Территория чувств
– Дядь Леш, а как Таня, Аля, почему они не приехали? – Вика откусила пирожок, говорила с набитым ртом. Боже, да что же значит – двадцать один год, девчонка еще совсем, только строит из себя надменную, а вот приехал иностранный дядя или просто родной и близкий человек, и все наносное куда-то делось. Сидит напротив Зои обычная девчонка, еще гадкий утенок, сама не знает, что творит.
– Таня вроде тебя, всю себя отдает карьере, работает в банке. Все у нее распланировано. А у Альки, наоборот, неизвестно что завтра будет: работа сегодня есть, а завтра нет, а денег точно на поездку нет.
– А… – Вика начала говорить и замешкалась.
– Хотела сказать, что же я не дам? А то, что она не возьмет. Девицы мои германские, Алька, между прочим, в три года родину сменила, да и язык русский только начала учить. Так что, Вика, ты к нам приезжай. Бери вон Игоря, и приезжайте.
– Я приеду, – убежденно проговорила Вика. Она расщелкнула заколку на волосах, хвост распустился, и на плечи упала роскошная копна волос.
– Какие у тебя волосы, Вика, как у бабушки. Да, Зой, в нашу породу! – Алеша от души сделал Вике комплимент.
– У мамы тоже волосы красивые, – сухо ответила девушка.
Зоя выразительно посмотрела на брата. Ты видишь? Вот так, вдруг. Только она здесь – и раз, сразу все наперекосяк.
Саша подливал немецкий «Рислинг», который привез Алексей, Игорь тоже не отказывался. Он в разговоре не участвовал, постоянно тыкал в кнопки мобильного телефона, но и из-за стола не уходил.
Зоя пыталась поверить в то, что теперь все будет хорошо. Приехал брат, он всех рассудит и все расставит на свои места.
Парадный ужин удался, а то Зоя переживала, пропечется ли утка. Она специально взяла тот рецепт, который ей удавался лучше всего. Но по закону подлости все могло пойти наперекосяк. Нет, все получилось. И утка таяла во рту, и корочка хрустящая, и картошка не разварилась, и в рыбном пироге рис был именно той консистенции, какой нужно. И как она удачно купила новую скатерть! Все думала: брать, не брать. А вот и нет, яркая скатерть пришлась к месту, салфетки в тон. У Алексея в Германии все гармонично, все в одной цветовой гамме. А у них после недавних событий и так как после сражения, так что хоть стол получился праздничным.
Уже перед сном Алексей заглянул к сестре в комнату.
– У тебя уютно. – Алексей с удовольствием отметил красивый резной комод, который помнил у сестры еще по Ахтубинску, понятно, не смогла расстаться. На комоде – фотография родителей и их, детская, – Зоя держит на коленях маленького Алешу. И, конечно, фотография Васи. А ведь у него в Дуйсбурге фотографии только в альбомах. Как-то не хотелось ему вот так ставить фотографию Нины. А может, неправильно, может, его дочерям этого хотелось?
– Спасибо, Алеша, посиди со мной, даже не представляешь, как я рада, что ты приехал. Как тебе мои? – Зоя убрала подушку с маленького кресла, приглашая Алексея присесть.
– Как ежики.
– Вот видишь, ты тоже заметил.
– А еще я заметил, что Вика удивительно похожа на тебя в молодости.
– Да брось ты! – Зоя даже опешила. – Неужели я такой некрасивой была? Стало быть, права была мать?
– Да при чем тут «некрасивой»? И Вика – девушка видная, как волосы распустила, так и вообще королева. Прическа ей эта не идет, одета как-то неженственно.
– Вот, – обрадовалась Зоя, – это все мать! Галине на дочь наплевать, только о себе думает. А что я могу, меня никто не слушает. Попыталась советы давать, что ты! Теперь уж молчу. Да, собственно, Вика со мной и не разговаривает уже. Не заметил?
Алексей, задумавшись, понял, что действительно Вика во время ужина с удовольствием обращалась к нему, иногда к Игорю, но только не к отцу и не к бабушке. Это же надо!.. Его девицы тоже не подарок, но никогда ничего не станут делать на публику.
– А Сашка ничего, держится. – Алексей решил переменить тему: что обсуждать ситуацию, про которую он еще почти ничего не знает.
– А что ему еще остается?
Они немного помолчали.
– Объясни, Алеша, почему ты один? Ну, вот эта Валя, простая, конечно, но приятная женщина, хозяйственная, вон плов как готовит, и дети к ней с уважением.
– Это вопрос? А я думал, она тебе не понравилась.
– Ну… – Зоя повела плечами. – Какая, в конце концов, разница. Тебе мой Вася нравился, что ли?
– Да, нравился.
– Это уж потом он тебе понравился. Но не сразу, нет. – Зоя все-таки решилась задать вопрос, к которому вела разговор: – Ну, а та женщина, из самолета, Мила вроде бы?
