Местное время – любовь
Раньше Галина бы заинтересованно принюхивалась, делала бы удивленно-счастливое лицо, потом говорила бы, что запах не ее. А на самом деле просто очень дорого.
Перешагнув порог пятьдесят пять лет, на многое уже смотришь по-другому. А главное, ты честен сам с собой и тебе уже не так важно чужое мнение.
– Я все поняла. Сколько стоит?
– Что?
– Духи. Вот эти самые духи.
– Это парфюмерная вода.
– Тем более. Сколько стоит?
Еще один оценивающий взгляд. Вот прямо снизу доверху.
Галя тоже попыталась увидеть себя со стороны. Да, сапоги, видавшие виды, и она надела их сознательно. Потому что удобные, разношенные. Ей же лететь! Причем далеко и в экономклассе. Обувь должна быть удобной, желательно без каблука. Галя летать не боится, но живо может представить себе нештатные ситуации и периодически прокручивает их в голове. Вот она выбирается из самолета, вот съезжает по надувному трапу.
Галя читала, что нельзя себе такие ситуации представлять, мол, можно и беду накликать. Но это не ее образ мысли. Она лучше подумает и будет готова.
Лишними знаниями Галя свою голову не отягощала, та и так была забита нужными и ненужными цифрами. Поэтому, к примеру, как выжить, если ты заблудился в лесу, она книжек читать не будет. Зачем? По лесу не гуляет, ей некогда. И вообще, Галя – человек городской. И в самолетах гость частый. Поэтому летает всегда в брюках, под них удобно поддеть компрессионные чулки, обязательно в удобной обуви, верх лучше трикотажный. Да, еще шарф. Про это тоже не забываем. Шарф, чтобы укрыться, если вдруг получится уснуть, или замотаться, если будет дуть из кондиционера.
По внешнему виду не поймешь, кто она – успешный работник большой компании или обычная учительница с зарплатой на один такой флакончик.
Говорят, продавцы – психологи. Неправильно говорят. Никакие они не психологи. А еще их раздражают женщины, которые смотрят и не покупают. Они не просто мгновенно теряют к ним интерес, они даже на них обижаются. Практически фыркают, отворачиваясь. Последнюю фразу говорят, уже отвернувшись через плечо, или просто не говорят. Кстати, вопрос, как они относятся к женщинам, которые эти духи покупают? Возможно, они раздражают их еще больше.
Ну и ладно. Не нужны Гале духи, не до того. Хотя, конечно же, была возможность настроение себе поднять, отвлечься от дурных мыслей.
Поругалась с директором. Нет, он не кричал, не обвинял. Он просто сказал, что удивлен. Что раньше такая ситуация решалась «на раз». И вроде как выеденного яйца та ситуация не стоит. Так в чем же дело? Она потеряла чутье? Честно говоря, еще кое-что добавил. И вот это что-то ее просто размазало, раздавило. Она в один момент поняла, что зря прожила свою жизнь. Жизнь, где все было посвящено работе и лично ему, этому самому удивленному на сей момент директору. И захотелось тоже что-то сказать. Она и сказала. Два слова.
В их семье матерился сын. Причем отборно. Забывая, что рядом мать и отец. Муж хмыкал в кулак, Галя громко стучала по столу: «Не сметь в присутствии матери!» Но одно выражение из двух слов накрепко вбила себе в голову и очень даже пользовалась. Нет, не в слух. Про себя. Или шепотом. Особенно помогало на дороге. Тут впервые она эти два заветных слова на букву «с» и букву «б» скороговоркой прошептала в сторону директора. Да, очень важно было их произнести как одно слово, и тогда реально работало. Могучий русский язык. А что? Может, Тургенев и не выражался, а Пушкин, который наше все, очень даже не брезговал.
Итак, Галя была отправлена во Владивосток разруливать ситуацию. А в чем она виновата? Что сделала не так? Она ж компанию защищала! И лично директора. Многоуважаемого Александра Денисовича. Будь он неладен.
Сколько лет Галя работала на фирму финансовым директором? Восемнадцать лет. Восемнадцать! Сколько всего они с Денисычем прошли вместе? Сколько разруливали, из скольких ситуаций она его вытаскивала. И каждый раз видела его благодарные глаза. Да и не только глаза. Денисыч умел и локоть пожать, и сказать от сердца:
– Что бы без тебя делал, Сергеевна?
– Незаменимых нет, Александр Денисович.
– Не права, Сергеевна. Есть незаменимые. Вот ты, например. Я, может, тебе не всегда об этом говорю, но ты же чувствуешь?
