– Уходи, Тим! – ее лицо дышало холодом.
И я поежился. Же раскосые синие глаза метали в меня острые стрелы И я вздрогнул. На ее больших губах застыло непоколебимое молчание, и я понял, что пора уходить. Но я знал, что обязательно вернусь. Чтобы ни случилось. Потому что как никогда любил эту женщину…
Я вернулся. Впервые я смог вырваться в середине недели. И я ею знал, как после нашей ссоры она воспримет мой внезапный приезд. Уже темнело, когда я соскочил с электрички. Я шел вдоль моря, прорываясь сквозь сильный ветер. И море на сей раз недружелюбно встретило меня. Волны наваливались друг на друга, словно пытались обдать меня холодом. Море шумело, злилось, но было бессильно достать меня. Казалось, оно не могло мне простить ссоры с Мариной.
Окна ее дома были темны и занавешены. Я постучал в дверь, но мне никто не ответил. Я все громче и громче бил кулаком в дверь, но по-прежнему стояла тишина.
– Марина! – громко выкрикнул я. – Марина!
Я попытался что-либо увидеть через окно. Но темнота мне мешала. И мне почему-то стало не по себе. И страж тонкой холодной струей подступал к горлу. Я досмотрел на часы. Было еще не так поздно. Просто я никак не мог привыкнуть к ранним вечерам у моря. и я облегченно вздохнул. Черные тучи на небе раньше времени нагоняли темноту. И я решил тут же отправиться в поселок. К тому же мне нужно было купить сигареты.
Магазин оказался открытым. И та же хмурая продавщица восседала на высоком стуле и щелкала на весь магазин орехами, и глухие звуки разбивались о пошарпанные старые стены.
– Здрасьте, – попытался я ей улыбнуться. Но мне это с трудом удалось.
Она нахмурилась.
– Нет у нас никаких платьев. И не просите.
– А сигареты, надеюсь, имеются?
Она лениво встала. И небрежно бросила на прилавок пачку самых дешевых сигарет.
– Не густо, – усмехнулся я и протянул деньги, собираясь уйти. Но по лицу продавщицы я угадал, как ей скучно и одиноко и она даже пытается меня задержать. Она вызывающе щелкнула орехом и я невольно остановился.
– А чего без своей, этой, пришел?
Я приблизился к прилавку, и решил рискнуть.
– Я заметил в ваших жителях одно бесценное качество – вы все прекрасным образом информированы.
Она абсолютно ничего не поняла в моей интеллектуально выстроенной фразе. И поперхнулась орехом.
– Хотите? – и она разжала кулак.
– С преогромным удовольствием, – и я с не меньшей силой хрустнул челюстью.
– Так вы чего? – и она вытаращилась на меня.
– Ну… Я просто подумал, кому, как не вам знать, где в такой поздние час может находиться моя… – я запнулся. – Моя возлюбленная! – и я с вызовом щелкнул орехом.
Она хмыкнула в кулак.
– Ведьма эта, что ли, – щелкнула она с не меньшим вызовом в ответ.
Я уже хотел ей было ответить, но вовремя спохватился. Мне нужно было во что бы то ни стало узнать, где Марина.
– Ну, так уж и ведьма. Конечно, ей с вами в красоте не сравниться. Но ведьма – это уже слишком, – очень серьезно выдавил я. Упоминание о ее красоте убило продавщицу окончательно. и она даже перестала щелкать. А забросила скорлупки в карман грязного фартука, и стряхнула руки.
– А чего слишком? Платьев в нашем магазине не покупает. Ходит все время босая, лохматая и купается голой.
– Я тоже, к вашему сведению, люблю голым мыться. А вы сразу – ведьма. Слишком уж сильно сказано.
– Сильно? – она сощурила свои маленькие глазки. – А чего это она по ночам таскается в эти развалины? А? А Самойлыча разве не она добила? Да все вам про это скажут! Она! Кто еще! А Самойлыча вся деревня любила! Это был настояний художник! Не то что вы.
И она с презрением оглядела меня с ног до головы.
– Думаете, если нацепили дырявые штаны и щетину вырастили – то удивите всех! Ха! Как бы ни так! Самойлыч всегда при костюме был и брился каждое утро. А какие картинки рисовал! Вам и не снилось! А она… Эта… Это все она. И вас прибьет, уж мне то поверьте.
Последнюю фразу она произнесла с удовольствием. Потом не выдержала и плюнула.
А я быстро сообразил, что мне здесь больше делать нечего. И выскочил на воздух. И некоторое время неподвижно стоял, вглядываясь в темноту и глубоко вдыхая морскую прохладу. Я пытался опомниться. Развалины, какой-то бритый Самойлыч в костюме, какие то гениальные картины. В общем, бред какой-то. Я ничего не понимал, но мгновенно сообразил, что ответ на этот бред мне нужно искать только не у местных жителей. Кроме злобы и плевков я ничего не добьюсь. Ответ мне может дать только доктор. И я почти бегом направился за ответом.
– Я знал, что вы придете, – он крепко пожал мою руку.
– Рано иди поздно.
– Но почему вы мне ничего не рассказали, Бережной? Почему, черт побери, вы вертелись вокруг да около и в итоге я так ничего и не понял!
– Успокойтесь, Тим, – и он указал мне на кресло, – во-первых, что я мог вам сказать? И что я могу вам сейчас сказать? Что? Про эти бредни старушек! Я ни в одну из этих сказок не верю. Понимаете, не верю! Так зачем мне было нужно пересказывать чьи-то сплетни о недоказанном убийстве, о каких-то привидениях в старой усадьбе, о ночных прогулках Марины туда. Ответьте, зачем? Для сплетен тут и без меня предостаточно охотников. И к тому же, представьте себе, кем бы я выглядел в глазах Марины, если бы вы из моих, первых уст все узнали. Она и так меня не может терпеть, так зачем нарываться на лишние грубости?
Я устало рухнулся в кресло. И до боли сжал переносицу.
– Что здесь происходит, Бережнов? Что? – хриплым голосом наконец выдавил я.
Он прошелся по комнате, куря на ходу. Приблизился к окну и плотно занавесил шторы.
– В этом поселке всегда не покидает ощущение, что кто-то подсматривает за тобой. Особенно по ночам.