Я проснулась в Риме
В эти минуты он точно верил, что станет певцом, и даже рассказывал о своих концертах бабушке. Но это были только мгновения. Петь постоянно он, наверное, бы не смог. В жизни было столько всего интересного и удивительного. Как можно заниматься чем-то одним? Нет, это было не для него.
Частенько закадычные друзья предпринимали длинные прогулки. Сначала на велосипеде, потом на электричке. Излюбленным местом стало озеро Альбано – самое любимое место отдыха римлян. Добираться не так далеко, но красотища неземная. Джульетта пыталась подо все подвести научную базу:
– Это не просто озеро. Это потухший вулкан. В любой момент может начаться извержение!
– Слушай, ты когда что-то учишь, то запоминай правильно. Озеро образовалось в кратере потухшего вулкана, это да. Но при чем здесь извержение?
Джульетта расстраивалась, и сразу глаза наполнялись слезами. Мальчики понимали, что не на ком девочке больше оттачивать свои способности экскурсовода, и благосклонно ее слушали. Джульетта рассказывала, Томмазо поправлял, удивляя друзей невероятной глубиной своих знаний. А про озеро действительно все было интересно. Вода в озере регулировалась античным туннелем, заложенным аж в 398 году до нашей эры. Отсюда чистейшая прозрачная вода. Да и размеры у Альбано внушительные. Почти шесть квадратных километров.
Марко, с одной стороны, слушал подружку вполуха, а с другой – чувство невероятной гордости переполняло мальчика. Все же в каком месте они живут! Это их Рим.
Джульетта в таких поездках отвечала за костыли Томмазино, а Марко приспособил на велосипеде удобное сиденье для друга.
Плавал Томмазо отменно и частенько побеждал друга в заплывах. И вот после купания, растянувшись на траве, мокрые и довольные друзья не редко просили Марко спеть. Марко не отнекивался. Правда хотите? Да запросто! Начинал петь, приподнявшись на локте, а потом уже вскакивал, чтобы изобразить и Тореадора, и Паяца.
– Ты лучше, чем на пластинке! – восхищалась Джульетта. Марко было приятно.
Ребята хлопали и кричали ему «браво». Его первые зрители. Они и, естественно, его нонна. Для нее он пел, когда родителей не было дома. Их почему-то стеснялся. Родители сами должны были заметить его талант. В конце концов, концерты хора консерватории случались регулярно, Анна и Бруно на них аккуратно присутствовали. Улыбались сыну из глубины зала, хлопали. Вечером он ждал обсуждений. Услышали ли родители его голос?
– Та песня Грига была особенно удачной, – издалека начинала Анна. – Как она называлась?
– «Как прекрасен твой лик».
– Да, – подхватывала Мария. – Согласна, особенно где на два голоса. Марко, там явно слышатся твои ноты!
– Да ладно, мама, все дети поют прекрасно, – нервничал Бруно. Ему явно не хотелось выделять сына. Ну какой певец? И нечего забивать ребенку голову. Жена была с ним совершенно согласна. Родители действовали одним фронтом.
– Это потому что руководитель хора подобрал подходящий репертуар.
Что в переводе обозначало: не портите нам сына.
Друзья не особо заморачивались своей будущей жизнью. Зачем им было думать о том, что дальше. У них было замечательное детство на фоне жаркого античного Рима. С музыкой, футболом, интересными историями и, конечно, юношеской влюбленностью, которую они скрывали, но которая, конечно же, уже присутствовала в их жизни.
Московские характеры
= 18 =
– Ну ты, Муравьева, молоток! Как тебе удалось уговорить итальянца прийти к нам на праздник?
– Вы не поверите, Юрий Анатольевич, я пообещала, что вы отметите в его ресторане свой юбилей.
– Ну ты дала! Я вообще еще не решил, отмечать свой юбилей или нет. Нет, ну ты сказала!
