Стриптизерша

Народные «целители» – чудодейственные таблетки, которые гарантировали женщинам то потерю веса, то рост груди. А мастера татуировки хной, разрисовывали ничего не понимающих туристов, требуя взамен четыреста батт.

Побережье суетилось, спеша до заката успеть выручить как можно больше наличных. А солнце между тем уже окрашивало море в цвета расплавленной бронзы.

– Странно все это, – задумчиво пробормотала Ники, вдавливая в песок окурок. – Все так же, как было раньше, ничего не изменилось! И никто даже не заметит, что одним человечком на свете стало меньше. Только Машка попросила ее перевести в другую комнату.

– Ага, к Рульке! – Ира коротко усмехнулась. – Может, мне тоже попроситься к Стьяго? Я боюсь спать на том же самом этаже, где все произошло!

Ники не улыбнулась, продолжая чертить пальцем какие-то линии на песке.

– Меня другое поражает, – сказала Ира, вновь становясь серьезной. – Как можно так поступить с родителями? Ты представляешь, что они сейчас чувствуют?

– Тебе кажется, будто все родители такие, какими были твои. А есть и другие, как у Флори: отец – алкаш, который пьет и лупит их смертным боем и мать-мученица, которая заделалась иеговисткой.

– И все равно! Из-за Ивана Сергеича вешаться…

– Тебе ведь все равно, Ир. Тебе же плевать…

– Плевать или нет, но я не понимаю. Я бы так ни за что не поступила!

– А представь, если бы Стьяго был женат и с детьми!

– При чем тут Стьяго?

– При том, что ты с ним уже три года расстаешься, потом снова напиваешься и возвращаешься. Когда-нибудь, он не выдержит и даст тебе пинка под зад. И вот тогда, Ирочка, ты запоешь по-другому.

– Если бы… Ты же знаешь, как тяжело работать, когда на тебя твой парень смотрит. Работал бы он в ресторане, как Машкин Рулька, это еще куда не шло. Но когда он у нас ди-джеем работает… Ты же знаешь, какой он бешеный – хуже Ивана Сергеича. Мне и без того тошно, как подумаю про свой возраст, да про то, что идти некуда, хоть вешайся. А денег, с тех пор, как Стьяго крутит нам диски, у меня едва хватает на уколы от целлюлита.

– Деньги в жизни не главное.

– Да-да, знаю. Главное, это – любоф-фь. До гроба. Как у Ромео и Джульетты.

Ира поджала губы, слегка дернув при этом головой. Сделав большой глоток пива и поднялась.

– И что ты собираешься делать?

– Пойду, куплю еще пива…

– Да нет, со Стьяго.

– А что я могу с ним сделать? – спросила Ира, игнорируя последний вопрос. – Жениться на мне он не может, а просто так жить с ним в Германии я не могу. Вот и сказке конец.

– Но почему он не может на тебе жениться?..

– Потому что его папочка – итальянец, а я трясу голыми сиськами и танцую приваты. И что скажут-скажут! – она раздраженно вскинула указательный палец, – что его девушка – проститутка. Такой не место в семье благочестивых католиков…

Ники поморщилась. Грань между показом своего тела и его продажей была слишком тонкой. Она и сама стеснялась своей профессии, а потому слова Стьяго, пусть даже и не им лично сказанные, причинили ей боль.

– Мы – не проститутки! – свирепо начала было Ники, но тут же умолкла: прямо к ним, торопливо перебирая пухленькими ножками, бежала Джессика и ее грудь тряслась в чашечках лифчика, как желе.

– Девочки, мне та-ак стыдно! – вопила на бегу Джессика.

– Застрели меня, – простонала Ира.

– Я сейчас выхожу из воды, смотрю: тот мужик, с которым я вчера в эскорт ходила, идет. Та-а-к стыдно, девочки, ужас! Спрячьте меня!

– Иди в пень, Джессика, – раздраженно отталкивая от себя холодное мокрое тело, пробормотала Ира. – За что тебе стыдно? Что ты вчера всего с одним индусом вчера в эскорт сходила?!

Глаза Джессики округлились. Гримаска невинной девочки заставила ее лицо разгладиться, рот приоткрылся, ресницы хлопнули дважды.

– А не надо этого стыдиться! – почти нежно сказала Ира. – Если не умеешь зарабатывать головой, зарабатывай другой дыркой, только целочку из себя не строй!

– Голова – не дырка, – обиделась Джессика.

– Смотря у кого! – резонно ответила Ира, поднимаясь. – И сделай так, чтоб, когда я вернусь тебя не было, хорошо?

Девушки проводили взглядами стройную фигуру Иры, которая прошмыгнула между раздвигающимися стеклянными дверями в «Севен-Элевен» и прямиком направилась к холодильным шкафам с пивом.

– Почему она на меня так злится? – спросила Джессика. – Это все-таки, она меня ударила!..

Подруга замялись.

– Завидует. На нее индусы внимания не обращают.

Джессика немного подумала, старательно прикрывая лицо широкими полями шляпы, после чего ее миловидная, но на редкость глупая рожица вновь появилась на свет.

– Я все рассказала Тане, – таинственно прошептала она.

– Что именно?

– Что Ирка меня вчера ударила…

– Гос-споди! – Ники взволнованно села, обхватила колени руками. – Она тебя не ударила… Она тебя похлопала по щеке.

– Нет, ударила! – перебила Джессика. – Я подошла к мужику, с которым она сидела, а она дала мне пощечину.

Ники нервно прищурилась.

– Это тебя Валентина научила, что сказать?

– Валентина тут ни при чем! – Джессика уставилась на свои ноги.

– А я так думаю, что «при чем». На этой работе, дурочка, друзей нет. И если Валентина с тобой дружит, значит ей что-то нужно. Но поверь, что когда ты перестанешь быть ей нужна, она тебя выбросит, как использованный гандон.

– Ты так говоришь, потому что Ирен – твоя подруга! Но это еще не дает ей права бить меня по лицу…

Сзади внезапно звякнули друг о друга жестянки. Девушки рывком обернулись, как застуканные за чем-то непристойным, две школьницы.

– Ой! – пискнула Джессика, глядя на Иру так, словно та на ее глазах превращалась в Годзиллу. – Ты вернулась?