Алексей не отвечал, он смотрел на стрелки часов, как будто бы хотел повернуть время вспять. Похоже, думает про эту Милу, решила Зоя, ну и не буду душу теребить. Может, еще и сложится у брата жизнь. Какие такие его годы? Да при его-то внешности. Это у нее уже ничего не сложится, ей надо здесь свое место находить, приспосабливаться, приноравливаться. Больно она Любе нужна! А вот Вике, может, еще и понадобится. Пока в ней злость говорит да зависть материна, но ничего, выправится, вон и Леша заметил: на нее, на Зою, похожа, значит, их корни, а стало быть, все образуется. Зоя улыбнулась:
– Леш, а помнишь, как ты меня замуж выдать хотел? Картошки кастрюлю сварил?
Алексей тут же отвлекся от своих мыслей:
– А как же! Может, потому тебя и взяли наконец!
– Болтун! – Зоя взъерошила жесткие не по годам волосы брата. И все-таки он приехал.
4
Алексей смотрел на свою сестру, сильно постаревшую, изменившуюся, и был практически счастлив. Да, постарела, но та же его милая Зайка, которая любит его без оглядки, на плече у которой можно поплакаться. Рассказать про все-все свои беды, которая поймет и не будет учить, и, главное, всегда примет его сторону. И никогда не скажет: «А вот ты помнишь, я тебе говорила, а ты меня не послушался!» Никогда. Ее Алешка всегда правый, всегда для нее немножко несчастный, немножко обделенный. А иногда так хочется почувствовать себя именно таким. Как он устал быть сильным, отвечать за всех. Всегда быть в форме. Господи, господи, сколько же выпало на его долю? А Зоя? Разве ей досталось меньше? А ведь она женщина.
Мать всегда говорила:
– Ты должна, ты старшая, – и уходила на работу.
И Зойка мыла, стирала, готовила, следила за братом. Обидно не было, нет, так тогда все жили, отцы на фронте погибли почти у всех подруг, и матери работали много, все хозяйство было на девчонках. Поэтому сразу так и договаривались с подружками:
– Встретимся часов в восемь, мать с работы ужином покормлю и могу часок погулять, а там надо Лешку спать укладывать.
У Зои даже вопроса не возникало, почему брата укладывает спать она, а не мама. Слава богу, на работу ходит, кое-как обеспечивает их. Хотя как там она обеспечивает? Вон у Лиды есть в доме посуда, чашки настоящие, а в семье Зои пьют чай из обычных банок. И трусы они с матерью сами шьют из старых простыней. Ну, это ладно, это у многих так. Зато у Зои есть Лешка, ее кукленыш, ее братик. И ничего она ему не должна, это ее радость, ее награда. Мать никогда не обнимет, а Лешка ручонки свои тянет – «Зая моя» – и целует ее, целует, и пахнет от него так хорошо, конфетами. Вот вырастет она, заработает денег и купит ему много-много конфет, чтобы наелся от пуза, а то ведь и не пробовал никогда.
А матери панбархата купит и юбку сошьет в пол, как у заграничной актрисы, видела в кино.
Мать никогда Зою ни о чем не спрашивала, и поручений не давала, и ничего не замечала. Она работала на молокозаводе учетчицей. Приходила поздно и сразу садилась за стол. Зоя кидалась к плите, наливала нехитрой похлебки и ставила перед матерью. Мать, не поднимая головы, быстро начинала есть. Зоя сидела напротив, подперев голову, и удивлялась, почему мать так некрасиво ест: вся согнувшись, доставая руку из-под стола. Никогда так не буду есть, никогда, и Лешке не позволю. И когда у меня будет свой дом, у меня обязательно будут вилки и ножи, и салфетки крахмальные.
– Мам. На работе как? – Зое очень хотелось поговорить.
– Все хорошо, дочка, устала я что-то, прилягу пойду. Как там Леша?
– Да вот он, Леша. Алеша, иди маму поцелуй.
Лешка подбегал к матери, быстро чмокал ее в щеку и тут же убегал в свой угол, возиться со своими деревяшками. Ему хватало Зои, она ему заменяла и мать, и отца, он не знал, что бывает по-другому, и был по-своему счастлив. А Зоя, глядя на мать, думала, какая же она неблагодарная нахалка, и как она может обижаться на мать. Та похоронила мужа, работает от зари до зари, вон еле таскается, круги черные под глазами. Похудела за последние полгода еще больше.
– Я подремлю немножко, а ты мне про школу расскажи.
– Все хорошо, мам, как всегда одни пятерки.
– Умница ты моя, и ладно, что некрасивая. Зато умная.
Внутри Зои поднималась обида. Ну почему же некрасивая?! Да, высокая, худая очень. Сейчас все худые. Она была похожа на отца. Мать миниатюрная, с мелкими чертами лица, Алешка весь в нее, а Зоя внешне походила на отцовские детские фотографии – такие же широкие скулы, крутой лоб, нос с горбинкой. Зато у нее ямочки на щеках. И улыбается она красиво, не зря ее Лешка говорит:
– Улыбнись, и будешь у меня самая красавица.