С юмором у шефа было не очень, и сотрудники этим активно пользовались.
– Да пошутила я! Просто как-то удалось найти общий язык. Сама не поняла почему. Он из Рима, а я историей Рима всегда интересовалась. Вы «Спартака» читали?
– Я балет смотрел. «Спартака» все читали.
– Вот, кстати, про балет. И я смотрела. Мне кажется, этот повар на Красса похож. И я ему об этом сказала.
Да, это было совершенно удивительное дело, с Грязевым можно было вести вот такие личные разговоры, практически за жизнь. Правда, не всегда, но иногда такие дни случались. Юля тонко чувствовала: сегодня шеф расположен к беседе и живо всем интересуется. Склонен сам пообсуждать, повспоминать. Все зависело от настроения. Живой же человек. И приятно ему про себя понимать: вот и он балет смотрел и мог обсудить культурные события.
– Ну ведь какие мужики нарциссы. Ты подумай, сделала комплимент, и он весь твой. Эх, Муравьева, и почему ты такая умная и до сих пор не замужем?
– Вот потому и не замужем, что умная. Ну ладно, мы отвлеклись. Значит, дата тринадцатое декабря, понедельник. Желательно настроить пианино, по-моему, на нем сто лет никто не играл. То есть он не просил, но я так думаю.
– Дорого?
– Нет. Но это нужно. Чтобы не опозориться.
– Идет. Не опозоримся.
– Он привезет с собой легкие закуски и вино. Так, бумагу, ручки для конкурсов – это мы Ире поручим. И воду, конечно.
– Погоди, вино дорогое.
– Сказал, сделает по оптовой цене.
– Это хорошо. Итальянское?
– Естественно.
– Отлично.
– Задание к вечеринке, как всегда, разошлю за неделю до праздника по электронной почте.
– Так ты сейчас уже что-то рассылай. Общее.
– Естественно, Юрий Анатольевич. Мы же с вами коллектив объединяем.
– Вот! Это главное. Да, правда, вино дорогое. Ну да ладно. Ради коллектива же?
– Конечно!
– Маскарадные костюмы предполагаешь?
– Итальянский стиль.
– Это как?
– Вот и посмотрим, как и кто понимает этот термин.
Уже на следующий день Ирина стояла посреди зала, где работают менеджеры, и с пониманием дела вещала:
– Итальянцы к одежде относятся очень дотошно. Да я кино итальянские все время смотрю! И нечего на меня ржать! Не нравится, не слушайте. Сегодня в Италии самый модный цвет – белый! Предлагаю прийти во всем белом.
– У меня из белого есть тапочки. Как раз к моменту, – устало прокомментировала Клавдия Степановна.
Заведующая складом Клавдия Степановна сидела в углу на стуле. Видимо, зашла сверить остатки с офис-менеджером, а тут такой спектакль. Руки устало лежали на коленях, ноги широко расставлены. Юля, заглянув в зал, еще раз отметила: а ведь Клавдия интересная женщина. И совсем даже не старая. Сколько ей? Пятьдесят? Но как-то давно перестала за собой следить. Сама себя обозвала кладовщицей. А могла же называться сотрудницей отдела логистики. Как говорится, как корабль назовешь. А дальше – плясать от названия и соответственно себя и вести, и одеваться. Не было в Клавдии никакой легкости. Вон, мать Юли значительно полнее Клавдии. Но не просто ходит легко, порхает. Вечно покачивая бедрами, красиво поворачиваясь всем телом, во все стороны, раздаривая улыбки. Юля могла себе представить, сколько у Ларисы Васильевны в жизни было ухажеров! И, судя по всему, она кому-то и отвечала взаимностью. Когда женщина порхает, как мотылек? Только если она уверена в себе, в своих чарах, когда ей отвечают взаимностью, когда ею восхищаются или хотя бы вслух и время от времени говорят о ее привлекательности.