Что она должна была чувствовать? Животный ужас, когда он вбегал в кабинет с очередной страшной новостью? «Партнеры кинули, денег не заплатят, нужно выкручиваться». Или:
– Инсайдерские новости, банк приказал долго жить.
– Так там же все деньги!
– Сам знаю, нужно их спасти.
– Как?!
– Хотя бы не потерять лицо.
И она спасала. Неслась на амбразуру, подставляя свое лицо. Главное, чтобы лицо не потерял Денисыч, а с ним и вся компания.
Ему лицо, а ей баланс сводить и перед налоговой оправдываться. Но она знала: они в одной лодке, они вместе, они хорошие партнеры. Денисыч на ее мнение опирается, но за спину не спрячется, не подставит и не отречется.
Когда все пошло не так? Да уже давно. Она вдруг заметила, что не так уж часто он влетает в кабинет. Раньше боялась этого, а теперь выходит, что лучше, когда влетал, роняя на ходу стулья и смахивая отчеты со стола:
– Быстро бери листок бумаги и пиши!
Да, все вопросы они прописывали. Он говорил, она рисовала схемы с прямоугольничками. Ровным, спокойным голосом повторяла то, что он нервно выкрикивал. Александр Денисович смотрел на эти прямоугольнички-квадратики, которые стрелочками разъезжались, как машинки по листку бумаги, и постепенно успокаивался.
– Вроде выруливаем…
– А когда мы не выруливали?
Человеку важно осознавать свою значимость. Настоящее счастье – это не любовь, не страсть. Это четкое понимание: без тебя не могут обойтись.
Что же получается? Она уставала как собака, не спала ночами, ругалась с мужем, потому что приползала домой в девять, ничего не соображая, и вместо соли сыпала в суп сахар. Стало быть, так лучше? Это было и есть счастье?
Сегодня, когда Гале уже не нужно задерживаться и она закрывает свой кабинет равно в 18:00, вроде как чего-то не хватает.
Да, работа была на первом месте. Всегда. Она любила цифры, умела с ними управляться, испытывала прямо-таки эстетическое наслаждение, когда все сходилось, когда дебет бился с кредитом, когда уплачены налоги и все распланировано на год вперед.
А еще она умела собраться и вырулить. Директор, конечно, был умнее, он был мозг. Но терялся. Как многие мужики.
Любому мужчине нужна мама или боевая подруга, или психотерапевт.
Она стала для него всем. Любовницей не стала. Могла бы, если бы захотела, но Галя была не по этому делу. Читая в исторических романах о ненасытных царицах и герцогинях, думала: мне бы ваши заботы. Потом поняла. Она – человек творческий. Цифры – ее любовь и настоящая страсть.
Замуж вышла по молодости за того, кто позвал. Боялась остаться одной. Не жалела. Муж как муж. В меру заботливый, в меру занудный. Вспыхнул потом роман на горизонте, и она даже сходила налево, сама себя испугалась, быстро родила двух детей и погрузилась с головой в работу.
Нормальная семья, можно сказать, любимая. У каждого давно уже своя жизнь, но они знают, что есть друг у друга. Единственное, о чем жалела, – что не брала больничный, когда дети болели, просила соседку помочь. Какой больничный, когда всегда аврал, когда она нужна директору позарез и всю дорогу.
И вот дети выросли. Каждое утро начинается с сообщения дочери, сыну звонит сама по средам и воскресеньем. Тот разговаривает от пятнадцати минут до двадцати двух. Галя засекала. Видимо, столько времени положено у него на мать. И что? У нее у самой все по часам. Зато все праздники отмечают вместе. Муж все такой же в меру заботливый. Обязательно встречает в дверях, забирает сумки, несет их на кухню.
– Ужин греть?
– Да я сама!
– Да уже поставил.
Разговаривать стали меньше, хотя есть возможность, так что практически уже и не занудный. Просто жизнь. Из тех, когда и работа любимая, и к мужу благодарность за вот это «греть – не греть» есть.
Галина очень тяжело переживала новый статус. Она больше не на первых ролях. Все вопросы и так решаются. Без авралов и совещаний, за закрытыми дверями только на двоих.
А потом и еще хуже. Директор начал ее отчитывать. Причем на совещании, в присутствии других сотрудников.
А тут еще на последнем аудите и вовсе сделал ее виноватой в просчете. Она прямо рот открыла от изумления. Вместе же принимали решение.
