Туман над Фудзи

– Два года? Тебе понадобилось два года?

– Да. Я это очень хорошо помню. Даже день, когда опять засветило солнце и как вышел из подъезда и глубоко вздохнул. И пошел легко дальше. Но самыми тяжелыми были первые полгода. Но это все в прошлом. У Высоцкого есть такие стихи: «То была не интрижка, ты была на ладошке».

Они долго молчали. Вадим углубился в воспоминания, Лиза обдумывала услышанное. Она прервала молчание:

– Знаешь, меня эта история ужасно расстроила. Пока еще не могу дать определение, как и почему. Я понимаю, что это очень глупо ревновать к воспоминаниям. Но неприятно вдруг узнать, что тебя в этой жизни любили меньше. Нет, не так. Что был человек, которого любили значительно больше.

Они уже доедали мясо, и вино было практически выпито.

– Что ты! Глупости это все. Я никогда бы не хотел вернуться в то болезненное состояние. И еще страшно осознавать свое странное положение, когда от тебя ничего не зависит. Ты как марионетка в чужих руках. Потянули за ниточку, ты побежал. Забыли про тебя – ты болтаешься между небом и землей. И постоянно ждешь. Позовут или не позовут. Уехал муж в командировку или нет? Заберет бабушка Леву, или она «на маникюре»? Она почему-то все время была «на маникюре». Видишь, даже такие подробности всплывают в памяти. Я тебе благодарен, что ты позволила мне сегодня про это вспомнить и рассказать. Это лежало у меня очень глубоко тяжелым камнем. А сегодня будто все растворилось. Даже сам не представлял, как важно было выговориться. И даже не смей сравнивать. Я не просто тебя люблю. Ты – часть меня. Я тебе ощущаю, как единое целое. Ничего нет дороже вас с Темычем.

Слезы давно уже были близко, но тут Лиза разрыдалась окончательно.

– Господи, какая сложная штука жизнь. И как же у японцев все просто.

– Вот и молодцы они. Они себе сразу все объясняют и не ищут скрытые смыслы. Или не задумываются. А если есть какие-нибудь сомнение, то сразу в сад! В сад камней. Подумали, поняли, приняли и весело живут дальше.

Маленький отель в Киото

В Киото они жили в маленьком и уютном отеле. Лиза пыталась не говорить себе, что самое уютное в нем было то, что комната была не два метра, а три. Хотя туалет с ванной – опять два. Причем метр из этих двух занимал унитаз. Внушительных размеров в виде кресла. Да, и он всегда был теплым. Ночью и днем. И он подсвечивался, не промахнешься. И музыку можно было включать нескольких видов, неизвестно же, что у тебя сегодня за настроение: классика поможет в ежедневном ритуале. Или рок. Или просто пение птиц. Вот ведь японцы. Страшные фантазеры. С одной стороны, все просто до судорог, а с другой – всегда есть какая-то деталь, какая-то милая мелочь в той самой простоте. Эта мелочь заметна только самим японцам. Например, такой вот трон посреди двухметрового туалета.

Нужно было срочно собирать чемодан. И Лиза решила кое-что забрать из ванной комнаты. Что там говорить, к их услугам был полный туалетный набор. Не просто гель для душа, он же шампунь, он же кондиционер. Тут было все. И крем для лица, и крем для рук, и резинка, чтобы затянуть волосы в хвост, и другая, пошире, чтобы убрать волосы со лба. Все это перекочевало в Лизин чемодан. Но где бы купить юкату, которая тоже была в их распоряжении на время пребывании в гостинице? Прелестная удобная, легкая. Юката – это кимоно из легкого хлопка. Мечта на домашнее лето.

– Лиза, завтрак!

– Бежим.

Из ресторана выходила Мария.

– Опаздываете. Или нет? Как хорошо, что вы не пошли гулять вчера с Яной. Это было отвратительно. В итоге зашли в какой-то непонятный торговый центр. Эти ваши тетки тут же начали дергать Яну: что это за шампунь, что это за крем. Остальные в это время, валясь с ног, ждали, когда же она все им доступно объяснит. Дурдом. Просто дурдом. Я практически не спала. И поесть не успели. С трудом дождалась завтрака. Хоть травы этой поела. Ну ладно, пошла паковать чемодан.

В ресторане мрачно жевали соотечественники. Лиза подошла к ближайшему столу, где уже сидели «толстый и тонкий».

– А можно мы к вам?

Неожиданно так: та, которая полная, Лизу корректно, но твердо отшила:

– Вас посадит официант.

