Жена в наследство

Порой я не слышала обрывки фраз. Мужчина и вовсе начал говорить так тихо, что, как угодно прислушивайся – ничего не разберёшь. Я так увлеклась охотой за информацией, что не сразу заметила, как лестница заскрипела под чьими-то шагами: мне навстречу поднимались. Пришлось едва не бегом, подобрав подол, возвращаться в коридор, пытаясь при этом не шуметь. Как бежала до своей комнаты, и не вспомнила – лишь закрыла дверь и замерла, подпирая её спиной. Нет, никаких прогулок во дворе незнакомого дома – мама ещё в детстве учила. Никаких разговоров в темноте с малознакомыми мужчинами. Когда опора под ногами и без того качается, как гнилая доска – один неверный шаг, и запросто свернёшь себе шею. На кой ляд, простите, мне такие заморочки?

Я отлипла от двери и, на ходу сдирая с себя халат, едва не с разбегу кинулась в постель. Правда, всё же встала снова, вынула из кошеля записку и сожгла её, обжигая пальцы – но дотла. Разобраться бы с тем, что есть: с Маттейсом, замужеством и возвращением домой… А все эти побочные квесты – может, лучше без них?

С такими мыслями я всё же устроилась на упоительно мягкой перине и удивительно быстро уснула.

Наутро все, кроме Ренске, собрались в столовой на совместный завтрак. Тейн, конечно же, пытался поймать мой взгляд. Наверное, его очень беспокоило моё нежелание встретиться с ним накануне. Но уж лучше хранить загадочный вид, чем потом расхлёбывать последствия своей доверчивости и неосмотрительности. Невольно я то и дело начинала торопиться, чтобы закончить завтрак поскорей. И только когда уже собралась уходить, в комнате появилась Ренске.

– Ты не можешь упустить возможности поспать подольше, – мягко укорил её Феддрик, на что та лишь беспечно улыбнулась и махнула рукой.

Видимо, ей и правда многое прощалось. От этого она раздражала меня ещё больше.

Наконец, завершив визит вежливости, мы покинули деревенскую, как выразилась Дине, резиденцию антреманна вместе с сопровождением Стражей из Волнпика. Однако, прежде чем повернуть назад, пришлось заехать ещё и в лавку местного портного. У которого, впрочем, как любезно рассказала увязавшаяся с нами Ренске, одежду порой заказывали и люди из столицы. Я не могла сказать об этом ничего толкового, а потому ограничилась замечанием, что определённо слышала имя этого мастера раньше. Маттейс в наш разговор не вмешивался. Он смотрел то на меня, то на сестру антреманна, будто сравнивал нас. И что решал в этот миг – кто лучше? Наверное, по многим параметрам Паулине проигрывала в его глазах. Хотя мне теперь казалось, что и у Ренске под этой глянцевой, натёртой до блеска кожурой сидит нешуточная гнильца. И для чего она должна была выведать подробности недуга Хилберта – это ещё очень большой вопрос.

Мастер-портной вышел к нам как только тихо хлопнула дверь, когда мы с девушками вошли внутрь: йонкер остался дожидаться нас в карете. Лавка оказалась небольшой, но уютной из-за обилия тканей кругом, лёгкого запаха чего-то, что напоминало нафталин, и мягкого света сильно оплывших свечей.

– Я ждал вас на пару дней раньше, – сказал мастер с укоризной после короткого приветствия. – Мне нужно всё заканчивать, а вы тянете время.

– По дороге в Волнпик меня чуть не сожрал слангер, – не удалось сдержать раздражения в голосе. – Я была ранена и до сих пор не оправилась полностью. Наверное, я заслужила пару дней отсрочки.

Девушки, которые в этот миг тихо переговаривались, обсуждая платье, что стояло в дальнем углу, развешенное на стойке, мгновенно замолчали. Портной, будто в замедленной съёмке, приподнял брови, разглядывая меня так, словно я была подушечкой, в которую он сейчас начнёт втыкать иголки.

– Прошу прощения, – неожиданно выдал он и скрылся за шторой, что закрывала вход в соседнюю каморку.

Я выдохнула, сбросив долю злости и негодования от всего, что который день творилось вокруг меня. Скоро мастер вернулся, держа на вытянутых руках красное, расшитое бордовой с золотом тесьмой платье. Не сказать, что оно было в моём вкусе: такие яркие цвета я давно не носила. Да и как оценивать наряды из того времени и мира, в котором живёшь всего-то несколько дней? К тому же я с некоторых пор вообще опасалась примерять свадебные платья… Но стоило его надеть, как тут же пришло понимание, что для этого места, для этой девушки с тёмными волосами и светлой кожей, для её роста, фигуры и положения невесты знатного йонкера платье было идеальным. Другое вместо него и представить было нельзя.

