Не ищите песок в Антарктиде
– Я ее заберу к себе, – повторил я мысленно.
– Это только часть решения проблемы. Намерения воспользоваться сестрой ты не вынешь из мозгов Михаила. Ну, из того, что осталось на месте мозгов.
– А как тогда? – я спросил, и почувствовал ледяную воду под ногами. Вода поднималась, или я опускался, и холод заливался в меня, как в пустую бутылку. Я почти уверен был, что знаю ответ.
– Да. Знаешь. К прискорбию, Михаил уже не является ценной живой единицей этого мира. Каждый из оставшихся его дней будет добавлять что—то плохое и ему, и другим.
– Ты… предлагаешь мне… его убить? – я с опаской посмотрел на Иру, но она всё еще шуршала обертками.
– Я предлагаю облегчить участь всем.
– Как?
– Тут я не советчик.
– Дим, тебе крепкий чай? – Ира стояла против света, измученного лица и мешков под глазами было не видно, и мне вдруг подумалось, что она очень милая и нежная. А потом воображение, спасибо гаду Димитрию, нарисовало живую картинку. Ночная кухня, придушенный стон боли и отчаяния и возня трёх тел на матрасе.
– Я… я сейчас. Крепкий, – я выскочил в ванную, закрылся и пустил воду на максимум, чтобы визг сломанного крана хоть как-то заглушил мои бессильные хрипы. Из покрытого трещинами зеркала на меня смотрела перекошенная рожа с безумными глазами, и я отвернулся от него. Димитрий в кармане молчал, но в голове у меня по-прежнему звучали стоны Ирины и умалишенное хихиканье лучшего друга, спасти которого не получилось. Я зашел к Мишке и вытащил засаленную подушку без наволочки у него из—под головы.
***
Когда уехала полиция, а Ира наконец перестала рыдать, я предложил ей пожить у меня до похорон. Она согласилась с исступленной радостью, будто ребенок, встретивший взрослого, который точно поможет найти дорогу к потерянному дому. Разумеется, она думала, что у Мишки просто остановилось сердце.
Только на пороге своей квартиры я вспомнил про гостя, завернутого в мою простыню.
– Да, вовремя ты спохватился. Она сейчас меня увидит. Так что есть пять секунд придумать объяснение, – прогудело в моей голове.
А я уже, между прочим, поворачивал ключ в замке!
– Ир, я не предупредил только. У меня друг гостит. Он немножко странный, но хороший.
– Ой… я вам помешала, – она застыла на пороге, будто решила сбежать.
– Нет, что ты! – я невольно схватил ее за руку. Извинился и пропустил в дом.
Димитрий выплыл в коридор и пафосно склонился перед Ирой. Она оторопела, а этот шут оливковый представился чуть ли не прямым потомком Гомера. Он с выражением процитировал что—то из Одиссеи, так что Ира даже не спросила, почему он ходит в простыне.
А потом мы втроём до глубокой ночи чаёвничали и, как ни дико это звучит, очень много смеялись. Порой мы с Ириной спохватывались, что у нас умер близкий человек, но Димитрий находил верные слова, чтобы объяснить и оправдать смех после стресса. Это был лучший вечер с тех пор, как Юлька хлопнула дверью моей квартиры.
Когда Ира ушла спать, Димитрий посерьезнел:
– Итак, давай подводить итоги. Что ты получил от меня?
– Время платить по счетам? – я не удержался и глупо хихикнул, как случайный посетитель дорогого ресторана, увидевший неожиданно большой счёт.
– Речь не об оплате. Просто скажи, что теперь у тебя в голове и в сердце? Я не всё вижу.
Я задумался. Ведь и суток не прошло с момента, как я напился и сложил из простыни себе персонального архангела, а будто полжизни пролетело. Боль от Юлькиного поступка исчезла, затёртая не только и не столько ее подлостью, как последующими событиями.
Я убил друга, который перестал быть человеком. Не, номинально он умер как среднестатистический наркоман, а мы с Ириной приехали к нему, обнаружили тело и в ужасе вызвали полицию, которая нас пробила и без труда поверила. Но сказать, что мне это всё не будет сниться в кошмарах еще лет пятьдесят, я бы не решился. Зато у меня теперь есть Ирина. Откуда такие поспешные выводы? Не знаю. Просто чувствую. И она, похоже, это чувствует. Надеюсь. Короче, жизнь сделала крутой ход конём. Или архангелом. Если есть у нее такая фигура на доске.
Этот архангел смотрел на меня, как человек, довольный выполненной работой и чего-то ждал.
– Спасибо тебе, Димитрий.
– На здоровье, Дмитрий, – он улыбнулся на секунду и снова стал серьезным. – Ты согласишься со мной, что мы делаем очень важное дело, спасая тех, кто достоин спасения?
– Конечно, – меня почему—то озадачил этот вопрос.
– И ты готов помочь?
– Да. Только я не знаю, как.
– О, это на самом деле не сложно. Всю информацию по объекту даст Куратор, но только после выбора.
– Какого выбора? – Интуиция мне кричала в оба уха, что сейчас нужно быть предельно осторожным, но я не понимал, с какой стороны ждать проблем.
– Ничего не бойся. Главное, сделай свою работу качественно. И чем быстрее ты ее выполнишь, тем быстрее вернешься в жизнь. – Димитрий говорил, словно не слышал моего вопроса. А еще он мечтательно улыбался. – Я рад, что у нас всё сложилось так удачно. Понимаешь ли, время работы архангелом течет иначе. Я сутки с тобой, а потрачена неделя моей новой жизни.
– А ну—ка притормози! – я повысил голос. – Пока не получу подробностей, ничего не буду делать.
– Ты не сможешь иначе. Ты хороший человек, другим Куратор не помогает. – Димитрий встал и потянулся, потряхивая тряпичными крыльями, которые он так искусно прятал при Ирине. – И, как хороший человек, ты не откажешь в помощи гибнущему. Приятно было познакомиться.
Тут он достал из глубин простыни нечто, похожее на старый доцифровой фотоаппарат. И не успел я возразить, вспышка так светанула мне в глаза, что голова будто взорвалась и я отключился.
***
Белый плотный туман, или газ, или облако, кто его разберет, был повсюду. Легко, светло и приятно. Но недолго. В голову вдруг стали ломиться голоса, торопливо рассказывающие мне историю всей жизни какого—то мужика, стоящего на грани самоубийства. Я хотел отмахнуться, но не получилось. Тогда я заткнул уши, закрыл глаза и стал напевать первую попавшуюся песню. Голоса затихли, но, когда я радостно выдохнул, картина мира изменилась.
Я будто лежал на полу, а меня, как картину, рассматривали два огромных лица. Давешний дед в кепке, хозяин дурацкого микро—Цербера и замотанный очкарик чрезмерно интеллигентного вида. Я пялился на них и не мог открыть рот, спросить, что за хрень творится. И тут дед сказал тому, второму:
– О, прекрасный выбор, молодой человек! Это не просто ангел—хранитель. Это архангел. Вы знаете разницу между ними?
Одна страничка
МАРИЯ СОЛОВЬЁВАМашина летела по пустынной утренней трассе, заглатывая ленту асфальта вместе с разметкой. Кристина почти не следила за дорогой. В голове густо роились мысли о совещаниях, сорванных поставках, интрижках на работе, больной кошке и новых сюжетах. Она не сразу заметила крошечный красный грузовик далеко на встречной. Но когда в зеркале заднего вида появился второй, похожий на божью коровку грузовичок, Кристине показалось это нарядным и знакомым. Где-то она это видела. Утро, дорога, красные грузовички. Да! В своем же рассказе.
Она восхитилась, до чего точно описала сцену. Но в следующую секунду тонкие золотистые волоски на руках встали дыбом. Героиня, которая так же отвлеклась на красные машинки, погибла. Засмотрелась на яркие грузовики, упустила из внимания трассу и резко затормозила, увидев ёжика, перебегающего дорогу. А в следующее мгновение эти нарядные фуры сплющили малолитражку. Кристина сбавила скорость. Грузовики приближались. У нее вспотели ладони – впереди было сужение дороги. Она включила аварийки и затормозила. Недовольный гудок сзади, отборный мат водителя, лихой вираж огромной фуры. Красные громадины чудом разминулись и унеслись прочь.
Дорога давно была пустынна, а Кристина всё не могла двинуться с места, с ужасом глядя на пару ёжиков, деловито топчущихся у обочины. Потом достала старинный блокнот в грубом кожаном переплете и дрожащими пальцами нашла нужную страницу. Пробежала глазами. Не в силах ехать дальше, стала читать следующий рассказ.
От беременной жены ушел муж, не оставив ничего, в результате та попала в психушку, а новорожденного пришлось на время отдать в дом малютки. Правда, никто не умер, и через год ребенка вернули матери.
Успокоившись, Кристина отложила блокнот на правое сиденье, и тут зазвонил телефон. Света, лучшая подруга. Основательно беременная и жаждущая постоянного общения.
– Светулик, привет, – улыбнулась в телефон Кристина.
– Крис—ти! Он меня бросил! Бро-о-о-сил!!! – зарыдала трубка.
– Кто? – глупо спросила Кристина, леденея от того, что знала ответ.
– Счет заблокировал! Я даже к маме уехать не могу!
– Не плачь, тебе вредно! Ставь чайник, я скоро.
Кристина рванула с места и вздрогнула – показалось, что блокнот рядом шевельнулся. Она включила радио, начала было подпевать, но на смену песне возникли последние новости. И когда сообщили о крушении вертолета МЧС в Подмосковье, Кристина не сильно удивилась. Она боялась, но и ждала этого. В блокноте после рассказа про брошенную жену была зарисовка о разбившемся вертолете. Ей показалось, что руль стал липким, а в голове возник смех и звон бокалов, который вернул к тому дню, когда ей подарили этот блокнот.
Тридцатилетний юбилей она праздновала с размахом. Подгадала отпуск, сбросила все неоконченные дела на коллег, и улетела в Грецию. Одна, чтобы никого не видеть и не слышать. Но Света, которая сейчас рыдала у себя на кухне, а тогда еще свежезамужняя и счастливая, подстроила сюрприз лучшей подруге. И уединённый вечер превратился в шумную вечеринку, где Кристина знала только двоих – Свету и её мужа Олега. В угаре праздника кто—то и вручил ей блокнот, мол, подарок начинающему писателю. Старинная вещь долго лежала без дела, пока однажды не попалась на глаза при переезде.
Играя «в шашки» на дороге с раздражающе медленными машинами, Кристина летела к Свете и лихорадочно вспоминала, о чем писала после вертолета. О слепой девушке, чью собаку-поводыря сбила машина и теперь их два инвалида – один без глаз, другой без лап. Потом была детективная история про красотку, сживающую со света престарелых богатых мужей, потом о психе, который мстил всем девушкам, похожим на его первую несчастную любовь…
Что, если все её рассказы сбудутся? Кристина запричитала, сначала шепотом, потом всё громче:
– Мамочки мои, мамочки, нет, нет, это просто совпадение!
Она чуть не пропустила поворот к Светкиному дому и резко остановилась возле любимой пекарни. Силу сладостей в битве со стрессом она всегда уважала. Набрав пирожных, Кристина позвонила на работу и вполне естественно прокашляла в трубку, что берет отгул.
Света, опухшая от слёз, тяжело повисла на подруге прямо в прихожей и снова заплакала:
– Кристи, ну как так?
Кристина натянула улыбку и всучила Свете коробку из кондитерской:
– Чай готов?
Заедая слёзы выпечкой, Света рассказала, что Олег резко изменился после недавней командировки в Японию. Стал спать отдельно, ссылаясь на усталость, ужинал не дома, разговоров о будущем ребёнка не поддерживал.
Кристина с трудом проглотила кусочек наполеона, который вдруг приобрёл вкус резины – в ее рассказе неверного мужа соблазнила японка. От падения в пропасть животной паники Кристину удержала мысль об остановке на обочине. Зная, что будет в рассказе, она сумела изменить финал и не попала под фуры! Значит, Свету тоже можно спасти от психушки, несмотря на то, что японка оказалась реальной.
– Светуль, давай так. Я тебе прямо сейчас покупаю билеты, бросай всё и дуй к маме. А я к вам прилечу на выходных.
– Меня в самолёт не пустят, – Света погладила живот и снова скривилась, захлюпала носом.
– Точно. Хорошо. Тогда поездом.
– Я не хочу одна, – капризно надула губы Света, и Кристина в душе даже обрадовалась. Желание общаться было хорошим знаком.
– Ладно. Но тебе придется подождать субботы, у меня дел куча.
Света благодарно закивала, как китайский болванчик. Кристина решила, что можно спросить и о другом. Она достала из сумочки блокнот.
– Помнишь мой юбилей в Греции?
– Ха, как его можно забыть. Ты бы видела своё лицо, когда мы все завалились на виллу!
– А кому ты рассказывала, что я писательством балуюсь?