Опять пошли воспоминания прошлого дня. Ясно. После вчерашнего с ней люди даже общаться не хотят. Господи, ну что, им так было жалко десять долларов? Или она им просто неприятна? Сама она так не умела. Не важно, нравится ей человек, не нравится, всегда для него были готовы улыбка и несколько приветливых слов. Вадим мгновенно понял, как напряглась жена.

– Вон, смотри, Кира с Сашей. Пойдем к ним.

Саша мгновенно встал навстречу. Какие все же приличные люди!

– Присаживайтесь. Как вы? Как настроение? Вы вчера ходили гулять со всеми?

– Нет. Мы так устали, нашли прекрасный мясной ресторан, потом погуляли вдвоем.

– Вот и мы… – Кира вздохнула. – А вот говорят, что зря. Говорят, было невероятно интересно. И что мы много потеряли. Мол, половину и не видели. И город Яна показала, и магазины, и рестораны.

– Какие разные взгляды! А мы слышали, что ничего интересного не было, только все устали как собаки.

Их перебил Саша.

– Да что расстраиваться? Самое интересное у нас впереди. Фудзи. Я жду Фудзи. Главное, чтобы гора нам показалась. А то приедем, туман или облака. Я слышал, что она показывается не всем. Надо еще заслужить, чтобы она пред тобой предстала.

– Но ведь это странно. Мы же все такие разные. Кто-то из нас герой положительный, а кто-то – нет. А покажется или не покажется всем, – подала голос Кира.

– А я все больше проникаюсь философией буддизма. И тоже думаю про Фудзи. Конечно, мы разные, но зачем-то в этом автобусе объединили именно нас. Значит, что-то общее в нас есть. А иначе как? Но если даже Фудзи нам и покажется, то увидит каждый из нас свое. Я так думаю, – поддержал Сашу Вадим. Мужчины все больше проникались друг к другу симпатией.

– Кира, а кто вам сказал, что вчера был хороший вечер?

– Мария! Вы вроде с ней столкнулись, когда входили в ресторан.

– Господи, что за люди.

В лобби отеля Лиза увидела в витрине ту самую юкату. Из тонкого хлопка. Белая, с мелким синим рисунком и с широким репсовым синим поясом. То, что нужно для лета, для их теплой московской квартиры. Такой халат можно надеть после душа или во время красивого воскресного завтрака. Или просто завалиться в нем с книжкой на кровать после воскресного же обеда. Ее самое любимое времяпрепровождение. Господи, какое это счастье! Выходной. Они уже пообедали, Темыч помог убрать со стола, и она может просто час полежать с каким-нибудь душевным романом. Она любила их с Вадимом спальню. Он вечно ругал ее за флаконы духов или статуэтки, которые она тащила из поездок.

– Ну к чему тебе эта розовая обезьяна? Понятно же, что она китайская?

– И что? Какая разница? Зато она мне улыбается. И она мне абсолютно родная.

Да, покупаем юкату!

– Юката продается?

Японец с улыбкой несколько раз поклонился. Ему было очень приятно, что она не сказала «кимоно». Она назвала этот чудесный халат совершенно правильно. Кимоно из тонкого хлопка. И ударение поставила в слове правильно. Счастье. Вот оно счастье! И Лиза купила их две. Себе и Белле. Очень она за эти дни прониклась уважением и понимаем к своей свекрови. У них всегда были хорошие отношения. Со своей мамой таких отношений не сложилось, а Белла – она друг. Ее ученая, в прямом смысле, свекровь, которая с внуком не сидела, деньгами не помогала, но всегда поддерживала морально, что очень важно, не лезла в их жизнь. Никогда. Могла дать мудрый совет. А еще всегда занимала сторону Лизы. Ох, сколько ей за эту поездку открывалось! И при чем тут Япония? Япония тут была только фоном. А вот ее собственная жизнь вышла на передний план.

Синкансэн до станции Мисима

– Что ты опять всем недовольна? Ну не дали тебе в то кимоно переодеться? Это повод замолчать на целые сутки?

Поезд тронулся абсолютно бесшумно. Если бы не мелькали крыши домов, поля и одинокие деревья, то можно было бы подумать, что никто и никуда не едет. В этот раз билеты у них оказались не вместе, но неожиданно сама Инесса предложила поменяться. Она совершенно влюбилась в свою новую подружку, слушала ее, раскрыв рот, сторожила ее сумки, когда та бежала в киоск сувениров, бесконечно фотографировала в разных позах. Вот ведь дела…

– Матвейка! – зычно крикнула она на весь вагон. – Иди сюда, садись. Тебе ж охота. А мне к Ольке нужно. Дел у нас на сто тыщ.

– Так и скажите, что это вам охота, – огрызнулся Матвей. Но местами поменялся.

Олька тут же начинала говорить с середины. И она тоже с Инессой была на «ты»:

– Нет, ну ты видела в туалете у них такой треугольник к стенке прибит? Ты поняла, для чего? Чтобы киндера туда засунуть! Ну это просто жесть! У нас ведь как я в туалет хожу? В одной руке дите, другой штаны снимаю. Пусти его на пол, он через щель уползет. А тут засунул его в этот треугольник – и пусть себе орет! И ведь несложно! Почему у нас не так?

– Потому что мы не японцы!

– Точно! Вернее не скажешь!

Охота. Надо же ж так выразиться. Ничего ему неохота. Или все же охота? Странная эта Марго. Как будто в ней живут два человека. Или даже не так. Она живет под маской, которую никогда не снимает. Да, история не новая. Эту тему развивали многие классики, начиная с любимой сказки из детства «Аленький цветочек». Маску сорвал – а там… А там может быть все что угодно. От принца до чудовища. От лебедя до принцессы. А иногда тот лебедь был лягушкой. Весь мир театр, в нем женщины, мужчины, все актеры. Причем все. Вот и про японцев то же самое рассказывают. Эта их улыбка совсем даже ненатуральная. Но они улыбаются. Всегда. Имеют право быть самими собой только в туалете. На этом самом их умном троне. И поплакать, и покричать. Стало быть, пение птиц совсем даже другие звуки заглушают. М-да. Матвей как-то читал, что пукать в Японии как раз даже очень прилично. И основные причины ссор между японским парнем и русской девушкой, когда они начинают жить вместе, это как раз то, что он громко пукает. Какой кошмар! Он скосил глаза на Марго. А девушки у них такие? Неужели тоже?

Они общались уже несколько дней, и он никак не мог понять, симпатичная Марго или нет. Вроде и фигура у нее хорошая, и все черты лица правильные. Но нет в ней жизни. Нет эмоций. Если вдруг появляется улыбка, то и не улыбка вовсе, а какая-то усмешка.

– А ты знаешь, что мы будем через лес проезжать, где народ жизнь самоубийством заканчивает? Хочешь честно? Сначала думала, что это и будет цель моей поездки.

Умела Марго пригвоздить к месту дикостью самой мысли. И как прикажешь на эту фразу реагировать? Матвей ответил:

– А потом? Доедешь до леса и что?

– А я еще не решила.

Вдруг он понял, что эта девушка его бесит.

– А ты на самом деле стерва.

Марго медленно повернула к нему голову, на лице было крайнее изумление. Она схватила свою сумку и попыталась перешагнуть через него. Матвей вытянул ногу вперед и тихо, но твердо произнес:

– Сидеть.

Почему-то одно только слово мгновенно привело Марго в чувство, и она плюхнулась обратно на сиденье. И вдруг заплакала.

– Вот ты думаешь, это я сволочь такая? Неблагодарная? А мне тошно. Потому что кругом обман. Ты думаешь, почему меня новый муж матери сюда сплавил? Да он меня боится! Потому что я его застукала. С молодой девицей. Мать все ради него бросила, семью разбила, а он вот как.

Марго

Институтская жизнь сразу захватила своей непереносимой сложностью. Их предупреждали на дне открытых дверей, что учеба здесь не сахар. Двадцать четыре часа ежедневного каторжного труда. Зато тем, кто справится, жизнь уготована безбедная.

Интересная работа, высокая зарплата. Но для этого нужно эту гонку выдержать и не сломаться. Марго любила математику, у нее был от природы очень цепкий ум. Для нее ничего не стоило решить любые логические задачки, но она терпеть не могла рутину и насилие над собой. Ее должно заинтересовать. А просто учить, потому что все учат, ей было тяжело. Феликс тогда даже беседу с ней провел, что очень важно научиться трудиться. Учеба, как и работа, не всегда должна приносить удовольствие. Можно даже сказать, это вредно, когда она удовольствие приносит.

– Как это? А все эти гедонисты, которые делают только то, что им нравится?

– Они врут. Или, так скажем, лукавят, не всю правду раскрывают. Работа должна приносить хорошие деньги. Это очень важно. Человек должен жить свободно, ни в чем себе не отказывая. Без денег тут никак.