И как я ни ждала каких-то особых ощущений, что предвещали бы возвращение в своё тело – глупость, конечно, но всё же – так ничего и не дождалась. Зеркало, чуть мутноватое, отражало всё ту же незнакомую мне девушку – и до того тошно становилось, что аж воздух как будто скисал в груди, разливаясь по всему телу ядом. В какой-то миг я как будто увидела в отражении прежнюю себя: не в сумрачной лавке, а в светлом салоне Ани. В белом платье, о котором не мечтала, наверное – уж вышла из того возраста – но к которому была готова. А к этому платью я готова вовсе не была. И вряд ли когда-нибудь смогу смириться…

Мастер обошёл меня сбоку, придирчиво оглядывая и поворачивая.

– Здесь будут пуговицы, – деловито бормотал он. – Завтра привезут жемчужные из Маригола. Самые лучшие. По подолу пущу второй ряд тесьмы…

Я почти не слушала его – мне становилось жутко. Только от одной мысли, что придётся всё же выйти замуж – очень и очень скоро. Эта мысль просто разрывала голову. А хуже того было, что скрыться банально некуда. Я попросту не знаю ни одной дороги, которая могла бы привести к спасению.

– Снимите уже с меня его, – я отшвырнула резким взмахом руку портного, который всё никак не мог успокоиться и осматривал своё творение со всех сторон, казалось, уже десятый раз.

– Мейси дер Энтин… – попыталась укорить меня Дине.

– Я сказала, хватит.

Спустилась с низенькой скамеечки, едва не споткнувшись о тяжёлый подол. Портной успел придержать меня под локоть.

Видно, побоявшись связываться и уговаривать дальше, платье с меня всё же сняли с обещанием завершить его в срок и прислать в Волнпик тут же. Однако, сервис не хуже, чем у нас. И принцип один: заплати побольше и радуйся тому, как вокруг тебя скачут на задних лапках.

С девушками, которые наперебой щебетали, восхищаясь платьем – и на этот миг стали даже выглядеть подругами – мы вернулись в карету. Маттейс ни о чём не спросил, просто приказал кучеру ехать домой. Наверное, ему наряд будущей жены был глубоко безразличен. И я его, в общем-то, понимала.

Скоро остался позади Ривервот, окончательно смолкли Дине и Ренске, вновь охладев друг к другу. Пронеслась серой лентой дорога впереди, в конце которой меня не ждало ничего хорошего: только неизвестность одна.

Устав от смутных терзаний, вызванных злосчастной примеркой, я почти задремала, убаюканная размеренным покачиванием кареты. Но не прошло и получаса, как почувствовала вдруг, будто меня под рёбра ткнули. Вскинулась, прислушиваясь – ничего. Маттейс открыл глаза, тоже сбрасывая сонливость, а девушки и не пошевелились, крепко уснув и соприкасаясь головами, откинутыми на спинку сидения.

– Что случилось, мейси? – спросил йонкер с недовольством, уже вновь прикрывая веки.

– Не знаю, – я выглянула в окно, прикладывая руку к груди.

Но даже моя неуверенность в собственных ощущениях заставила мужчину насторожиться и выпрямить спину.

– Что вы чувствуете? – он вгляделся в моё лицо со странным участием.

Будто мои возможные ощущения ничуть его не удивляли. Как будто он и ждал чего-то подобного всё это время.

– Что кто-то коснулся меня. Как будто. Я не понимаю…

Это и правда было трудно объяснить. То ли голос, то ли прикосновение – но что-то явно дотянулась до разума. Маттейс прищурился и уже приоткрыл рот, чтобы выведать ещё что-то, но вдруг загрохотали копыта по земле со всех сторон. Заорали Стражи сопровождения, лязгнуло что-то, щёлкнуло будто хлыстом. Карета встала, покачнувшись. Проснулись Дине и Ренске. Маттейс выругался грязно и, выхватив из ножен меч, рывком открыл дверцу.

– Сидите здесь. Ни шагу отсюда, – бросил отрывисто и выскочил наружу – в самую гущу вскипевшей там схватки.