Да, Клавдия на мотылька внешне не походила. Немного квадратная и тяжеловесная. Но, между прочим, с красивым лицом, большими глазами, красиво очерченным ртом, прямым носом. Она, кстати, тоже могла бы быть римлянином, правда, мужского пола. Юля устыдилась своих мыслей. К чему убивать и так подавленную женщину.
Недавнюю драму Клавдии знали на фирме все. Она и не скрывала. Рассказала сначала в бухгалтерии, потом вот точно так же, сидя в той же позе, офис-менеджеру Антохе, со словами: «Нет, ну ты только вдумайся! Нет стыда у этих людей!»
Соседка Лидия Тимофеевна зашла как бы невзначай на чашку чая.
– А твой-то где?
– Так в санатории. Коленки у него больные, прописали грязи. Вот, поехал. На Кавказ куда-то. Все забываю, как называется. У них там все названия какие-то нерусские.
– Может, Мацеста?
– Вот, точно!
– И как он там?
– Звонит. Говорит, болит меньше. Стало быть, на пользу. Сказал, теперь нужно ездить регулярно, чтобы закрепить эффект.
– Клава, а ты чего с ним не поехала?
– Так у меня ж коленки не болят. Там же не задаром. К чему деньги тратить? Я в отпуск лучше к матери поеду, картошку убирать. Кто ей поможет?
Лидия Тимофеевна тяжело вздохнула и разгладила ладошками симпатичную клеенку квадратиками:
– Значит, Клава, скажу я тебе, как друг. Дура ты и есть дура. Один раз мужика отпустила и больше такой глупости не делай никогда. Ты меня поняла? Короче, мы с Витькой только что с той Мацесты приехали. Так вот, не один твой Вова там коленки лечит.
– Господи! Как же так? – Клава приложила большие руки к груди.
– Ты что, забыла, что мы вместе работаем? Этот же санаторий от нашего завода. Да он небось сам не ожидал, что Танька эта припрется за ним. А может, и заранее они все обстроили. Только вот не рассчитали, что мы с Витей в те же числа заедем. Вот такая незадача.
– Да как же? Мать моя. И что это за баба? Кто она?
– Наша. Из отдела кадров. Мне она никогда не нравилась. Маленькая такая, щуплая, волосы в перья крашенные. И всегда веселая, главное. Я не люблю, когда человек всегда веселый. Как-то сразу думаю, может, придурковатый? Чего всю дорогу радоваться? Как думаешь?
– Ой, да какая мне разница. Ты мне про Вовку расскажи. Может, тебе показалось, что они вместе?
Клава вскочила и заметалась по кухне.
– Так мы за соседними столиками в столовой сидели. Она уже там пару дней как ела. А тут твой нарисовался. И им соседи говорят: пойдемте в кино сегодня. А Татьяна так громко на всю залу: «А ко мне муж приехал. Я за ним соскучилась. В кино можно и потом сходить».
– О господи. Так, может, это действительно к ней муж приехал! При чем тут мой-то? – Клавдия пыталась как-то справиться с ситуацией и вывести мысль в привычное русло.
– Ну о чем ты говоришь? Они потом все время под ручку ходили. Это она твоего своим мужем всем представила.
– А он?
– Не отпирался!
– Так, а жили-то они как? Он мне все про соседа своего рассказывал. Такой, говорит, активный. Ну совершенно спать ему не дает. Ой! Мамочки.
– Слушай, ты тут истерик-то не закатывай. Это Татьяна противная – сил нет. И привязчивая. Думаю, твой-то и сам не рад, что связался. Но попробовать, стало быть, решил. И попался, главное. Так что ты имей в виду.
– Это как? То есть выгонять его не надо? Это ж предательство!
– Это зов плоти! Никакое не предательство. Предательство – это если он пришел и сказал, мол, бросаю тебя ради молодой.
– Так она молодая?
– Ну лет тридцать пять!
– О господи. От кобелина! Ну я ему задам.
– А вот это правильно! Задай обязательно! Он когда обратно?
– Так неделя еще.
– Вот вернется, ты ему и задай по первое число. Или, наоборот, приглядись. Может, она ему осточертеет, так лучше и не вспоминать.
– Так ты тогда мне зачем все это рассказала? Мне ж теперь с этим неделю ночей не спать?
– А затем, чтоб ты глаза свои открыла да посмотрела на мир, какой он бывает.
– Добрая ты, Лидка. Даже и спасибо тебе не знаю, говорить или нет.
– Предупрежден, значит, вооружен. Я ведь как рассудила. Вот если бы у моего так случилось. Я бы как хотела: знать или не знать?
– Ну?
– Гну! Сложно это! Поэтому и не отпускаю его одного. Только вместе! А знать бы все равно хотела на этапе, когда можно еще все вернуть. Вот у тебя этап – можно все вернуть. Понимаешь? Поэтому я и пришла. А не чтоб тебя обижать! Так что не серчай. Вовка твой дурак, еще и неопытный, поперся туда, где его все знают. Проведешь с ним работу и будет как новенький, вот увидишь!
Клава грустно сидела перед Антоном, никакие остатки у них не сходились.
– Да бросьте вы, Клавдия Семеновна, может, эта ваша Лида все придумала.
Антон разговаривал больше сам с собой. Клавдия угрюмо и одновременно решительно смотрела в пол.
– Вон праздник у нас намечается. Итальянский. Вот вы в чем придете?
– Сказали же в белом платье. У меня в чемодане как раз отлеживается. Свадебное. Или лучше этому подарить?
– Какому? Повару?
– Зачем повару? Придурку моему. На следующую свадьбу.
– Не надо, Клавдия Семеновна. Вы ж ее не видели. Вдруг не налезет.
Мужики захихикали, Клавдия юмора не поняла.
– Клавдия Семеновна, вы Ирине с вечеринкой поможете? А то я занята буду. – Юля решила перебить этот ни к чему не ведущий разговор.
– Че ж не помочь. У меня теперь только вы и остались.
– Вот и хорошо.
– Это ж надо додуматься. Сабантуй в понедельник. И что потом, всю неделю пить?
Праздник еще не начался, а всем уже было весело. Стало быть, все в порядке, командный дух поднимался.
– У повара в понедельник выходной. Ты ж не хочешь, чтоб его за прогулы выгнали? – многозначительно вещала Ирина.
– Нет, конечно. Хотя какая мне разница, что там потом с этим поваром будет. Лишь бы мне понравилось. – Антон сказал, а все были с ним явно согласны.
= 19 =
Дата праздника неумолимо приближалась, а Юля никак не могла сосредоточиться и наконец-то выстроить сценарий вечеринки. Приблизительно она, конечно же, представляла себе ход вечера, но плотно решила заняться вопросом в выходные накануне праздника. Понимала, что рискует, ну уж так вышло. Впереди целая суббота и половина воскресенья. Тем более после встречи с Лелей, может, и еще какие мысли в голову придут. И, конечно, вечер пятницы. Самое любимое время. Как прекрасно осознавать, что впереди у тебя целых два свободных дня!
По дороге с работы набрала книг в библиотеке, фильмов в видеотеке. Заодно взяла и фильм с Моникой Витти. Девушку задели слова повара не на шутку. Она всегда думала, что слишком проста и открыта, и именно поэтому никто за ней и никогда толком не ухаживал. Основные романы были в школе. Там действительно кипели страсти, она была влюблена в мальчика из параллельного класса. Он вроде как тоже был в нее влюблен. Но совершенно неожиданно сразу же после выпускного подал заявление в ЗАГС со своей одноклассницей. Юля тогда рыдала, пошла выяснять отношения домой к мальчику. Как сейчас вспомнила весь свой стыд, когда она позвонила в дверь. Потом еще долго думала, почему было не позвонить по телефону? Зачем было переться домой? На звонок вышла мама мальчика. Первое, что поразило Юлю – халат, кое-как опоясанный шнурком, явно не отсюда. Да и сам халат был не очень свежим, пуговицы оторваны, поэтому и шнурок. И мама вся какая-то неприбранная, с немытой головой.
– Тебе чего?
– Я к Мише.
– Так он к Ане переехал.
– Уже? – тупо спросила Юля.
– Еще! – гаркнула женщина и хлопнула дверью перед носом девочки. Потом зачем-то приоткрыла дверь через цепочку. Может быть, боялась, что Юля начнет ее бить. – И нечего тут ходить. Гордость-то имей.
Лучше б она эту дверь не приоткрывала. Про гордость Юля запомнила на всю жизнь. Она тогда поклялась себе, что больше ей такое никто в вину не поставит, и заморозилась на долгие годы. Но никто ее отмораживать и не собирался.
Институтский брак никаких эмоций не принес. Она сама удивилась, зачем она в этот брак пошла. Ни будущий муж особо ей не нравился, ни, похоже, она ему. Все шли, и она пошла. Как и поступать в институт. Лишь бы поступить. Хоть куда-нибудь. Она не задумывалась о стадном рефлексе. Но такое было время. Все в нем жили, и все не задумывались. В пионеры, так в пионеры, в комсомол, замуж! А если не ходить? И что будет? Почему-то казалось, что-то обязательно произойдет. Сродни извержению вулкана. Осудят, о ней будут говорить! Кто? Зачем?
Это уже потом она поняла, что если и будут говорить, то ровно два дня. Ну, от силы два месяца. И никому она в принципе не интересна. Вышла замуж, все вокруг немного оживились. Надо же, и чего он в ней нашел? Развелись? Ясное дело, и не нужно было это дело начинать. Тогда она еще очень резко реагировала. Даже не на предательство мужа, а именно на людскую молву. Мать тогда была не помощницей в любовных страданиях. «А я говорила», – это все, что могла она сказать. Люба? Тоже высказалась, хоть стой хоть падай: «Даже такого не смогла удержать!» Прекрасная поддержка! И только Леля постфактум посоветовала: «Проговори сама с собой. И постарайся оценить ситуацию. С холодной головой. Времени ведь много прошло. Почему? Что произошло? И придумай, что будет дальше. Что-нибудь красивое. И живи по этому плану».
Леля была особенной. Она редко давала советы, а может, и вообще не давала. Но она давала возможность высказаться. Нечасто. Много говорила сама, вспоминала. Но очень четко понимала, вот сегодня нужно дать возможность выговориться. И тоже итоги не подводила. «Вот видишь, значит, так должно было случиться. А своя комната – это всегда кстати».
Но тогда Юля действительно покрылась коркой льда. И долго жила в состоянии легкой заморозки. И тут на тебе. Оказывается, она – загадка. Молчит многозначительно.
Девушка подошла к зеркалу, собрала волосы в пучок и ярко накрасила губы. Подумала еще и нарисовала стрелки в уголках глаз. А что? Тигрица. Широкие скулы и красивая шея тут же выдвинулись на передний план. Она улыбнулась. Про свою улыбку она знала. Улыбка меняла девушку в корне. И дело не в красивых и ровных зубах (зубов было явно больше, чем в учебнике по анатомии), улыбка раскрывала глаза. Смешливые и задорные. Так бывает. Пока человек серьезен, лицо одно, начинает улыбаться, и на тебе, ты, оказывается, этого человека и не знал совсем. Именно так было с Юлей.
И почему они с сестрой такие разные? Совсем друг на друга не похожи. Так они и с матерью разные. Объединяло одно – стремление к тяжеловесности, а если начистоту – к лишнему весу. Только Юля боролась, а мама с сестрой – нет.