– Это ты сейчас на моего отца намекаешь? – Марго тяжело переживала развод родителей. Умом она понимала, что все, наверное, правильно. Мама счастлива, они хорошо живут. Феликс относится к ним ко всем очень адекватно. А отец? Он мгновенно перестал бороться. Раз так, значит так. Обиделся на мать и вычеркнул из своей жизни их всех.

– Знаешь, Рита, я не могу сейчас тебе диктовать или кого-то осуждать. Каждый человек должен найти себя, свой путь и по этому пути идти. Единого рецепта тут нет. Если ты меня спрашиваешь, то для меня жизнь, которой живет твой отец, непонятна. Я не хочу работать на кого-то, поэтому я очень много учился, а потом строил свою империю. Это сложно. Хочу ли я такой жизни для вас? Не знаю. На мой взгляд, очень важно быть профессионалом. Мастером своего дела. Незаменимым. Вот это важно. Да. И получать за это приличные деньги. Но тут у каждого свои приоритеты. И свои горизонты. Ты – умная. У тебя яркий аналитический ум, уникальная логика. Мне бы хотелось, чтобы девчонки выросли похожими на тебя.

– Но у меня же характер стервозный.

Феликс расхохотался:

– Кто тебе сказал?

– Все говорят. Мама.

– Вредина ты, конечно, та еще, никто не спорит. Но где-то имеешь на это право.

Никто и никогда не говорил таких слов Марго. Таких важных слов. Слов, которые ее заставляли летать над землей. Никто и никогда не говорил ей про ее особенность, про избранность. А Феликс сказал. Ей непросто было жить со своим характером. Она и правда считала других ниже себя. К жизни и к окружению относилась с некоторым презрением, свысока. И она знала, что ее не любят, считают заносчивой, а мать – та даже побаивалась. Потому что знала. Может припечатать. Одной только фразой. Или снисходительным взглядом.

А Феликс начал разбираться. И увидел недюжинные математические способности. И понял, что ей просто тяжело. Тяжело быть умной, тяжело первой во всем разбираться и ждать, когда разберутся другие. Ей просто невдомек, что этот дар, которым ее наградила природа, есть всего лишь у пяти процентов. Остальные им не обладают. И они не тупые или ленивые. Они просто не могут, не умеют и не смогут. Ей нужно это принять и научиться ждать других, приспособиться к ритму других, потому что их большинство. Не могут приспособиться к ней девяноста пять процентов. Ей это сделать гораздо легче.

– Почему, почему я должна приспосабливаться?

– Потому что ты живешь в социуме, а не на необитаемом острове. Потому что если человек не может умножать в уме двухзначные числа, то это не значит, что он плохой человек. Он, например, может сочинять стихи. Или музыку… Или писать картины. Ты можешь?

– Я – нет. Но они тупят.

– Не всегда. Они просто медленнее. Но иногда это «медленнее» значит глубже, надежнее, на более длинный срок. Ты понимаешь, каждый человек уникальный. И в каждом есть что-то неповторимое. То, что можно и нужно развивать до совершенства. Да, кто-то более одаренный, кто-то менее. И очень важно вовремя это ухватить и развить.

– А бывает, что кто-то ни в чем не одаренный?

– Не бывает. Значит, человек не нашел себя. Нужно искать. И еще. У тебя действительно есть дар. И тут пока гордиться особенно нечем. Тебе он дан от природы.

Марго хмыкнула.

– Да-да. Можно все растерять мгновенно. Знаешь, как бывает очень часто? Я сам наблюдал это у своих однокурсников. Я ведь учился средне. Был твердым четверочником, звезд с неба не хватал. А были действительно гении. Там, где мне приходилось сидеть над решением задачи по полночи, им хватало пяти минут. И вот что получилось. Пока я сидел в читалке и учился, учился, чтобы догнать их, они от скуки пили водку и играли в карты. И многие из них были отчислены после второго курса… И сгинули в этой жизни. А вот труженики достигли многого.

– Например, ты?

– Например, я.

Она сама не заметила, что влюбилась в своего отчима. И не призналась бы себе в этом никогда, а может быть, и не поняла бы даже. Случай или все-таки закономерность? Тайное всегда становится явным. Он сам учил ее жить просто и по совести. По чьей совести ей теперь жить?

АвтобусМаршрут Мисима— Ияси-но-сато

Из вагона уже разгружались без спешки. Было понятно, что они успеют. У японцев все рассчитано. Кажется, две минуты – это мало. Но вполне достаточно, чтобы снять вещи с полки, выстроиться в очередь и неторопливо покинуть вагон. Главное, не суетиться и не толкаться.

