Последняя гроза

Глава 5. Последние вводные

Воскресенье

18:00

Ровно к 18:00 все собрались в диванной.

Анна в этой комнате еще не была. Она резко выбивалась из всего антуража дома.

– Что? Непривычно? – Сзади неслышно подъехал Виктор.

– Да, дворцовым стилем тут и не пахнет.

– Одно время мать хотела тут все переделать. Начала с этой комнаты. Тогда она увлекалась Китаем, отсюда ширмы и низкие диваны.

– А стены почему черные?

– Они темно-зеленые. Ну да, темные. Обрати внимание, нет потолочного освещения. Только бра и торшеры. А по большому счету они только декорация. Здесь должны быть свечи. Курево, гадание, медитация. Дед чуть было тут все не разнес.

Марта отстояла. Но остальное в доме трогать запретил.

– Я не могу пока понять, нравится мне или нет.

– Так и никто не может. А кстати, где Алиса? Ты ее не видела?

Запыхавшись, вбежала Алиса.

– Простите, а я на первом этаже сидела, на кушетке. Сказали же, на диване встречаемся.

Василиса тут же прокомментировала:

– Не на диване, а в диванной! Сколько вам лет, милочка? Пора бы уж отличать кушетку от дивана. И потом, вам же намекнули, что диванов должно быть несколько…

– Василиса, сегодня не твой бенефис, – остановил женщину Александр.

– Так он никогда не мой. Поэтому я сама каждый день делаю своим.

Емельян обвел присутствующих взглядом.

– Спасибо, что пришли. Если вы не против, то я еще раз всех вас назову. Таковы правила.

Не преминула вставить слово Василиса:

– А то вроде как мы друг друга не знаем.

– Так может случиться, что знаете не до конца.

Василиса попыталась еще что-то сказать, Артемьев даже привстал с дивана, она тут же сделала успокаивающий жест рукой и беззвучно произнесла: «Все. Молчу, молчу».

– Итак, на читке завещания присутствуют члены семьи умершего Григория Андреевича Фролова. Вероника Григорьевна Артемьева, в девичестве Фролова, единственная дочь умершего; ее муж – Александр Данилович Артемьев; дети – Виктор Александрович и Валентин Александрович Артемьевы; сестра матери Вероники Марта, по документам Мария Павловна Федорова. Также Григорий Андреевич распорядился, чтобы завещание было зачитано в присутствии близких ему людей и друзей, поэтому сегодня в этом кабинете находятся Алена Геннадьевна Снигирева, Глеб Сергеевич и Жанна Владимировна Штерны, Михаил Михайлович Красилов, Василиса Антоновна Харитонова, Петр Константинович и Любовь Петровна Никифоровы. А также предполагаемые родственники Анна Фальк и Алиса Фальк.

Емельян взял театральную паузу.

– Прошу вашего внимания. И первое, что я хочу вам всем показать, это медицинскую справку о смерти. Причина смерти – обширный инфаркт. Справку мы получили с Вероникой Григорьевной. Она распорядилась, чтобы я ее озвучил сегодня на данном мероприятии.

– Ну прямо тайны мадридского двора. Ну хорошо хоть так. – Слова принадлежали Петру.

Виктор подмигнул Анне, мол, так-то, а ты, наверное, действительно думала, что деда кто пришил. Явно была разочарована Василиса. Штерны и Красилов вздохнули с облегчением. У Никифорова чуть передернулась верхняя губа.

Заметила, наверное, это только одна Алена. Она всегда его не любила и всегда чувствовала с его стороны опасность. Самый закрытый и непонятный персонаж этого сообщества. Алена пыталась его разгадать, но никак не могла. Тем не менее у нее создалось впечатление, если бы кто и убил Фролова, то это мог сделать только Никифоров. Конечно же, не сам, обязательно чужими руками. Зачем? Чтоб подкинуть другим повод для разгадывания очередного ребуса.

Алена сама поразилась всей кровожадности своих мыслей. Лично ей Никифоров ничего плохого не сделал. Он ее не замечал. Это коробило. Есть такие люди. Слишком прямолинейные. Им жалко свое время растрачивать впустую. У них не бывает преамбул и вводных частей. Им сложно выстраивать разговор и делать специальные комплименты. И потом, кто такая Алена? Специалист по лечебной физкультуре?

Девушка помнила, как они встретились впервые. Она выходила из кабинета Фролова, Петр шел ей навстречу. Скользнул по ней невидящим взглядом, а потом она услышала, закрывая дверь:

– Твоя?