Да я, кажется, и так не могла сдвинуться с места. Словно умерла в один миг. Меня будто тоже били клинками в бока, в грудь, где застревало болезненное дыхание. Сжимали со всех сторон горячими от ярости телами. Я чувствовала тех, кто напал на нас и, скорей всего, хотел убить. Они были людьми, и в то же время разрывала их сейчас другая сущность, которую я ощущала так остро, будто видела своими глазами. Но не могла понять, что это. Я так мало знала об этом мире!

Девушки вздрагивали, теснясь друг к другу. На глазах Ренске блестели слёзы, но Дине, хоть и была напугана не меньше, всё ж хранила ещё какое-то спокойствие.

Меня вело прочь. Я слышала рваные отклики, брань и ор. И рык тихий, будто из ямы. Совершенно невозможно было находиться здесь, оставаться в этой коробке, которую того и гляди раздавит всей мощью хлынувшей из Пустоши силы. Я не понимала, откуда знаю это. Просто слушала вопль внутреннего голоса, который требовал бежать.

И я побежала – быстрее, чем сообразила, что Маттейс велел оставаться здесь. И что там, снаружи, может быть опасно. Я распахнула дверцу, вырывая руку из пальцев Дине, которая пыталась меня удержать, и выкатилась наружу, забыв о ступеньках. Грохнулась почти плашмя, встала с четверенек, поддёрнула подол и кинулась прочь. Чудом проскочила мимо мужчин, которые сцепились друг с другом, метнулась в заросли кустов, тёмные и густые. Духота и запах умирающей листвы объяли меня, будто жадные лапищи.

Я побежала на смутный зов, будто на свет фар ночью – ослеплённая, совершенно не соображая, что делаю. Сейчас меня расплющит, поломает на множество частей от страшной силы столкновения… А мне уже всё равно. Безразлично. Я уже не управляю своим гонимым ужасом телом.

– Стойте, Паулине! – звонкий крик позади. – Куда?

Слишком далеко, уже не повернуть назад. Я споткнулась, кажется, о собственный подол, упала, закувыркалась, скатившись в какую-то яму или овраг. Мелькнула перед глазами пустыня с растресканной холодной землёй и облаками колючей пыли, что носились над ней – и я потеряла сознание.

Очнулась от того, что в голову мне будто кол воткнули. Помотала ей, пытаясь наконец собрать себя воедино из кучи острых осколков. Не любит меня этот мир. Здесь за несколько дней я потеряла сознание больше раз, чем за всю жизнь в своём. Ровно на два раза больше, если посчитать тот случай в Анином салоне.

Опёрлась на локоть – и наконец разлепила тяжёлые веки, уже начиная осознавать, что лежу не в том овраге, куда скатилась, запутавшись в собственном двухслойном платье, а в постели, от которой исходил едва ощутимый запах лаванды. Это определённо была лаванда, хоть вероятность того, что здесь она тоже растёт, была невелика.

Обретя наконец равновесие на мягкой перине, я обхватила гудящую голову ладонями, бездумно рассматривая мелкие вышитые цветочки на одеяле, что укрывало мои колени. Нет, меня не слопала очередная непонятная тварь – это радовало. Но чувствовала я себя так, будто меня просто не доели.

– Мейси, как вы? – голос Лауры, который внезапно раздался у меня над ухом, едва не заставил подпрыгнуть, а то и выругаться.

Причём на своём языке.

Служанка поднесла мне изящную чашку с тем самым волрейном, который я уже способна была узнать по запаху. Обжигая пальцы, я с благодарностью приняла её и отпила, едва не застонав от удовольствия. Тепло так и хлынуло по озябшему даже под одеялом телу.

– Я чувствую себя ровно так, как будто упала в яму со всего размаха.

Лаура покивала сочувственно, наблюдая за мной.

– Я схожу с мениэру ван Бергу младшему. Он просил сообщить, как только вы очнётесь.

Едва удалось подавить первый порыв вскинуть руку с выкриком «нет-нет!». Меньше всего хотелось сейчас видеть перед собой это гранитное изваяние, которое давило из меня все соки одним только взглядом. Но это, похоже, не обсуждалось. Прояснять ситуацию Лаура не стала и быстро вышла из комнаты. Неведомо зачем я подскочила и помчалась к высокому псише в строгой, как гроб, раме. Схватила гребень, который лежал на столике рядом, и быстро провела им несколько раз по волосам, не расчесав толком, но хотя бы пригладив. Конечно, цвету синяков под моими глазами позавидовал бы сам Тихий океан, но мне элементарно было нечем даже припудриться. Представать в совсем уж плачевном виде перед Хилбертом не хотелось – достаточно мне было его презрения, чтобы к нему прибавилась ещё и жалость. Если он вообще способен меня пожалеть.