На перроне их уже ждала Светлана. Просто дежавю какое-то. Как и в прошлый раз, на лице девушки ни тени улыбки, никакой радости от встречи. Не то что Яна. Она вот и не видела их никогда, а в лице было столько радости, как будто всю жизнь только их и ждала. И настроение от этого прибавлялось, что греха таить. Светлана просто работала. Ну, приехали, ну, уехали. Другие приедут. Черт бы их всех побрал! Шастают тут, понимаешь. Дома им не сидится. Именно это было сейчас написано на лице девушки. Девушке, похоже, было уже под сорок, но спортивная одежда, минимум косметики, аккуратный хвостик делали свое дело. Выглядела она немного по-детски. Опять же немного по-детски она, как и в прошлый раз, тут же начала их пересчитывать, направляя на каждого ребро ладошки.

– Интересно, а что она будет делать, если кого-то вдруг недосчитается? – тихо спросил Саша. Две пары снова держались вместе. Они не очень-то и общались, сохраняя дистанцию, но все же невдалеке друг от друга.

– Вздохнет и поведет нас по маршруту, – быстро отреагировал Вадим.

– Или вздохнет с облегчением, если это окажется Эрик, – подхватила Кира.

– Кира! – зашипел Саша.

– А что я сказала? Это же правда.

Компания увидела, как слегка передернуло Светлану, когда Эрик по привычке взял девушку под руку.

В автобусе Светлана начала свой монотонный рассказ.

– Мы с вами направляемся к Фудзи. Погода благоприятная. По дороге заедем в одну историческую деревушку, которая расположена у подножья горы. В Ияси-но-сато сохранились старинные дома с крышами из рисовой соломы. Настоящая средневековая Япония. В домики можно заходить, все смотреть, покупать, сможете посмотреть интерьеры традиционных домов, поближе познакомитесь с бытом крестьян. При желании можно будет сфотографироваться на фоне горы, облачившись в кимоно или доспехи самурая.

Лиза крутила головой по сторонам. Она достаточно выспалась в поезде, но слушать Свету она не могла. «Облачившись». Странное дело, и вроде рассказывает все по истории верно, и цифрами их особенно не напрягает. Почему тогда ей так неинтересно? Что такого неправильно делает эта Светлана?

– Ищешь ответ, почему скучно? – как будто прочитал ее мысли Вадим.

– Наверное, даже вспоминаю твои лекции.

– Ну, я был молодым и красивым.

– Не в этом дело. Ты был неожиданным. Ты всегда умел нас огорошить. Хотя ведь и ты не анекдоты рассказывал. Скучная химия.

– Она для тебя скучная?

– Для меня нет. И для всех твоих студентов тоже. Так ты сумел преподать материал.

– А знаешь, что тут главное? Чтобы самому нравилось. Видимо, для Светланы это просто обязанность. И она ее тяготит. Она только и думает о том, когда это все закончится.

– А может, у нее дома что-нибудь стряслось?

– Может. Ей точно не до нас. Но я все равно послушаю. Мне абсолютно все равно, каким тоном она преподносит свою экскурсию, более того, очевидно, она человек знающий. Мне кажется, она наукой занимается. Ее знания слишком глубокие для экскурсовода, иногда она прямо себя останавливает, специально недоговаривает. И зря, между прочим. Думает, что все мы тут поверхностные.

Через проход от них сидели Николай и Рита. Девочка безучастно смотрела в окно, а отец – на нее. Все же какие странные у них отношения. Он как будто бы деревянный, как будто виноват. А она, наоборот, на коне. Ведет себя вызывающе снисходительно. Даже оделась сегодня как-то уверенно ярко. Как же называется этот модный цвет? Ах да! Марсала. Именно марсала. В бордо все же больше вишни, а здесь малины. Джинсы, водолазка, кепка и шарф. И все одного оттенка. И очень идут к золотистым кудряшкам, выбивающимся из-под кепки. Отец взял девочку за руку, но та брезгливо ее отодвинула.

– Я пойду назад.

– Зачем?

– Хочу полежать!

– Не придумывай?

– Отстань!

И Рита с вызовом пошла по проходу. Николай скосил глаза на Лизу. Невозможно было сделать вид, что она этого не заметила, поэтому просто показала своим видом, что ее это совсем не касается. Что, собственно, и было правдой.