– Помощница.

– И только?

– Да, и это не обсуждается.

Они были похожи. Ее шеф и Никифоров.

Вот только Фролов побывал между жизнью и смертью, и этот период его слегка вразумил. Во всяком случае, он тот разговор Алене передал.

– Петр непрост. Но если на его пути не стоять, то он не опасен.

– Вы меня к чему-то готовите?

– Да, к жизни. Будь внимательна и не доверяй людям.

Емельяну было дано всего девять дней для того, чтобы уладить все детали, мелочи и шероховатости.

Фролов все подготовил и практически срежиссировал свои похороны.

Завещание переписывалось раз в год. Новое они как раз подготовили месяц назад, причем в этом году Емельян про завещание забыл. В первый раз. Фролов вызвал его к себе, юрист, как всегда, зашел в кабинет, достал ручку и блокнот, чтобы записать новое поручение, внимательно поднял взгляд на шефа и наткнулся на холодный взгляд:

– И?

Сердце ушло в пятки, понял, что-то проворонил. Вот только что? Лихорадочно начал вспоминать. Фролова боялись все. Единственная дочь, внуки, Марта… Неужели так можно жить? Привыкнуть к такой жизни? Зачем? А самому Фролову каково? Что это за удовольствие такое – всех и все держать в кулаке? Фролову было недостаточно уважения, признательности. Ему нужен был страх.

Как-то Емельян умудрился высказать свое мнение на сей счет. Фролов пригласил своего юриста на деловой ужин. Сначала обсуждали текущие вопросы, потом принесли закуски, хороший коньяк. Сам не пил, Емельяну подливал. Это уже потом Емельян сообразил, шеф устроил ему проверку. Что у пьяного на языке. Вот тогда-то Емельян и спросил, даже, скорее, заплетающимся языком поставил на вид:

– А ведь вас боятся.

– И ты?

– И я!

– Это хорошо! А то я про тебя не был уверен. Это хорошо, что все боятся. Это правильно.

– Но почему?!

– На уважении, знаешь ли, долго не протянешь. Добреньких не любят. Человек признает только силу.

Не закончив ужин, Фролов встал из-за стола и ушел из ресторана. Емельян бы даже не удивился, если бы за ужин пришлось платить самому. Но нет, все было оплачено.

Емельян знал о существовании Алисы, никогда ее не видел, но знал, что она есть в завещании. Полные данные, включая адрес. И вдруг нарисовалась еще и Анна. Этого еще не хватало. Он растерялся, опять же им руководил страх сделать что-то неправильно, перепутать, да и не хотелось подвести память Фролова.

Аккуратный пенсионер поджидал его около подъезда. На вид лет семидесяти, в допотопной жилетке поверх клетчатой фланелевой рубашки. Можно сказать, такой божий одуванчик. На обед борщ от жены, по выходным рыбалка, независимо от времени года.

– Прошу вас уделить мне пятнадцать минут вашего времени.

– Кто вы? Я тороплюсь!

– Это важно, поверьте. – А дальше божий одуванчик вдруг превратился практически в босса Фролова. Только тот уже умер и ничего плохого ему сделать не может. А этот вот он. Что ж это за жизнь такая?

Мужчина закончил свою речь уверенным голосом, не терпящим возражений:

– Условие одно. Анна должна быть на читке завещания.

– Но как же? Если она не имеет отношения…

– Навредить она никак не может. А вот вы можете оказать нам всем реальную помощь.

Глава 6. Раскрываем карты

Воскресенье

18:30

– Давайте приступим.

Емельян выдержал театральную паузу. Он не раз представлял себе, как будет зачитывать завещание. Медленно, не торопясь, растягивая слова, тем самым усиливая свою значимость. Он понимал, что никто не слушал первую часть, длинную и нудную. Скорее из вредности он читал текст с акцентами и ударениями, останавливаясь и обводя взглядом собрание.

Собрание сидело молча, отвечая ему злыми лицами. Мол, сколько можно? Когда ты, осел этакий, доберешься до сути?

Емельян, не обращая внимания, продолжал читать важный документ дальше. И вот наконец он перевернул страницу и подошел вплотную к разделу слонов. При этом никак не поменяв тон, показывая, что в документе важна каждая строчка. И паспортные данные не менее важны, чем тот факт, кому достанется дом.

– Супругам Штерн отходит морской пейзаж работы художника Степанова.

Тут же оживилась Жанна. Она развернулась к мужу:

– А что это за картина? Она ценная? Это известный художник? Глеб?

