Новенький документ. Хрустит, когда я его пролистываю, и пахнет клеем. Я раскрываю его на второй странице и удивлённо пялюсь на собственную фотографию, над которой достоверно поблёскивает графическая защита. И имя. Алиса Спиридонова. Чужие имя и фамилия. Дата рождения опережает мою ровно на год. Но день и месяц совпадают.
Значит, мой отказ не предполагался. Соломон знал, что я поведусь. А как иначе, ведь я столько лет его терроризировала.
Автомобиль припарковался у моего дома. И я уже порывалась выйти, как Соломон сжал мою руку, потянувшуюся к двери.
– Его горничная была уволена сегодня утром, – сообщает мне, и я догадываюсь, что она тоже работала на Соломона, – поэтому поторопись. К вечеру это место может быть занято.
Я киваю, наматывая информацию на ус. Значит, надо ускориться.
Соломон медлит, будто хочет добавить что-то ещё.
– Ямадаев опасный человек. Не ври ему – он распознает твою ложь. А если он поймёт, зачем ты там, убьёт на месте. Уверена, что оно того стоит?
Я смотрю в серые глаза. Внимательно и удивлённо. По моим губам скользит холодная усмешка. Меня забавляет эта несвоевременная забота обо мне. Почему вдруг? Только оттого, что этому мужчине захотелось залезть мне в трусы?
– Уверена, – твёрдо отвечаю и выбираюсь из тёплого салона, окунаясь в неприветливую серую жизнь.
***
Я бы прямо из автомобиля бросилась к дверям ночного клуба, но меня бы и на порог не пустили. Грязная замухрышка, нечёсаная, бледная. Представляю лица этих напыщенных секьюрити, стоящих у входа, при виде меня. Хех.
Перепрыгивая ступени, поднялась на свой этаж. Задержала дыхание, перед тем как провернуть ключ в замке. Как же не хотелось возвращаться домой. Прикусила губу и отворила дверь.
– Явилась, прошмандовка, – едва я переступила порог, посыпались обвинения. Старая ведьма выглянула из кухни, презрительно разглядывая меня, пока я разувалась. – Что дочка моя непутёвая, мне всю кровь высасывала своими похождениями, теперь ты свалилась на мою голову. Где ж я так нагрешила, что такие шлюхи в моей семье родились?
Бабка была полной, дородной женщиной, и, если глядеть на меня и маму, наше родство вызывало сомнения.
От потока брани и грязи все мои внутренности свернулись в узел. Почти ощутила, как из ушей пошла кровь. Хотелось забиться в дальний угол, сжать голову ладонями и не слышать этот невыносимый ор.
Отвечать бабке или, что ещё хуже, вступать с ней в спор я не стала.
Она приютила нас после смерти отца, впустила в свою квартиру и считала, что это даёт ей право измываться над нами. Может, отчасти из-за неё мать и снаркоманилась, но я не хотела искать ей оправдания, поэтому отбросила эту мысль.
Прошла в большую комнату, где располагались наши кровати. Постель матери не заправлена. Чёрт. Где она провела ночь? Неприятный холодок пробежал по спине. Обычно она возвращалась.
Глянула на постель Василька, который кивком головы поприветствовал меня.
– Не приходила она, – догадка подтвердилась в отражении глаз брата.
– Надо её найти, – медленно оседаю на кровать, гадая, в каком притоне она может находиться. – Ты ничего не знаешь?
– Нет.
Иного не оставалось. Нужно её найти. Скорее всего, валяется где-то на полу после дозы. И лучше не думать, как она её добыла.
Только Соломон прав: не поспешу, потеряю работу. Поэтому первым делом я планировала побежать в «Рай».
Стянула с себя шмотки и запихала в стиральную машинку. Под душем жёсткой щёткой вытравляла из кожи зловонный запах обезьянника. Казалось, даже вода стала дурно пахнуть. Но, вымывшись, я тут же ощутила себя лучше. Но не хотелось никуда идти. Залезть бы под одеяло и проспать сутки.
Но вместо этого я натянула на себя чистое белье. Постояла перед зеркалом в колготках и майке, раздумывая, что надеть на собеседование, на которое меня никто не приглашал.