– Ты про этот блокнотик? Клёвый до ужаса, да?
– До ужаса, точно… кто его мне подарил?
– Как кто? Тот старый грек, который тебе глазки строил всю дорогу.
– Вообще не помню этого…
Кристина вздохнула и убрала блокнот, будто боялась оставлять его на виду.
– Если это важно, можем видео посмотреть, – сказала Света с набитым ртом.
– Какое?
– Ну, я же снимала.
– И до сих пор не стёрла?
– Я ничего не выкидываю, ты же знаешь. Олег, – она судорожно всхлипнула, – он всегда надо мной посмеивался…
– Ты умница! Давай посмотрим.
Сумбурное и дергающееся видео Кристина пересматривала дважды. Грека она узнала, он был приходящим садовником и на вечеринке его зазвали к столу подвыпившие гости. Ни по-русски, ни по-английски он не говорил, поэтому, когда вручал свой скромный подарок, она ни слова не поняла из пламенной речи. Жесты и мимика его казались забавными, он пытался донести что—то важное, но Кристина сочно поцеловала его, преувеличенно торжественно приняла блокнот и тут же забыла.
– А почему ты сейчас об этом вспомнила? – Света хорошо чувствовала подругу и даже отвлеклась от своего горя.
– Что же он говорит? – Кристина не слышала вопроса.
– Ой, делов-то! Подруби голосовой переводчик, – фыркнула Света.
Механический голос, безбожно каверкая ударения, выдал:
– Это не простая вещь. Она для добрых дел. Добрых историй! Ты писатель, ты пиши про всё хорошее. Будешь, да? Это важно писать по—доброму. Всё сбудется, но исправить очень тяжело. Ты будешь писать сюда, Христа? Ты сделаешь мир лучше?
– Вот чёрт. Чёрт, чёрт!
– Да что с тобой? – не выдержала Света.
– Ты всё равно не поверишь.
– А ты попробуй.
Когда Кристина закончила сбивчивый рассказ, Света ничего не сказала. Вообще ничего. Она пролистала грубые страницы от первой до последней и снова к первой. Потом встала и не глядя в глаза Кристине выдохнула:
– Уходи.
– Не поняла…
– Видеть тебя не хочу, пока не вернешь мне Олега.
– Как?
– Как разлучила нас, так и соединяй. Хоть к этому греку езжай и на коленях проси подарить еще один блокнот! И с ума я не сойду, не надейся!
Кристина опешила. Она не была готова к тому, что подруга ей безоговорочно поверит. Света вышла из кухни и закрылась в ванной. Судя по звукам, она опять взахлеб рыдала в полотенце.
Осторожно захлопнув входную дверь, Кристина медленно пошла вниз, забыв про лифт. Греция – это несерьезно. Она не знает даже имени того садовника. Да и где он теперь, три года прошло. А в блокноте всего одна страница осталась. И никак не уместить на ней переписанные истории. Если только… выбрать кого—то одного! Конечно же, исправить про Свету и Олега. Если убористо, то поместится. Кристина облегченно выдохнула, но тут же сама себя обозвала:
– Дура! Эти—то хоть живы.
Она остановилась на лестничной площадке, достала блокнот и в который раз за сегодня перелистала. Из восьми историй сбылись три. По порядку. Значит, скоро милый лабрадор—поводырь попадёт под машину. Если… она захлопнула блокнот… если уже не попал. Кристина побежала вниз по лестнице, не заботясь о каблуках. Что делать, она не знала, но надеялась, что, как и с прошлыми рассказами, она окажется рядом с происшествием, и сможет его пусть не отменить, но отредактировать.
Машина с пробуксовкой вылетела со двора, но тут же сбавила скорость. Ехать надо было не просто так, а куда—то. Кристина постаралась вспомнить детали и в бессильной злобе ударила по рулю. В их городке не было перекрёстка, на котором рядом стояло три аварийных довоенных дома. Собаку собьют именно там.
На всякий случай она поколесила по старым кварталам, но ничего похожего не встретила. Измученная и подавленная, как хирург после неудачной операции, она поплелась домой. На мгновение подумала, что зря сказалась больной – того и гляди на самом деле сляжет.
Не раздеваясь, она укуталась в плед и долго сидела, глядя сквозь заоконную синеву в недалекое прошлое, такое доброе и стабильное. Её знобило от невозможности изменить участь тех, которых она убила или покалечила на страницах проклятого блокнота. Почему все её истории такие тяжелые? Да потому что о чужом счастье читать не интересно. Да и писать тоже. Все счастливые семьи счастливы одинаково. Эту истину сформулировали задолго до первых неуклюжих новелл, которые Кристина читала только маме и Свете.
«Ну не радует нас чужая радость! Мы с большей охотой будем сочувствовать несчастненьким!» – доказывала на курсах писательского мастерства именитая гуру современной прозы. Кристина соглашалась и старалась добавлять максимум страданий в свои опыты. Только она никогда не задумывалась, что в реальности вообще не хочет быть причастна к таким вот цепляющим за душу историям. Хотя о какой реальности может идти речь, если старая бумага оказывается самой что ни на есть волшебной?
Кристина взяла телефон и стала искать контакты хозяев той маленькой греческой виллы, ёжась при мысли, что удалила их, как ненужные. Ей повезло и уже через полчаса телефон тренькнул сообщением в ватсапе. Разговорчивая хозяйка с цветочным именем Георгина выдала три абзаца радости и смайлов от того, что их вспомнила такая чудесная и щедрая гостья. Она ждала Кристину хоть завтра и обещала отличные скидки.
Кристина несколько раз набирала и стирала такое же цветистое вежливое сообщение, потом решилась и просто спросила, как ей найти садовника. Галочки уведомления давно посинели, Кристина успела сварить кофе и выпить его, усилив коньяком, а ответа всё не было. И только когда последний глоток коньяка жгучим отчаянием разлился по всему телу, Георгина ответила:
«Если вы про Лазаруса, он у нас больше не работает.»
Кристина охнула и быстро написала:
«Мне надо срочно с ним связаться. Это очень важно!»
«С тем светом пока еще не придумали связи.»
«Он умер?»
«Два дня назад.»
Кристина не сразу поняла, что боль в руке возникла от судорожно сжатого телефона. Пальцы крючило даже когда она откинула гаджет. Её не хватило даже на простое спасибо. Надежда хоть что—то понять умерла вслед за Лазарусом. С отстраненностью лунатика Кристина посчитала тех, кто должен пострадать и умереть из-за ее рассказов. Семеро людей, собака, котёнок и говорящий попугай с каждым ударом сердца приближаются к трагедии, а их персональный вершитель судеб сидит в пледе и пьёт коньяк с горя. Смутная, не оформившаяся мысль причиняла почти физическую боль. Или это на самом деле заболела голова, Кристина не поняла. Почему всё написанное стало сбываться только сейчас, хотя первому рассказу больше года? Ответ напрашивался только один – пока Лазарус был жив, блокнот не имел магической силы!
Кристина вырвала несколько страниц, описывающих случай со слепой девушкой и остервенело измельчала их, пока весь пол не покрылся бумажной перхотью. А потом пришла новая мысль, простая и гениальная. Только ничего, способного разжечь пламя, в котором погибнет старинная бумага, в современной квартире Кристины не было.
Она взяла блокнот и обула первые попавшиеся шлёпанцы – ближайший магазин был прямо во дворе. И выходя из подъезда она услышала, как консьержка причитает по телефону:
– Бедная, бедная Леночка! Как она теперь без этой собаки? Да кто его будет лечить, ну и что, что ценный поводырь, денег-то где взять?
Кристина втянула голову в плечи и выскочила на улицу, будто консьержка могла знать, из-за кого неизвестная Леночка осталась без собаки. Уничтожение листков ничего не изменило.
Кристине казалось, блокнот пульсирует у нее в руках. Она выронила его, но тут же подняла – вдруг такое обращение ускорит следующие истории?
Растерянная, в домашних шлепанцах и строгом офисном костюме, она стояла посреди двора и озиралась, как человек, попавший в параллельный мир. Не сразу поняла, что плохо видит из-за слёз. Нужды в спичках отпала, но возвращаться мимо консьержки она не хотела. Та наверняка еще не закончила разговор. Ненавистный блокнот продолжал тонко пульсировать, Кристина открыла его и поперхнулась.
Первая страница оказалась пуста. Текста как не бывало. Затаив дыхание, Кристина перевернула страничку и разочарованно застонала. Всё на месте, она просто открыла книжицу не с той стороны. Это не удивительно, обложка без рисунка.
