Воин забвения. Отравленный исток

– Я ведь не должен был ничего увидеть, – Драгомир с трудом сел и откинул со лба волосы.

– А что ты видел? – Наяс прищурился, будто это вызывало у него всего лишь любопытство.

– Кажется то, как убивали древнеров. И капище горело.

Староста переглянулся с сыном.

– Ты видел то, что случилось здесь много лет назад. Тогда погибли почти все наши люди. И мой пращур тоже. Он был сильным волхвом. Сейчас такие уже не рождаются.

– Что ты знаешь о Корибуте? – Драгомир кивнул гридню, когда тот подал ему мех с водой. В горле, правду сказать, как пыльная буря пронеслась.

– Не слышал никогда, – Наяс пожал плечами.

Всё это попахивало ложью, как стерва – тухлятиной. Но Драгомир не стал расспрашивать – без толку. Будет упираться до конца.

– Скажи, Наяс. Почему вы с Хальвданом видели будущее, а я только прошлое? В нём нет ответов.

– Может, ты видишь прошлое, потому что у тебя будущего нет? – ни единая морщина не дрогнула на лице старика. Как бы безжалостно ни прозвучали его слова. – Но ты не прав, что в прошлом нет ответов. Думаю, все ответы, что тебе нужны, как раз стоит искать в том, что давно минуло.

Дольше рассиживаться не стали. Драгомир заверил всех, что ничего страшного с ним не случилось и путь он может продолжать, как обычно. Не хватало ещё проторчать здесь до ночи. До сих пор с капища будто бы веяло дымом, и эхом метались призрачные крики среди сосен. И Драгомир не знал, насколько его ещё хватит, прежде чем он окончательно сойдёт с ума. Время уходило, и каждый миг промедления мог оказаться последним.

Подступившая было к самому порогу весна к ночи снова укрылась за ледяным покрывалом Лютеня. Небо прояснело, и мороз начал сжимать хватку. Алым загорелся закат, вспыхнули яростным пламенем, словно обрывки сухой бересты, облака над окоёмом. Снежная каша тут же схватилась коварным ледком, под которым спрятались лужи. Того и гляди кони ноги повредят – как тогда быть? Разве что сгинуть в этой гиблой глуши.

До Речной так и не доехали – решили заночевать недалеко от дороги. С некоторых пор Драгомир опасался упускать любые тропы из виду. А ну как пропадут. Хотя, если Лешему снова вздумается их водить, так хоть на самой дороге сядь, всё одно её не увидишь. Наяс и Мах долго противились, хотели уйти подальше в лес, мол, нехорошо останавливаться так. Мало ли кто ночью здесь пройти вздумает – и на духов недобрых можно натолкнуться. Но под суровыми взглядами гридней они примолкли и смирились с волей большинства.

Ночка выдалась промозглой. Небо снова затянуло, и посыпал бесконечный мелкий снег. Сколько соснового лапника на землю ни бросай, а сырость всё одно проберётся до самых костей даже сквозь плотный войлок. Кажется, хорошо в этот раз было только дозорным, а не выспались все одинаково. Поэтому ещё затемно повскакивали с мест и, спешно погрузившись на коней, двинулись дальше.

И скоро стало понятно, что впереди и правда их ждёт нехорошее место. Всё задышало вдруг болью и страданием. Даже на языке будто осел кисловатый вкус крови. Лес разом помрачнел. Казалось бы, только что вокруг был тёплый сосновник с редкими берёзами, а глянь – и уже тёмный, косматый ельник обступает со всех сторон. Словно не всегда он тут рос, а деревья по собственной воле пришли и встали мрачными стражами. И что заставило тех людей поселиться среди елей, которые, как любому местному известно, всегда считались злыми: и силы отнимут, и отравят душу? Неужто место поприветливее нельзя было выбрать?

Неподалёку стонал лёд Нейры, тут её русло становилось совсем широким, а течение ленивым. Обширное болото раскинулось во все стороны, и чем дальше, тем всё более зыбкой и неверной становилась тропа под копытами коней. Расенд, похоже, узнал здешние места. Он подрастерял обычный пыл и шёл, то и дело прижимая уши.

Гридни ехали молча, только озирались постоянно, наученные походом из-за любого куста ждать напасти. Лешко подъехал ближе к Драгомиру, помолчал немного и почти прошептал:

– Не доверяю я старосте, княже.

Тот ответил, не поворачиваясь к нему:

– Я тоже не доверяю. Да и чем бы ему заслужить наше доверие…

– Думается мне, это он хотел тебя с утёса сбросить, – добавил отрок, чуть подумав. – Не зря они там что-то колдовали. И морок на тебя они, небось, навели!

– Ты многого не знаешь, Лешко, – покачал головой Драгомир. – Не спеши обвинять в чём-то других, если не уверен.

Он не собирался выгораживать Наяса. И неправдой было бы сказать, что та же мысль не посещала его самого. Больно уж всё совпало. Но по-настоящему веской причины Наясу убивать его, да ещё и таким хитрым способом, Драгомир найти не мог. Гораздо проще и надёжнее было всё же порешить в деревне. А спросит кто – не знаем, и в глаза не видели.

Драгомир посмотрел в спину Наяса, но почувствовал чужой взгляд. Мах подозрительно смотрел на него, будто в любой миг ждал какой выходки. Он точно заслужил быть хорошенько наказанным плетьми, но сейчас не время портить с древнерами отношения ещё больше, чем они уже испорчены.