Она не стала стирать косметику, вставила кассету в видеомагнитофон и села смотреть самый известный фильм с Моникой Витти «Приключение». Море, совместный отдых, муж подруги, и вдруг подруга исчезает. Да, действительно, эта Витти какая-то инопланетная. Роли в фильме никакой, а от нее тут все зависит. Именно она придает и фильму, и истории ту таинственность, стильность, энергетику, загадочность. Юля еще раз подошла к зеркалу и попыталась встать вполоборота. Так и пошла спать, вся в поисках себя.
Рано утром ее разбудил телефонный звонок. По ту сторону всхлипывала Люба:
– Гад! Чтоб он провалился!
Люба звонила крайне редко, за поддержание отношений всегда отвечала сестра старшая, Люба снисходительно принимала заботу о себе. Звонила исключительно по делу. Сердце ухнуло в пятки. Квартира.
– Пожалуйста, по порядку. – Юля попыталась говорить как можно спокойнее.
– Он ее проиграл!
– То есть как? Ты же говорила про бизнес! Что у Кирилла какое-то дело!
– Так и думала, что у него там какой-то бизнес. А сегодня он не ночевал дома. Утром пришли двое и начали мне угрожать… – И Люба завыла белугой.
– Господи, да не реви ты! Я сейчас приеду!
Юля умылась кое-как и помчалась к сестре. Пулей взлетела на пятый этаж. По голосу Любы можно было предположить что угодно. Лишь бы была жива, крутилось в голове у девушки. Черт с ней, с квартирой, в конце концов.
Люба открыла дверь зареванная, но уже вполне вменяемая.
– Проходи, – обреченно сказала она и прошаркала в комнату.
– Купи ты себе тапки нормальные, сколько раз говорю.
– При чем тут тапки?
– Тапки действительно ни при чем. Если даже купишь, наверное, это делу не поможет. Ну?
– Что ну? Я под утро уснула, все ждала его, не каждый же день муж дома не ночует, и вдруг начали в дверь дубасить.
– У вас звонок не работает?
– Ну почему не работает! Ты ж звонила.
– А, да, прости, не подумала. И?
– Я скатилась с кровати, понеслась открывать… Ввалились два амбала, меня вот так вот в сторону отпихнули. – Люба мотнула рукой влево. – Я аж отлетела. Говори, где, мол, он? Кто, говорю? Конь в пальто. Ну, это я тебе перевожу. Вообще-то они по-другому сказали. – Люба опять заревела. – Где этот мудак? Если он сейчас не выйдет, все тебе порвем.
– Господи, а ты что?
– Я плакать сразу начала. Села на пол и плачу. Они как-то смягчились. Видят, никого тут нет, я так зашлась, аж икала. Один другому говорит: «С этой толстой дуры все равно взять нечего». – «А хата?» – «Так она небось беременная, греха не оберешься. Слышь, слониха. Повезло тебе, что ты пузатая. Но если к вечеру твой не объявится, так и знай, пузо тебе вспорем». – Люба зарыдала так, что уже не могла больше произнести ни одного слова. Только икание и кваканье.
– Господи, какой кошмар. – Юля усадила сестру на диван. Люба привались к подушкам. – Ну? А дальше? Кирилл-то где?
– Позвонил через полчаса, как они ушли. Я так напугалась, что встать не могла. С трудом нашла в себе силы снять телефонную трубку.
– Господи, и как только у него совести хватило. И что сказал?
– Сказал, что ему нужны деньги. Срочно. Чтоб я немедленно продавала квартиру, иначе его убьют.
– И пусть! На кой он нам нужен.
– А ты-то тут при чем? Тоже мне – «нам»!
– Здрасте! А зачем ты мне тогда звонила. И звонила бы ему. Пусть бы приехал тебя успокаивать.