– Что скажешь, Василёк?
Пока одевалась, рассказала ему про встречу с Соломоном. Василёк, конечно, не одобрил мой план. Отвернулся к стене, игнорируя моё существование.
– Ты прав, надену короткую юбку.
Выбежала из дома в ботинках, короткой юбке и тонкой кожаной куртке не по погоде. Холодно, пипец. Бранные слова бабки заглушали наушники в ушах. Музыка отвлекала от моего личного ада.
Я притащилась на маршрутке к дверям ночного клуба, осматривая восьмиэтажную кирпичную громадину. Старое промышленное здание в центре города занимало несколько тысяч квадратных метров площади. Я слышала, что на каждом этаже предусмотрено собственное развлечение. Но какое… никто не знал, кроме посвящённых. Тех, кто был там. Слышала только, что это единственное место в городе, где можно поиграть в азартные игры. Естественно, нелегально.
Пожалуй, простые смертные могли быть посетителями лишь первого и второго этажа – ночного клуба. С танцами, девочками гоу-гоу, извивающимися в полупрозрачных нарядах, зубодробильной музыкой и литрами алкоголя. И ресторана.
В будний день открыт только ресторан, вход в который был мне закрыт.
– Я пришла устраиваться на работу, пустите, мальчики, – строю глазки «пацанам» два метра на полтора.
Просканировав меня намётанным глазом, обмениваются взглядами, и тот, что помоложе, произносит:
– Сюда ты можешь устроиться только моей ночной грелкой.
Ухмыляется, разглядывая мои ноги в мини, будто первый раз девчонку видит.
– А не боишься наутро без яиц остаться или тебе их уже отрезали? – слова слетают с языка раньше, чем успеваю подумать.
Мужик округляет глаза, ошарашенный моим ответом. Не ожидавший от такой мелочи, как я, дерзости. Кто-то из посетителей покидает ресторан, и я юркаю мимо фейсконтроля, пока они меня не схватили. Покинуть пост охраны оба не могут, поэтому тот, что «мёрзнет», двигается за мной по коридору.
На бегу спрашиваю у официанта, как найти администратора. Парень, облапав меня глазами, показал пальцем на девушку в дорогом костюме. Русоволосая, лет двадцати пяти. Симпатичная.
Оглядываюсь на охранника, который, заметив мою цель, остановился. Сердце стучит быстро, боюсь, как бы он меня не сложил пополам и не вышвырнул через окно. Но он почему-то не торопится.
Девушка, увидев, как я к ней приближаюсь, настораживается. Глаза недовольно сужаются, когда она рассматривает мой дешёвый прикид, явно недоумевая, как меня пропустили.
– Привет. Я хочу устроиться горничной к хозяину заведения. Птичка напела, что место вакантно, – панибратски заявляю с лёту.
Девушка вновь проходится по мне взглядом. С головы до ног и обратно. Слухи расползались быстро. Через обслуживающий персонал. Должно быть, поэтому она не уточняла, откуда мне известно про увольнение горничной.
– У тебя нет шансов. Уходи, – усмехается она, отворачиваясь и утыкаясь в айпад.
Стою пару секунд, сверля взглядом её спину.
– Это ему решать. Не так ли? – засовываю руки глубоко в карманы кожаной куртки. Тут жарко, и мне хочется покинуть это пафосное место, где каждый встречный пялится на меня как на ничтожество. Краем глаза я заметила, как за нашим разговором следит охранник, едва ли не ухохатываясь.
Девушка оборачивается ко мне, складывает недовольно губы. Снова осматривает, но уже более внимательно. И, судя по всему, приходит к тому же выводу.
– Слушай, рвань, Хозяин даже разговаривать с такой, как ты, не станет. Не трать его время. Ему уже подбирают персонал, и с улицы сюда никто не попадает.
Смотрю на неё и понимаю – она такая же, как я, рвань, только в костюме. Не лучше и не хуже, поэтому так чурается себе подобной оборванки. Вылезла недавно со дна, а теперь боится вновь заразиться нищетой.