Шторм моей любви

Не описать того состояния, когда сидишь в коридоре с больным родным человеком и ждешь очереди. Наблюдать, как ему становится все хуже и хуже, отчего он не может поднять руку, не сказать и слова, и от этого тебя всю потряхивает. Наплевав на все, устроила грандиозный скандал и через десять минут папу уже приняли, напоминая мне, что всем плохо, а я себя ужасно веду. Ничего не хотела понимать, только видела родного человека, с ужасом осознавая, что могу его потерять.

Зачем мне объяснять, что всем плохо? Я все понимаю, но должны учитывать степень состояния больных. В очереди находились не все в таком тяжелом состоянии на грани смерти: у кого ожоги, у кого переломы. Поэтому ничего не воспринимала, только рычала, требуя, чтобы отцу немедленно помогли.

Еще как назло все врачи были на операциях. На тот момент меня данное сообщение еще больше вывело из себя. Я была похожа на оголенный нерв, везде отмечая беспредел и жестокость, обещая, что с потрохами сожру всех виновников, если отец умрет в облупленном коридоре отделения скорой помощи.

Когда его увезли, стабилизировав системами состояние, сидела на стуле и пыталась прийти в себя. Ко мне подсела медсестра и вручила стаканчик с водой, куда она накапала корвалола. Заставила выпить, приговаривая, что, в противном случае, буду лежать рядом с отцом.

Повернувшись к ней и, благодарно кивнула, осознавая, что она права. Прошептав «спасибо», двинулась домой, вызвав такси по приложению.

Понимала, что переборщила, вела себя как психопатка, но не жалела, зная, что сделала все, чтобы помочь родному человеку. А это главное.

Добравшись благополучно до дома, поднялась на лифте и открыла дверь квартиры. Все спали, кроме матери. Елена Николаевна ждала меня…

Она даже не спросила про отца, сразу кинулась с угрозами, выплевывая, какая я поганая дочь, что выгнала на улицу родного брата.

Рявкнула ей, что никого не держу, не нравится – пусть идет подтирать им сопли, и отправилась в спальню, закрыв дверь.

Долго сидела у кроватки своей девочки, заставляя себя держаться, обещая себе и ей, что завтра все решу. Обязательно. Больше так не буду жить. Пошли все к черту! Моя дочь, племянники, пока их непутевые родители не найдут жилье, и отец. Мать же… поражалась ей, совсем не понимая.

Решила, что все обговорю с Валерой, адвокатом нашей фирмы, а потом буду решать. Если что – куплю квартиру им или себе… Посмотрим, но так жить нельзя. И не буду!

***

Стоило только проснуться, как мать с новыми силами подняла вчерашнюю тему, утверждая, что я поступаю неправильно. Даже не вникала в ее крики, мольбы и просьбы, полностью игнорируя. Вчера уже все слышала. Довольно!

Позвонила в больницу и, узнав, что состояние отца удовлетворительное, принялась кормить детей. Елена Николаевна же театрально вздыхала, причитала, что я довожу ее до смерти, показательно подливая себе корвалола, а потом ушла.

Вернулась лишь тогда, когда я полностью оделась, и уже красилась, собираясь на встречу. Проинформировав ее, куда иду, сразу услышала истерику, которая меня уже конкретно бесила.

Черт, я уже соскучилась по работе.

– Ты понимаешь, что им негде жить?! Понимаешь? – ядовито цедила она, сжимая руки в кулаки.

– Нужно было не терять квартиру, которую вы им подарили, – ответила, поправляя шикарное строгое темно-синее платье до колен, недавно приобретенное в элитном бутике.

– Что теперь сделаешь?! Каждый может ошибиться! Ты должна им…

Повернулась к ней с тушью в руках и мило уточнила:

– Мама, я уже все сказала. В моем доме их больше не будет!

– Это и наш дом, – гневно рявкнула она, складывая руки на груди.

– Нет, это мой дом, а вы тут прописаны, – напомнила ледяным тоном, вновь повернувшись к зеркалу шкафа-купе.

– Ты бессердечная дрянь!

– Спасибо, буду знать, – грубо поблагодарила, подкрашивая губы.

– Эгоистка! У тебя есть возможность, а ты…

– Да, плевать я хотела на Николая и его жену! Дети пусть остаются, – ответила, пытаясь сосредоточиться на внешнем виде, а не на ее словах.

– Не хочу тебя видеть! Мелочная дрянь! – рявкнула она и показательно бросилась из моей спальни, театрально всхлипывая.

Пожала плечами, показывая, что мне плевать, а саму уже передергивало. Вот же любовь у нее к сыночку… Зашкаливает сверх нормы. Жаль, что ко мне таких чувств не испытывает, как будто чужая. Только один непутевый Коля в голове и на устах.

Поцеловав дочку в щечку, схватила сумку с документами и пошла на выход. Накинула коротенькую шубу и увидела мать, явившуюся меня проводить. Она с ненавистью смотрела на меня, а потом проговорила:

– Знай, что я сделаю все, чтобы помочь ему!

– Пожалуйста. В дом их не пускать. Предупреждаю, буду вызывать полицию с заявлением о краже, – уверенно проговорила ей, показывая всем своим видом, что я говорю на полном серьезе.

– Пригрела змею на груди, – прошипела Елена Николаевна, не скрывая своего доброго отношения ко мне.

– Тогда я поползла, – с улыбкой выдала и уже у двери напомнила: – Я купила витамины мальчикам. На морозильной камере лежат. По одной. Буду вечером.

***

Всю дорогу была сама не своя. Не выдержав, набрала номер подруги-соседки в телефонной книге через блютуз и позвонила. Мария ответила только на третий дозвон.

– Лера, что-то случилось? – сонным голосом выдала она.

– Прости. Разбудила тебя? – с сожалением проговорила, ругая себя за наглость.

– Нет, мне уже давно пора вставать. Еще не готовила, а Петя заказывал манты. Пока Тимофея укладывала, сама уснула.

Вешкова Мария – соседка через две квартиры. Замужем за любимым человеком. Двое детишек, младший такого же возраста, как моя Светланка. Сейчас находится в декретном отпуске, временно оставив должность кредитного инспектора, радуясь каждому дню.

Очень хорошо общаемся, впрочем, как и с ее мужем.

Петр – общительный, веселый мужчина, обожающий свою жену и двоих детишек. Они замечательная пара, которой я каждый день удивляюсь, достоверно зная, что любовь есть.

– Маш, у меня к тебе просьба, – с надеждой сказала, посматривая в боковое зеркало, замечая позади крутую иномарку, виляющую в разные стороны. Либо пьяный водитель, либо профан полнейший.

– Заглянуть к тебе и проверить Светочку? – весело уточнила понимающая Мария.

– Пожалуйста, если тебе несложно. А то я волнуюсь…

– Ты всегда волнуешься, и поэтому твоя мать меня ненавидит, называя ревизором или змеей, а за глаза похлеще. Бабульки всегда меня информируют.

– Тебя хоть так, – с грустью засмеялась, вспоминая слова матери в мой адрес после того, как заявилась домой, а она в гневе, что ее контролируют. – Меня похлеще, но, тем не менее мы с ней сильно поругались. Я выгнала Николая и его жену, оставив детей, и пригрозила ей – не пускать их либо уйдет сама.

– Ого! Давно пора! Гадюшник, а не семья. Ты права, проверить надо, а то она у тебя дама… странная и злопамятная. Как захаживать к вам стала, чуть ли не плюется при виде меня.

– Бывает… Не принимай к сердцу.

– Конечно, нет! Меня этот факт никогда не беспокоил. Не переживай! Зайду!