Эта поездка во Владивосток стала последней каплей.
– Короче! – Директор взял длинную паузу. – Ты заварила, тебе и расхлебывать.
– Ну ладно… Может, мне туда за свой счет слетать? – вылетело в сердцах.
Она видела, как у директора глаза начали наливаться кровью. Он вообще в последнее время нехорошо краснел, дышал тяжело. Хотя моложе был ее на два года.
– Ладно, ладно. Не кипятись. Раз ты так считаешь, поеду конечно.
Галина вышла из магазина «Дьюти Фри» с твердым решением. Вернусь и уволюсь. Ну их всех. Сколько, в конце концов, можно? Пенсию она заработала. Что-то отложила. Будет не хватать – бухгалтеры всегда нужны.
Посадка через полчаса, провозилась с этими духами, а нужно было еще заглянуть в туалетную комнату.
Да, теперь и у нас тут только что розами не пахнет. Сказано сильно, розами, конечно, не пахнет, но тоже все чисто, цивильно и даже с претензией на дизайн. И уборщица обязательно навстречу идет с ведром. Галя по привычке заглянула в ведро. Полное. И то хлеб.
В одной из кабинок истерично орала женщина в телефон. И что за манера? В конце концов, это просто неприлично. Но не прислушаться было невозможно.
– Мама, что ты говоришь? Он пошел без штанов? Нет, ну как это? Да я не поверю. Быть того не может! Что? Он к тебе заходил? И что? А объяснил как? Ну ты подумай. Идиот! Ему сколько лет! Мам, ты видела идиота! Не оправдывай его! С ума сошла?! Тебе кто здесь дочь?
Господи, подумала Галя, это что ж делается. Люди забывают штаны надевать.
Пока мыла руки, разговор продолжался. Видимо, несчастная женщина решила выяснить ситуацию до конца. Бедная. А она еще на свою жизнь жалуется. Ее окружение хотя бы в своем уме. Без штанов еще никто из дома не выходил.
Тон у женщины из кабинки поменялся. Видимо, она тоже опасается орать на этого бесштанного. Мало ли что. Говорила тихо, но твердо.
– Я только что говорила с мамой. Это правда? Ты забыл надеть штаны? А ум у тебя есть? Что значит недалеко? И что? Ты вообще соображаешь? А почему ты не вернулся? Ах, ты опаздывал? При чем здесь моя мама? И что, что к ней нужно было зайти. А как он теперь на прогулку пойдет? Без теплых штанов?!
До Галины начало доходить. Стало быть, не сам мужик без штанов на работу пошел, а забыл их надеть на ребенка. У женщины из кабинки реакции были теми же.
– Ты сам штаны не забыл надеть? Вот ты в следующий раз про себя лучше забудь.
Давясь от смеха, Галя выбежала из туалета.
Ну народ. А что? Мужики народ такой. Она помнит, как муж однажды дочку привез на работу. Забыл высадить у детского сада. Хорошо, что у него портфель на заднем сиденье лежал. Оглянувшись, заодно увидел там ребенка.
Вечером Галя трясла Катьку, понятное дело, мужа было спрашивать бесполезно. На все вопросы ответ один: ну закрутился.
– А ты чего молчала? А если бы папа тебя в машине закрыл?
– Если б закрыл, я бы заорала.
– А если б ты уснула?
Муж первый не выдержал экзекуции.
– А давай ты будешь Катьку в сад отвозить.
Да, удар ниже пояса. У Галины на это не было ни сил, ни времени.
Невольно мыслями вернулась к работе. Все так.
Даже в сад не могла ребенка отвести. Ни туда, ни обратно. А всегда ли надевал Лешка на дочку теплые штаны? Кто его знает?
Неожиданно раздался телефонный звонок. На экране высветилось «начальник». Еще что-то забыл. А может, трубку не брать? То, что она кругом виновата, и так уже поняла. Опять объясняться? Опять извиняться? Захотелось плакать. И что за жизнь такая. Прокашлявшись, все же нажала на «ответ».
– Сергеевна, привет. Ты где, в аэропорту уже?
– Да.
– Отчет взяла?
– Я компьютер взяла.
– Ну да, ну да.
– Что-то еще?
– Да нет вроде.
Александр Денисович немного помолчал и продолжил:
– Поговорить хотел…
– Ну говори… Увольняешь, что ли?
– Почему? С чего это я тебя увольнять буду? А работать кому?
– Ну. Слушаю.
– Прикинь, вот только «Скорая» уехала…
– Что случилось?