– Жанна, можешь заткнуться? – нервно прервала Жанну Вероника. Никто не выразил своего недоумения. По большому счету с ней все были согласны. Какая разница, кто такой Степанов? Разве об этом сейчас шла речь? Но судя по кислому лицу Глеба, он рассчитывал на большее.

Емельян продолжил:

– Михаилу Михайловичу Красилову – письменный стол из кабинета.

Красилов попытался пошутить:

– Надеюсь, вместе с содержимым?

– Зря надеетесь, уверен, что Марта уже произвела инвентаризацию, – тут же выступил Виктор.

Все взоры обратились на Марту. Та сидела с непроницаемым лицом, ей было не до смеха и не до шуток. Каждый из семьи ждал своей участи. И Виктор тоже. Его шутки были скорее защитной реакцией. Соседи – да. Пришли развлечься. Может, действительно унести шкатулку палехскую. А вот члены семьи даже не предполагали, что может их ожидать и какие сюрпризы деда могут в корне изменить их жизнь.

– Василисе достаются все статуэтки из пасторальной темы девятнадцатого века. Мозельский фарфор.

– Е-мое! Угораздило же меня как-то похвалить пигалицу фарфоровую в шляпке! Знала бы, похвалила бы часы напольные! Эх! А что значит «все»? Их там сколько? Ну ладно, ладно, не смотрите вы на меня так! И на том спасибо. Емельян, давай дальше. Переходи к главному.

Емельян зыркнул на Василису. Это ЕГО звездный час, и он тут решает: когда ему говорить про главное, когда про второстепенное. Но следующим пунктом шла усадьба.

– Равную долю во владении усадьбой получают Вероника Григорьевна, Виктор Александрович, Валентин Александрович и Мария Павловна. Управляющим усадьбой прошу назначить моего старшего внука Виктора Александровича.

Емельян обвел всех присутствующих взглядом. Участники, которых он только что назвал, молча смотрели в пол, остальные с любопытством следили за их реакцией.

Прокашлявшись, Емельян продолжил:

– Алена Геннадьевна Снигирева получает пять миллионов рублей, Мария Павловна Федорова – пять миллионов рублей, Алиса Игоревна Фальк – один миллион рублей.

Шумно вздохнула Марта, удивленно вскинула брови Алиса, Алена удовлетворенно прикрыла глаза.

В этот момент Емельян впервые пожалел, что читал завещание, а не был просто свидетелем. Только сейчас он понял слова того самого незнакомца. Важно было находиться в помещении. Именно первая реакция самая точная. Хочешь найти преступника, лжеца – обрушь на него шокирующую информацию и зафиксируй первую реакцию. Да, ее еще нужно будет расшифровать. Но это уже следующий этап. Без первого этапа второго не случится.

Емельян терял такое преимущество. Ему нужно было смотреть в текст.

– Все активы траста переходят к Петру Константиновичу Никифорову.

Управляющим трастом назначается он же.

В диванной воцарилась зловещая тишина, Емельян дал возможность выплеснуться эмоциям и немного протянул паузу.

Первой очнулась Вероника:

– И что все это значит? Петр, а ты тут при чем?

– Ну как при чем? Это же наше общее дело, и деньги там мои.

– Что значит «твои»? Это же папины деньги!

– Тебе про это кто сказал?

– Это все знали!

– Правильно, потому что я афишировать не хотел, мне так удобнее было.

– Чтобы налоги не платить?

– Ну почему же? Все налоги я плачу. Хочу спать спокойно. Еще раз повторюсь, я не из тех, кто своим богатством хвастается.

– На меня намекаешь?

– Не намекаю, прямо говорю. Мне вся эта пыль не нужна. Я сам знаю, что мне принадлежит и сколько у меня денег, остальным знать необязательно. Могу тихо посидеть в сторонке. Тебе не понять.

– А сейчас что же ты в стороне не остался?

– Так сколько можно? У меня вон дочь на выданье. И вообще, я начинаю новую жизнь.

– Да плевать мне на твою новую жизнь. Жизнь у него, понимаешь? Сколько тебе стукнуло? А туда же! Жизнь у него новая.

Петр не реагировал никак. Сидел нога на ногу, слегка покачивая идеально чистой белой кроссовкой.

Емельян часто встречался с ним в кабинете Фролова и знал, как тот непрост. Фролов часто был несдержан в спорах. Никифоров, напротив, молчал, снисходительно улыбался, но Емельян видел, как ходят желваки на лице, как Петр сжимает и разжимает кулаки.

Никифоров никогда не забудет то, что сегодня услышал от Вероники. Такие персонажи очень коварны, зря так Вероника. Ох, зря. Но Веронику несло, она уже не могла остановиться.

Вероника развернулась к Алене:

– А вам, девушка, не слишком ли много досталось? Я буду оспаривать эти деньги!

Веронику трясло от злобы. Она вскочила с места, ее руку пытался перехватить муж, но она со злостью вырвалась, пытаясь сказать что-то еще. Внезапно сел голос, и Вероника закашлялась.

Емельян решился вмешаться:

– Вероника Григорьевна – это ваше право, хочу лишь заметить, что Алена Геннадьевна получает деньги в дар и тут все абсолютно законно.

Вероника рухнула на диван и уставилась невидящим взглядом в темно-зеленый атлас стены.

Емельян дал понять, что завещание дочитано до конца. Но еще раз поднял ладонь кверху, призывая всех к вниманию:

– К завещанию приложено письмо, где Григорий Андреевич подробно разъясняет свои действия. Кстати, я впервые в своей практике встречаюсь с таким подходом. Редко кто завещание так тщательно продумывает, а тем более объясняется перед семьей.

Вероника снова очнулась. Видимо, в памяти всплыло слово «законное»:

– Вот это я понимаю! Оказывается, тут все законные! Сестра жены! Внучка брата. Кстати, мужа дочери я вообще не услышала, но это ладно. Но я тут кто?

– А вы тут законная дочь, поэтому вам достается дом с участком, поделенный на вас и ваших детей. Кстати, со всем содержимым, включая дорогую коллекцию картин.

– То есть даже здесь в компании родственничков. А мужу моему, стало быть, вообще ничего? Человеку, который столько лет на него пахал?

– Молодец, мать! Вспомнила про мужа! – вставил Виктор.

– У Александра Даниловича прекрасная должность, и его, я так понимаю, никто увольнять не собирается. Я правильно понимаю, Петр Константинович?

– Без сомнения. – Петр приподнялся в легком поклоне.

Петр испытывал практически сексуальное наслаждение от всего, что здесь происходило. Ему тут нравилось все. Как негодовала Вероника, как униженно себя ощущал Александр, как мелко переживали соседи, которые явно не получили того, на что на самом деле рассчитывали. Кстати, парни были на высоте. Валентин смотрел на все происходящее с большим сожалением. Ему было стыдно за мать, жаль тетку, явно он ощущал себя здесь совершенно чужим. Эх, не их герой, а он уж было размечтался. Сегодня для дочери Любы он хотел другого. И может быть, даже Виктора. Хотя, безусловно – нет, никогда. При всем уважении к мозгам и к характеру. Не та семья, не те гены. Но Виктор – боец, снимаем шляпу. Фролов принял единственно правильное решение. Только Виктор вытащит их всех из этой ямы. Он будет Петру достойным соперником в будущем.

Что ж. Тем интереснее.

– А может, мы все же прочтем письмо? Могу себе представить, что там дед написал. Фотографии не приложил? Нет? Странно. Тем более интересно. – Виктор, как всегда, иронизировал, но в его голосе чувствовался испуг, такое впечатление, что он хотел остановить мать, но сделал это как умел, или как от него ждали. Зачем шокировать публику?

– Постойте! – Вероника встала с дивана. – Вы же не собираетесь его читать при всех? Мне кажется, это очень личное. При чем тут эти люди?! Емельян!

– Вероника Григорьевна, письмо обращено ко всем и по предварительной просьбе Григория Андреевича должно быть зачитано в присутствии этих персон.

– Я этого не переживу.

Резко крутанул педали своей коляски Виктор. Он подъехал к Веронике, положил ей руку на плечо и усадил ее обратно. В этом жесте была одновременно и сила, и власть, но была и какая-то надежность.

Вероника с удивлением посмотрела на сына.

– Мать, мы вместе. Просто не сомневайся в этом.

Вероника устало опустилась на диван и закрыла лицо руками.

«Дорогие мои родные и близкие,

Раз вы читаете это письмо, стало быть, меня с вами уже рядом нет.

И сначала хочу объясниться с вами по поводу вашей новой родственницы. Кто бы мог подумать, что у меня был брат. Я не успел с ним толком познакомиться. Сначала, как и вы, в это не поверил. Есть же, черт побери, семейная легенда, как мой отец боготворил мать. Оказывается, была еще одна женщина, которую отец любил. Именно любил, это была не просто мимолетная связь. Пока я отрицал, злился, а поверив, распутывал тот непростой клубок, моего брата не стало. Может быть, в этой истории я виноват больше всего. Не перед вами, а перед ним. Не успел. Емельян разыскивает внучку брата. Я надеюсь, ему это удастся…»

Василиса:

– Теперь мы знаем, во сколько Григорий Андреевич оценил свою душевную боль.