– Так они же все равно деньги будут требовать. Сначала его убьют, а потом придут сюда за деньгами. Мол, дали ему время неделю.
– Это он тебе так сказал?
– Да!
– Ты, Люба, и правда дура.
– Забыла сказать: толстая.
– Толстая! Давай в милицию позвоним. Все расскажем. Ничего продавать не надо. Нужно срочно идти в ЗАГС.
– Зачем?
– Затем! Разводиться!
– Господи!
– Что господи?!
– Пусть будет так. Я действительно толстая дура. Юля, как же страшно, – завыла опять сестра.
= 20 =
Ритуал тот же. День Лели. Вроде бы два часа всего. Но пока Юля доедет, пока обратно, еще по Арбату пройдется, вот и день прошел. Как правило, на вечер уже ничего не планировала. И потом, ей хотелось осмыслить услышанное, обдумать.
Юля любила эти посещения, ждала их, нуждалась в этом доме и в этой квартире, как будто ее туда манило.
Накануне – звонок Еве, чтобы узнать. Все ли в порядке, и можно ли, допустим, прийти вне графика.
– Добрый день, Ева.
– Добрый. Элеонора Александровна вас ждет.
Поджатые губки, взгляд в пол и немного в сторону. Ничего непонятно про Лелю. А эта женщина что здесь делает? И как давно она здесь? Может, она ей родственница? Скорее все же хорошо оплачиваемая сиделка. И вот интересно. Откуда у Лели деньги? Вернее, столько денег. На эту лису Еву, на вечные подарки из-под подушки. Про антикварные вазочки – это ясно, это какие-то предметы из дворянского прошлого. Господи, сколько тайн. Но вот театральные билеты. Леля могла, к примеру, сказать:
– Там на столе для тебя конвертик.
И Юля находила на маленьком столике у комода что-нибудь сногсшибательное из разряда мечты. Как-то это были билеты в Большой на «Пиковую даму». И в роли графини – Елена Образцова. А как-то билеты на концерт Демиса Руссоса. Леля угадывала безошибочно. Догадывалась, занималась черной магией, следила? Юля не могла придумать еще какие-нибудь варианты. Но это всегда были какие-то подарки, о которых она мечтала. Причем мечтала изо всех сил. Или уже копила деньги и пыталась стоять в очереди. Но у нее самой ничего не получилось. А у Лели, которая уже лет двадцать никуда не выходила, по причине того, что просто не могла ходить, все получалось на пять с плюсом.
Очень пожилая женщина всегда была в идеальной форме. Прическа, маникюр, красивая губная помада. И обязательные духи. Одни и те же, сладковатые, но не приторные, с легким дуновением запаха ландыша в букете.
– Ну рассказывай, как дела.
Она хотела рассказать про Любу, но решила начать с нейтрального:
– Вот завтра устраиваю вечеринку на работе.
– Батюшки, уже завтра!
– Да, ты помнишь, мы с тобой говорили про Италию? Вечеринка будет итальянской, и я пригласила настоящего итальянского повара!
– Ну ты даешь! А почему так рано?
– Наш повар может только тринадцатого, потом у него авралы.
– Никак не могу понять, как в тебе уживаются два совершенно разных человечка? Твой счетовод и культурный затейник. Ты уже придумала ход вечера? Надеюсь, что-то изысканное? В прошлый раз вроде бы был Шерлок Холмс?
– В позапрошлый. В прошлый был Джеймс Бонд!
– О да! И?
– Более чем. Вечеринка обещает быть роскошной! Правда, план пока только в голове, но он практически оформился.
Это правда, Юля умела жить в двух измерениях. А иногда и в трех. Она переживала за работу, боялась за сестру и тем не менее рисовала в голове схему сценария праздника.
– О! Будете петь?
– Как ты угадала? Это совершенно умопомрачительно, потому что наш повар еще и поет! Я умудрилась пригласить повара, который поет. Из Рима.