Зачем мать с ней так? И что, что она взрослая и весь дом на ней? Зоя и так про эту жизнь раньше времени все поняла, и детства у нее тоже нет. Всем тяжело, послевоенные годы для всех непросты, но у кого-то есть старшие братья и сестры, и уж точно матери принимают такое же участие в жизни семьи, как и дети. В Зоиной семье все по-другому.
Мать замкнулась в себе после прихода отца с фронта. Так его ждала, так они вместе с Зоей мечтали: вот вернется их папка… А вернулся чужой, нервный, озлобленный человек, который не замечал Зою, не очень-то жаловал жену. Дикие головные боли не давали ему жить, а он, в свою очередь, превратил в кошмар существование жены и дочери. Пропивал всю зарплату, пьяным валялся в придорожной канаве. Частенько соседка стучала в окно:
– Анна, твой опять у дороги упал, бегите с Зойкой, тащите до дому, а то простудится.
И вот беременная мать с одной стороны, десятилетняя девчонка с другой под руки вели упирающегося отца домой. Анна и рожать стала раньше времени, надорвалась. Но мальчик, на удивление, родился хорошим, крепким и относительно спокойным. Как будто понимал: от него сейчас многое зависит, все-таки наследник родился, а ну как исправится их папка.
И вправду, на какое-то время отец пришел в себя, перестал пить, опять устроился на работу. Но все это было ненадолго, в итоге история повторилась, отец умер от воспаления легких, все-таки замерз в той самой канаве. Анна сильно убивалась, винила себя, что оставила детей сиротами, не уберегла мужа.
С тех пор как будто что-то оборвалось у нее внутри. Жила, работала, ходила как автомат, полностью потеряв интерес к жизни. Как так можно? И опять Зоя думала: вот появится у нее семья, дети, все будет по-другому. Или если мать говорит, что она такая некрасивая, то что это значит? Нечего ей и на семью надеяться?
Ну и ладно, вон у нее Лешка есть, а там видно будет. Хорошо, что он счастлив, не замечает ни отчуждения матери, ни бедности их беспросветной.
5
В школе Зоя была первой отличницей, но после седьмого класса забрала документы и пошла заочно учиться в техникум на бухгалтера и тут же устроилась работать на молокозавод. Их учитель, Пантелеймон Федорович, год ходил к ним домой, пытался повлиять на мать:
– Да вы поймите, Анна Михайловна, нельзя так. Зоя – очень способная девочка.
– Так она и пошла не в грузчицы, бухгалтером будет. Чем плохо?
– Не плохо, но не по ее полету! – Пантелеймон так разнервничался, что стукнул кулаком по столу.
У Анны затряслись руки:
– Да ты про какой полет это сейчас говоришь? Да они четыре года одну картошку едят, а ты про полет! Пусть наестся до отвала, да оденется хоть немного, из дома выйти не в чем, вон, сапоги одни на двоих, а у нее нога на два размера больше! Думаешь, ей этот полет нужен? Надо будет – выучится, а пока пусть на ноги встанет. Своим детям про полеты растолковывай. Пусть они у тебя в институты да в ученые идут. А у меня – безотцовщина, голодными бы не остались.
– Не могу тебя осуждать, Михайловна, пусть жизнь сама все на свои места расставит. Но если вдруг Зойка дальше захочет учиться, уж поддержи, я подсоблю чем смогу.
Зоя и сама хотела быстрее идти работать. Что говорить, деньги нужны были до зарезу. К немалому удивлению, ее взяли сразу в бухгалтерию, посмотрели на табель, приняли во внимание, что уже в техникум поступила, и посадили в общий отдел, на учет материалов. В комнате баб двадцать человек, не сказать чтобы все к помощи открытые, но если спрашивала, то не отфутболивали.
Зоя и сама старалась разобраться, все-таки училась всегда хорошо, ум у нее был острый, память цепкая. Приходила раньше других, за спиной у девчонок стояла, смотрела, как они ведомости заполняют, мелочам училась.
– А ты молодец, – хвалила ее Петровна, которую поставили над Зоей старшей, – к учебе способная. Смотри только, от Ефимыча подальше держись, а то вмиг со своего места вылетишь. Если себя поведешь правильно, то все нормально будет. Толковых не так уж много!
Соломон Ефимович служил на заводе главным бухгалтером всю жизнь. На фронт не попал по причине сохнущей ноги. Но та же самая нога не мешала ему присматриваться к каждой новой работнице своего отдела. Любил он женский пол, ох, любил, и это несмотря на почтенные пятьдесят лет, двадцать пять лет стабильного брака и троих уже подращенных детей. Соломон Ефимович успевал все: и в бухгалтерии у него был полный порядок, и премии своим девчонкам выбивал, отрезы и ботинки к праздникам, при этом не обижал жену, относился к ней с показным уважением, но и Любка при нем была уже десять лет как.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
В аэропорт.
2
Хорошо.
3
Целый месяц? О господи! Что ты забыл в этой чертовой России?!
4
Это моя родина. Твоя, кстати, тоже.
5
Посмотрим.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: