достал из кармана маленький пакетик с какой-то травой.

– Что это? – подозрительно спросила Соня. Максим улыбнулся своей удивительной обезоруживающей улыбкой.