– Говорят, предынфарктное состояние…
– Так, я сейчас приеду! Твоя же Марья в санатории. Ты ей звонил?
– Сначала вот тебе звоню. Марье успеется. Нет, нет, приезжать не надо. Все под контролем. Знаешь, как сразу в голове все вихрем пронеслось. И вот интересное дело, в воспоминаниях все работа и как мы с тобой фирму из разных ям вытаскивали. Нет, чтоб что доброе вспомнить? Мальдивы там, к примеру. Или как Витька женился. Красивая ведь свадьба была?
– Очень красивая. Да у тебя вообще сын хоть куда.
– А в голове вот только работа да радость, что мы с тобой опять победили. В которой раз.
– Я приеду.
– Нет, там, во Владивостоке, только ты вопрос решить сможешь. Я, может, в последнее время какой-то грубый был. Это все, наверное, предвестники вот этого моего состояния.
– Дак уж года три.
– А ты думала. Это все ж не просто так. Сердце. Там все небыстро.
– Слушай, Денисыч, тебе волноваться сейчас вредно. И ты не думай ни о чем. Что я, не понимаю, что ли? Жизнь идет вперед, мы с тобой уже оба в годах, и хорошо, что ты молодежь на работу набираешь. Мы с ними опытом делимся, они с нами – новыми технологиями. Все правильно.
Галина говорила и сама для себя делала открытия. Так вот ведь, оказывается, как.
– Так и я о чем! То есть не обижаешься на меня?
– Да нет, что ты! Ты себя береги! И для Марьи, и для Витьки. Ты нам всем нужен.
– А тебе?
– И мне. Если со мной что стрясется, я, наверное, тоже наши авралы вспоминать буду. Никто же про это не знал. Только мы двое. И каждый раз побеждали.
Объявили посадку. Очередь на проверку документов шла медленно. Работники аэропорта сличали билеты с паспортами, находили время на улыбку и пожелание хорошего полета. Посмотрев на заплаканное лицо Галины, девушка тронула ее за рукав:
– Все в порядке?
– Теперь уже все в порядке, – улыбнулась Галя.
Хорошо, что рейс утренний и она не накрашена. Сейчас бы размазала тушь по всему лицу. Вечно напридумывает себе лишнего. Лишь бы был здоров. Все неприятности от наших мыслей. От того, что мы ситуацию, не понимая до конца, додумываем сами.
Миссис совершенство
– Адель нас покинула. – Женя сообщила о скорбном событии с таким воодушевлением, как будто Адель уехала отдыхать в пятизвездочный санаторий. Или вышла замуж за миллиардера. Хотя о каком замужестве, собственно, могла идти речь, если Адель восемьдесят семь и она год назад похоронила мужа?
– Ужас какой, – задохнулась мать Жени на другом конце провода.
– Никакого ужаса. Мама, я поняла, что эвтаназия – это не просто не страшно. Это прекрасно!
– Господи! О чем ты говоришь?! Не забывай, мы верующие люди! Грех-то какой…
– Ой, да я не про себя. И не про тебя. Хотя, знаешь, спланировать свои похороны, знать, когда уйдешь… Как английская королева. Ты знаешь, что она несколько раз репетировала свои похороны? Сама предлагала, обсуждала, несколько раз прошла весь траурный маршрут.
– Ты про что-нибудь другое можешь говорить? Как Макс себя ведет? Как школа?
Говорить, конечно, Женя про что-нибудь могла, но вот думать в последние дни она могла только про Адель и Рихарда…
Это была необыкновенная пара. Они оба прожили долгую и очень красивую жизнь. Рихард ушел из жизни год назад, не дожив двух лет до ста. Его жена Адель пережила смерть мужа достаточно стойко, пообещав себе, детям и внукам, что полна сил и желания жить дальше. Отказалась переехать к ним в другой город. В конце концов, они живут в Германии, здесь прекрасная социальная служба, приедут, причешут, кашку сварят, еще и книжку почитают.
Да, немецкие бабушки – те еще затейницы. Они могут выбирать для себя сиделок. Для кого-то важен голос, кому-то не нравится, что сиделка шаркает тапочками или громко чихает. Господи, что они там уже слышат? Но у работниц социальных служб хватало на старушек сил и чувства юмора. Не вопрос и не проблема. Не хотите, чтобы шаркала, отправим шаркающую к дедушке из соседнего дома. Он как раз просил с формами, а вам молоденькую тростинку подберем, которая не ходит, а плывет по воздуху.
Женя часто из окна наблюдала такую картину. Подъезжает машина социальной службы. Работница лихо паркуется в их достаточно сложном для парковки дворе. Выходит, достает с заднего сиденья свой волшебный чемоданчик, где для бабушки уже готово все необходимое, и поднимает глаза наверх. Старушка уже посылает приветственные пассы из окна. Работница улыбается и широко машет рукой в ответ. И только после этого бодро направляется к дверям дома. Белый брючный костюм идеально сшит по фигуре, волосы затянуты в хвост. Да, сразу видно, что медработник. Но страха не вызывает, одно лишь доверие. Бабушка тоже исчезает в окне, спешит открыть дверь. Женя эту бабушку знает, они живут на одной лестничной клетке. Уже слышно, как хлопнула дверь лифта, как раздался нетерпеливый звук открывающегося дверного замка. Да, медработница должна выйти из лифта и тут же увидеть в распахнутых дверях улыбающуюся фрау Шпигель.
– О! Вы как всегда! Точны, как королева. Но лучше. Королева старая, а вы молодая.
– Фрау Шпигель, вы мне льстите, вы же знаете, мне в этом году будет пятьдесят.
– Боже мой, пятьдесят. Вы юная девочка!
На этих словах дверь захлопывается, и дальнейший диалог происходит уже в квартире фрау Шпигель.
К Зигелям, пока был жив Рихард, никакие медицинские машины не ездили. Это они ездили на своей машине. Выходили под ручку. Оба в кокетливых шляпах, он – в длинном плаще, она в модном пальто. Сначала Рихард всегда открывал дверь для нее и помогал усесться своей даме. При этом галантно приподнимал край шляпы. Игра? Традиция? Или по-другому они просто не привыкли. А потом он обходил автомобиль, чинно садился за руль, включал поворотник, машина мигала фарой и трогалась с места.
Женя опять же задавалась вопросом. Зачем он приподнимал шляпу? К чему фара, если во дворе никого нет?
Когда за ней заезжал брат, он всегда ждал ее во дворе с включенным двигателем. Она выходила из дома, нагруженная как вьючный мул. В одной руке люлька с Максиком, через плечо походная сумка. Брат смотрел строго перед собой. О чем-то думал. На то он и мужчина, чтобы думать. Что она, сама в машину, что ли, залезть не сможет? Сын рос, уже сам открывал заднюю дверь и пристегивался ремнем на детском сиденье. Брат все так же смотрел вперед, племяннику посылал приветствие через зеркало заднего вида. Другие люди, другие нравы.
Женя жила над Зигелями. И познакомились они буквально сразу. Она въехала в квартиру, беременная Максом. Квартиру искала долго, никак не могла найти такую, чтобы и по душе, и удобная для нее и для ребенка. Обо всем нужно было заботиться самой. Это только ее решение, стало быть, и ее ответственность. Ребенок будет и точка. Охала мать, бил кулаком по столу брат, но Женя стояла на своем. Раз так получилось, то так тому и быть. Не пропадем.
Удивительное дело, но этот мир был «за нее». За всю беременность она ни разу не заболела, носила ребенка очень легко, сил хватало на все, энергии хоть отбавляй. Вот и квартира нашлась та, о которой мечтала. Окна прямо в лес, вид с балкона просто сумасшедший. Охотничий домик, утопающий в зелени, высокие плакучие буки, клены. На дворе стояла осень, невероятно красивое время года, когда природа дарит нам самые яркие краски. Рыжие, огненно-красные, золотые. Ну и запахи. Запахи звенящей чистоты и прелой листвы. Женя просыпалась рано. Раньше всегда была соней, а беременность девушку изменила кардинально: столько всего нужно было успеть. Если вдруг ей и хотелось полежать в кровати, Максимка тут же толкал ногой в бок. Женя мгновенно переваливалась на бок и мчалась что есть духу в туалет. Ну а дальше распахивала дверь балкона. Глубокий вдох и можно жить дальше. Да не просто жить дальше. Бежать дальше.
До родов оставалась всего неделя, Женя нервничала, до сих пор не привезли кухню. Повесить шторы – не такая большая проблема, но кухня… Детская кроватка, пеленальный столик готовы, коляску обещал купить брат, одежку на выписку – мама.
Кухню пообещали привезти в субботу. Вообще-то, в Германии по субботам сверлить не принято, и, понятное дело, соседи будут недовольны. Ну куда деваться. Ей ждать нельзя. Объяснит. Все люди, все человеки.