Никто, кажется, поначалу и не заметил, как между деревьями появились первые дома. По самые окна они уже просели в землю. Ненасытная топь, чавкая и вздыхая, всё сильнее сжимала каждый из них в своих объятиях. Многие избы, видно, когда-то горели, но некоторые были целыми. Всё, что когда-то лежало тут на земле, давно сгинуло в недрах наступающего болота. Но по одной тропе ещё можно было пробраться насквозь через деревню. По большой нужде тут проезжали и древнеры, и люди из Лерги и Елоги.

Драгомир, не понукая впавшего в безразличие Расенда, ехал и ехал дальше, озираясь, пока не понял, что его никто не сопровождает. Остальные встали в стороне и просто ждали. Наяс пристально следил за ним, видимо, ожидая, что тот вдруг рухнет с коня в припадке. Но Драгомир покамест ничего не видел, кроме скелета умершего когда-то селения.

Но тут потянуло с юга чем-то. Будто бы сквозь затхлость нежилой комнаты просочилась свежая струя воздуха. Драгомир остановился у остатков сожжённой избы и спешился. Неспешно он подошёл, проваливаясь в мягкую землю по щиколотки, и коснулся ладонью чёрного от сажи бревна.

Чужая жизнь впилась в голову яркой вспышкой.

– Уходи, Байчёта! Укройся в лесу и не возвращайся сюда больше!

Стройная темноволосая женщина подталкивала в спину девчушку лет десяти, а та упиралась и смотрела на неё полными слёз глазами. Её лицо, по молодости ещё лишённое извечной жесткости и упрямства, всё же было знакомым. Мать с трудом отцепляла её пальцы от своей руки и оглядывалась, боясь, что не успеет спровадить дочь.

– Ведана! Быстро в дом! – приказала она девочке с такими же, как у Байчёты, чертами. Та испуганно и зло посмотрела на сестру и скрылась за дверью.

Вокруг развернулась суматоха, люди не знали, куда деваться, и бестолково метались, пытаясь приспособить под оружие всё, что попадётся под руки. Желание спастись боролось в них с более важным долгом. Им нужно остаться. Несмотря на то, что уже слышен стук копыт: приближаются вельды. Их вождь не должен узнать, кого они прячут, не должен забрать и уничтожить последнюю надежду на возрождение Воинов. Поэтому они умрут. Все.

Драгомир моргнул и отдёрнул руку от бревна. Он ещё видел тёмную вереницу детских следов, уходящих в лесную чащу, но она истаяла и пропала, как и всё остальное.

Нужно смотреть не глазами… Кажется, так сказал Наяс? И верно, до сей поры он был слеп. Он должен был понять, что их с Младой связал вовсе не случай, а прошлое. Оно не принадлежало ни ему, ни ей, они просто ничего не знали о том, что им уготовано.

Наяс подошёл со спины и встал рядом, как тень, отбрасываемая на стену.

– Ты готов?

Драгомир повернулся к нему.

– Что ты будешь делать?

– Не бойся, кровь тебе пускать не стану, – усмехнулся старик.

Даже если бы и так, вряд ли Корибут позволит ему умереть или хотя бы пострадать.

Гридни развели огонь. В неподвижном воздухе он разгорелся быстро и жарко. Наяс обошёл костёр, бормоча обращение к Богам, и сыпанул щедрую горсть трав в пламя. Все, кроме Драгомира, отошли подальше.

Он наблюдал за старостой, сидя на войлоке, и скоро его размеренные движения начали вгонять в сон. Драгомир боролся изо всех сил, пытался поднять отяжелевшие веки, но донеслось издалека: “Не сопротивляйся”, – и он расслабился, прикрыв глаза, слушая шаги Наяса и треск пламени.

И скоро он стал видеть огонь перед собой, беспокойный и ослепительный. Тот рассыпался на части, и оказалось, что это факелы горят на стенах знакомого подземелья. Оно ещё не было таким сырым и заплесневелым, но уже сейчас чувствовалось, что строили его не из добрых намерений. Доносились из глубины коридора голоса: мужской и женский. Драгомир, с трудом переставляя бесплотные ноги, подошёл ближе к одной из камер и заглянул внутрь. Женщина сидела к нему лицом, уставшая и обессиленная. Её сложенные на столе перед собой руки были связаны. Некогда роскошные волосы растрепались и неопрятными космами падали на плечи, а белую рубаху покрывали грязные разводы. Она говорила тихо и безразлично, словно повторяла одно и то же уже в сотый раз. Женщина подняла голову, и Драгомир вгляделся в её лицо. Отдалённо оно напомнило ему материнское. Было что-то схожее в линии носа и разрезе глаз. Они, верно, могли бы сойти за дальних родственниц.

Напротив женщины сидел уже знакомый мужчина в багряном корзне. Он не шевелился, точно каменное изваяние, и только по тому, как мерно приподнимаются и опускаются его плечи, можно было понять, что он дышит.

– Лучше скажи, куда увезли моих детей, Гаяна. Ничего хорошего из твоего упрямства не выйдет, – его голос звучал отстранённо, даже безразлично, будто то, о чём он спрашивал, было всего лишь рутинной необходимостью.

– Это и мои дети тоже, Корибут, и я никогда не позволю тебе испоганить их души.

Женщина твёрдо поджала губы и снова упёрла взгляд в стол.

– Рано или поздно я найду их. Мои отряды уже отправились по следам предателей. Но чем дольше их будут искать, тем тяжелее будет их участь. Ты можешь помочь им, если скажешь…

– Я ничего не скажу и надеюсь, что ты потратишь много жизней на поиски! – ненавидяще процедила пленница.

– У меня предостаточно времени, Гаяна, – Корибут встал и, заложив руки за спину, прошёлся по камере. – А вот у тебя его совсем нет. Если до утра ты не скажешь…