– Переходный возраст, – попытался оправдаться Николай.

– Понимаем. У самих такой дома сидит. Сколько вашей?

– Пятнадцать.

– Вот и нашему оболтусу пятнадцать. Хорошо, что в свое время удалось сохранить непререкаемый авторитет отца. Меня совсем не слушает.

Лиза поняла, что ляпнула что-то не к месту.

– А у нас никого не слушает. Мы тоже думали, что я для дочери авторитет, выходит, что нет. У нас, знаете, мама достаточно сложная. Не то чтобы холодная, но можно и так сказать. Такой человек. С ней сложно. Вот у вас легкий характер. Это сразу видно.

– Почему?

– Вы улыбаетесь много. Всегда навстречу человеку улыбаетесь. На каждый взгляд отвечаете улыбкой, и у вас это получается очень искреннее.

– Спасибо. Я не специально.

– И это тоже заметно. Здесь, знаете, много времени для размышлений. Что да как. С Ритой у нас все сложно. И я анализирую. Почему, что. Соню виню. Это моя жена. Она работает на радио, ежедневные эфиры. Можно сказать, звезда.

– А как фамилия? Ах, ну да! Селиверстова. Нас же всю дорогу считают. Не слышала, хотя сегодня же много всяких и программ, и радио.

– Может быть, в этом ее беда. За плечами театральное училище. Нереализованность. Был бы в ее жизни телеэфир, но не случилось. И у нее вечно ожидание от людей. Узнают, не узнают? Как правило, не узнают. Соня прямо вся леденеет от этого. А дальше снисходительное отношение к людям, как защита. Кто я… А кто они. Они меня не знают, так я и сама их не очень-то знать хочу. Я ее долго поддерживал, пока не понял, а, собственно, кто такая она сама? Почему она судит других? И смотрит на них свысока? Что такого она сделала в этой жизни? Просто пересказывает написанные слова? Причем монотонно, без выражения. Она же новости зачитывает.

– Ну вот дочка. У вас чудесная девочка.

– Вот. Это наша самая большая проблема и есть. Мы Риту удочерили. Да. Ей было четыре года. Соня очень хотела. Я думал, что все ее взрывы характера от того, что она не может иметь детей. А потом и вообще все пошло наперекосяк. Главное, вы понимаете, мы же думали, что Рита все помнит. Все-таки четыре года. А она, оказывается, не знала. И вот недавно добрая душа рассказала. Ритка как с цепи сорвалась. Собственно, сюда приехали, чтобы мосты налаживать.

Лиза слушала эту историю, и внутри нее все холодело. Господи, как же у людей все сложно! Как с этим жить? Как разобраться?

– И как?

– Пока не очень.

– А вы ничего не делайте специально. Я понимаю, легко советы давать, но вы просто будьте самим собой. Вы же девочку любите. Вы ей только добра желаете. Она рано или поздно поймет. Но вы же в Японии. Получайте удовольствие от поездки. Мне кажется, вы этого заслужили.

И Лиза ему опять улыбнулась. Искренне.

– Извините меня, но мне стало легче. Выговорился.

– Если что, мы с мужем рядом.

– Спасибо.

Деревушка Ияси-но-сатоРита

Автобус прибыл на обустроенную парковку. Они уже практически привыкли. В Японии всегда так. И везде. Большая стоянка, маленькая, как здесь, начинка везде одна и та же. Слева туалет, справа киоск, где можно купить сувениры. В туалете еще и табло светящееся, где указано, сколько кабинок и в какой стороне свободно. На улице, как правило, есть еще и автомат со всевозможными напитками, хочешь тебе холодными, хочешь горячими. И даже если ты вообще не говоришь ни на каком языке, можно разобраться. Везде есть картинки. Правда, берут только мелочь. И вот, кстати, преимущество от того, что их много. Больше половины пути пройдено совместно, никто особенно знакомиться не хотел, никто не поддерживал веселого Петровича, если он что-нибудь предлагал вместе спеть. Какая-то хмурая группа на поверку получалась. Настроение в разрезе агрессивно-депрессивное. Но вот мелочь сразу все друг другу выдавали.

– Вам не хватает? Сколько нужно?

Правда, сразу следовало:

– А вы мне поможете кофе купить?

– Времени у вас час. Идем по этой тропинке вверх. Слева и справа домики в японском стиле. Я вам уже говорила, что здесь можно посмотреть, как жили японцы раньше, научиться делать керамику, плести циновки или делать рисовую бумагу. Вы увидите жизнь простого японца.