Именно так все и произошло, мастера начали подготовку к навешиванию шкафов и раздался звонок. Женя приготовилась к отпору и решительно открыла дверь. Перед ней стояла очень симпатичная пожилая дама. Ярковато накрашенная для своего почтенного возраста, одетая в длинную цветастую юбку, на голове тюрбан из хлопка, льняную кофту дополняла нитка крупных бус. Немного экзотично. Дама пыталась перекричать звук дрели.
– Я ваша соседка снизу и меня зовут Адель.
– Вы понимаете, мне кухню нужно повесить! – прокричала Женя в ответ. – У меня срок на следующей неделе. Я просто не успею. Вы меня слышите? Вы меня понимаете?
Женя убрала потной рукой прядь волос со лба. Она знала, что неидеально говорит по-немецки, возможно, пожилая дама уже в силу возраста плохо слышит, а возможно, виной ее плохой немецкий. Девушка поймала себя на том, что злится, она тут кричит про дрель, а дама смотрит на нее и улыбается.
Женя приехала в страну, когда ей уже исполнилось двадцать пять. Она всего безумно стеснялась, все было неловко. Еще и видела снисходительные взгляды молодых немцев. За десять лет, проведенные в Германии, она язык толком так и не выучила. Понимала все, но сама говорила с ошибками, ну и, конечно же, со среднерусским акцентом. На курсы по приезде ходить было некогда, решила, что и сама все осилит, лучше сразу начать работать, маме нужно было помогать. И не пожалела. Все правильно она сделала: и маме помогла, и работа у нее хорошая. А вот язык хромал.
– Я вас прекрасно слышу и понимаю, я принесла вам мясной пирог. У вас наверняка не будет времени на готовку, а вам нужно хорошо питаться.
Женя сначала опешила, а потом заплакала. В последнее время ей казалось, что все хотят ее обидеть, что она никому не нужна и все ее осуждают. Про отца ребенка она и вовсе не хотела ни вспоминать, ни думать, просто вычеркнула его как элемент и все.
Она постоянно находилась в позиции обороны. Защищалась от матери, которая бесконечно задавала одни и те же вопросы:
– Что ты скажешь сыну?
– Что надо будет, то и скажу. То, что мой отец алкоголик и я его знаю, лучше, что ли?
– Естественно, ребенок должен знать свои корни.
– Иногда лучше о них забыть. И все, не нервируй меня!
Защищалась от брата. Тот постоянно пытался разобраться и защитить. Но у Валеры были свои методы. Найти горе-отца и набить морду.
При чем тут помощь?! Помощь – это вот! Посидеть с рабочими, объяснить, почему ей нужно вешать шкафы на этой высоте, а не той.
Защищалась от взглядов коллег по работе. Продавщицы родного бакалейного отдела в русском магазине смотрели на нее снисходительно. Или ей так казалось? Может, они просто по-хорошему завидовали? Что вот она решилась, нашла в себе силы, а они в свое время испугались, хотя многие оказывались в подобной ситуации. Это уже она потом поняла. Когда принесла родившегося Максика в сумке, как принято в Германии, практически через месяц после его рождения, и девчонки кричали «Ура!», пили шампанское и радовались, что Женя родила им жениха.
– Вы че?! Побойтесь Бога.
– Это ты побойся Бога. Дочерей же у нас нет, куда деваться? Не немкам же его отдавать?! Подумаешь, разница каких-то тридцать лет! Сегодня это совсем даже не повод не выходить замуж.
Адель была француженкой. Может быть, поэтому в ней не было немецкой сухости. Или просто была человеком. Она тогда обняла рыдающую Женю, которая никак не могла успокоиться, и сказала:
– Ну-ну! Все будет хорошо. Тебе нельзя волноваться. А плакать можно. От счастья. Приходи завтра к нам пить чай. В пять нормально?
Она пришла ровно в пять. С собой принесла немного фруктов, Адель испекла штрудель. Тогда она впервые увидела Рихарда и поразилась, как можно быть таким красивым, когда тебе девяносто?!
– О! Ты не видела его в двадцать пять! Я тогда была так себе. Слишком длинный нос и тонкие ноги.
– Нос и вправду был длинноват. Но ты права, ноги спасли все, – откликнулся Рихард.
Адель принесла из соседней комнаты фотографический альбом. С фотографий смотрел потрясающе красивый голубоглазый блондин. Это считывалось даже с черно-белых фотографий. Правда, было одно «но». Арийская форма. Они поняли замешательство Жени.