И тут словно вьюга, в голове крутанулась мысль, от которой стало трудно дышать. Как хорошо, что в офисном костюме у нее всегда болтается короткий карандаш! Не сходя с места, Кристина убористо написала вверху чистой страницы, которая вдруг из последней стала первой:
«Клумбы у дома Кристины страдали от недолива. Дворник Селим считал, что осенью это уже не нужно. Но бархатцам хотелось пить, они тянули головки вверх, и так неистово призывали живительную влагу, что ясное небо сжалилось. Крупные, по-летнему теплые капли появились из ниоткуда и вот уже бодрый ливень задорно исправлял оплошность Селима.»
Кристина закрыла блокнот и посмотрела в небо. Небо равнодушно глядело вниз и не собиралось никого мочить. Пока не заболела шея, Кристина стояла и повторяла:
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
Сухо и бесконечно чисто. Ни малейшего облачка. Кристина, опустив голову, пошла к подъезду, как на голгофу. Но не успела шагнуть под козырёк, как на макушку ей упала тяжелая капля. Потом еще одна. А потом Кристина засмеялась. Дождь был по-летнему тёплым.
Не слушая охи и вздохи консьержки, она поспешила домой, обнимая блокнот, как величайшую ценность человечества.
Когда небо за окном сменило голубой шёлк на фиолетовый бархат, Кристина была готова. Вокруг нее на полу бумажным ожерельем расположились цветные стикеры с именами и заметками. Она выдохнула, взяла блокнот, с опаской погладила его, как незнакомую собаку и открыла на пустой странице. А потом, уняв дрожащие пальцы, вывела аккуратными мелкими буквами:
«Кристину ценили на работе как лучшего организатора чего бы то ни было. Она не задумывалась о своих возможностях, пока однажды не случилось несчастья.»
Стражница Ольховой глуши
МАРИЯ СОЛОВЬЁВАУАЗик скрипел немолодыми железными внутренностями и явно не собирался останавливаться. Лиза шагнула на дорогу и подняла руку, но машина лишь вильнула и поехала дальше. Глаз Егора было не разглядеть, но сидящая с ним Настя улыбнулась ей в боковое окно. Плохо улыбнулась, злобно и торжествующе. Остальные уткнулись в телефоны и вообще ничего не замечали.
– Эй! Меня забыли!
Лиза побежала было вслед за машиной, размахивая руками и шлёпая по грязи. Она могла бы догнать воняющий выхлопными газами тарантас, он еле полз по разбитому просёлку. Но невинная придорожная лужица оказалась предательски глубокой, и Лиза рухнула с высоты своих ста восьмидесяти, чудом не придавив фотоаппарат.
– Уроды! У меня ж там вещи!
Она встала, вытерла руки о штаны, которым было уже всё равно, и досадливо скривилась. Заляпанные грязью задние фонари издевательски моргнули перед поворотом в лес, и только затихающее подвывание мотора еще некоторое время вплеталось в вечерние птичьи переговоры. Лиза обернулась к деревне. Сырые почерневшие избы глазели на околицу пустыми окнами, пожимая, как плечами, просевшими крышами. Крайние дома давно были заброшены, но переждать дождь вполне годились. Если повезёт, тяжёлые, будто беременные тучи не задержатся над Леппясюрьей, и Лизе не нужно будет переживать за фотоаппарат. Ведь как ни крути, на Ведьмин холм возвращаться придется при любой погоде.
**
Притулившись на косой лавке у окна, Лиза достала из кармана кофра расплющенный круассан в салфетке и усмехнулась. Она совсем про него забыла. На завтраке в Сортавале она как раз собиралась его съесть, но подошла Милочка и в ужасе прошептала:
– У нас пост! Никакой еды весь день, только вода. Иначе ничего не получится! Настя несколько раз предупредила.
Настя была легка на помине. И сразу маленький обеденный зал гостиницы будто осветился. Вся в белом, ладная, гордая, как львица, Настя грелась в лучах всеобщего внимания. Одаривая улыбкой каждого, кто встречался с ней взглядом, она подплыла к девушкам:
– Доброе утро! Мила сказала, вы хотите к нам присоединиться?
– Здравствуйте, я Лиза.
– Очень приятно, – Настя слегка прищурила огромные болотного цвета глаза, будто вглядывалась куда—то внутрь Лизы, – Вы знаете условия?
– Пять тысяч и ничего не есть.
– Верно. Но это не главное. Вы должны четко понимать, зачем вам в Ольховую глушь. Чего вы хотите от Силы?