На ее слова никто не обратил внимания, и Емельян продолжил чтение:

«Мишель, прости, что в последнее время не приглашал тебя в гости, на то была причина, и, скорее всего, ты уже догадался, это не настоящий Поленов. Прости, дружище, я понимал, что ты сразу же увидишь подмену, а мне не хотелось, чтобы кто-то из родных был в курсе. Зачем людям лишнее волнение? Ни к чему все это. Картину я продал. Банально нужны были деньги, хотелось сделать напоследок что-то важное и приятное для людей, которых уважаю и люблю. В конце концов, картина моя – что хочу, то и делаю.

Вы всегда считали меня богатым человеком, но это не совсем так. Пятнадцать лет назад в моей жизни появился Петр Никифоров. Тогда я переживал не самый лучший период. Или, даже скажем, тяжелый период. Мы еле сводили концы с концами и, прямо скажем, были на грани разорения. А тут появился Петя. Совсем молодой парень. Амбициозный, напористый. Да, у него были деньги, у меня лишь честное имя. Мы объединили наши усилия, и в итоге все это время нас кормил именно он. Почему он должен кормить нас дальше, я не знаю, да и неправильно все это. Нельзя жить за счет кого-то только потому, что вы так привыкли. Именно поэтому я рассудил это завещание именно так, а никак не иначе.

И в первую очередь я хочу отблагодарить Алену. Только прошу, Вероника, не обвиняй ее во всех грехах. Именно она поднимала меня на ноги, терпела мой несносный характер, жалела меня, была мне матерью, дочерью. Я догадываюсь, что вам всем было сложно и страшно меня видеть в таком состоянии: мычащего, беспомощного. Это было ваше право. Но я сделал выводы. Алена выполняла свою работу, но она это делала от всего сердца. Я хочу сказать ей спасибо, немного облегчив ее жизнь. Она заслужила. И кстати, сразу хочу ответить на последующие вопросы. Я не отец будущего ребенка Алены…»

Вероника потихоньку пришла в себя. Она уже убрала руки от лица и смотрела перед собой. Она как будто пыталась вникнуть, но это ей удавалось с трудом:

– Стало быть, тут еще и ребенок. Но молодец – папаша. На шею себе сесть не дал никому. И тебя, стало быть, подозревал, что ты начнешь нас ребенком попрекать.

Емельян продолжил читать:

«Да,Марта, ты тоже была рядом. Я все помню. Я знаю, сколько сил и любви ты вложила в наш общий дом. Ты – часть нашей семьи. Ну давай скажем друг другу правду! Ты – прекрасный исполнитель, но финансовые дела вести не можешь. Даже так – не должна. Спасибо тебе за наш сад, он прекрасен, ты превратила территорию усадьбы в дивный парк. Прости, что ругался с тобой, не всегда понимал твои театрализованные представления, но недавно я принял и это. Марта, живи радостно, по мере возможности побольше отдыхай. Пусть теперь работа в усадьбе будет твоим хобби, а не огромной ответственностью. С тобой будут советоваться, ты сможешь вести свои экскурсии сколько пожелаешь, но руководить всем будешь не ты, а Виктор. Прими как данность, так будет лучше.

Именно Виктора я вижу управляющим усадьбой. У него есть хватка, прекрасное образование, и он ближе к земле, простите за каламбур. У него получится. На него же оставляю все документы по усадьбе. Там много в чем нужно разобраться. Почему не Валентин? Потому что у Вальки есть еще время поискать себя в чем-то другом.

Витька, прости меня, если сможешь, за мою жесткость. Такой я человек. Я знаю, что из всей родни в меня пошел ты. Умоляю тебя не совершать моих ошибок. В чем была главная? Я возненавидел людей. Дурак! Сам себе испортил жизнь, всех вас повесил на свою шею. Дело даже не в деньгах, в том, что начал решать за всех. Жизнь каждый проживает свою, я тут ни при чем. Что еще было не так? Не верил никому, отсюда не доверял. Все пытался сделать сам, все контролировать. В какой-то момент сильно просчитался. Ну это тебе Петр как-нибудь расскажет. Запомни, он для тебя теперь деловой партнер. Про остальное навязывать не буду. Разберешься сам.