– Друзьями вряд ли.
– Почему?
Губы сами собой кривятся.
Потому что друзьям доверяют, а ты утратила доверие.
Навсегда!
А еще разве сама не чувствуешь, как нас коротит друг от друга?!
Секс по дружбе – не наш вариант.
Нам лучше держаться на безопасном расстоянии!
Неожиданно она произносит вопрос, который вводит в ступор, потому что даже я сам не задавал его себе:
– Ты счастлив?
Не знаю ответ на него и не желаю знать.
– Я добился всего, чего хотел.
– Ты счастлив? – повторяет девушка, не отпуская меня взглядом и словно пытаясь понять то, что даже я сам не осознаю.
Всплывают картинки из прошлого…
Я, подыхая от боли и отчаянья, лежу на том долбанном диване в берлоге, на котором мы провели несколько ночей, а подушка рядом все еще сохраняла ее запах…
Я сижу за столом перед учебником и не могу ничего запомнить. Опускаются руки от депрессии, из которой не получается выбраться…
Первый секс с другой, лица которой я даже не помню, иллюзия жизни, Лана, разорвавшая череду хаоса и разврата…
– Если ты имеешь в виду, отошел ли я от факта, что меня предали? – вместо ответа жестко спрашиваю я. – Не совсем, но оклемался.
Девчонка ежится, обнимает себя руками, и я вспоминаю о словах «друга», в то время, когда я пытался вернуться к жизни, она делала то же самое.
Как-то одно с другим не сходится.
Почему?
Это же был ее выбор!
Аня бросила меня, а не я ее.
– Предали? – шепчет она убийственное слово, словно не зная его значения.
Да. Предали!
Никому не пожелаю ощутить, что это такое.
Убивающее состояние.
Смотрю на девушку обвиняющим взглядом, но в ее глазах нет ни сожаления, ни мольбы о прощении. Аня растерянно хлопает ресницами, не понимая моих эмоций.
Как ни странно, ее хочется не обвинять, а прижать к себе.
Еле сдерживая порыв, выдыхаю вопрос, который мучает меня до сих пор:
– Почему ты меня бросила?
Она не отвечает и отворачивается, и вся боль и горечь снова всплывают во мне, как непотопляемый буек.
– Вот видишь, даже объяснить не можешь.
Теперь девушка пронзительно таранит меня взглядом, пытаясь что-то сказать, но я разучился читать мысли по глазам, а может, и не умел и обманывал себя, потому что та, которую я любил, никогда бы не смогла взять деньги и уехать, оставив меня подыхать от боли.
– До сих пор не в состоянии принять, что ты согласилась променять наши чувства на деньги, – произношу мысли в слух, чувствуя, как опять увязаю в болоте воспоминаний.
– Что?! Как это променять?
Она находит мой взгляд и пытается найти ответы в нем.
– Буквально. Взять деньги и бросить меня, – медленно выдаю я.
– Какие деньги?! Я не брала деньги! – возмущается Аня.
Это выглядит так искренне, так правдоподобно, что я теряюсь.
– Хочешь сказать, что Ольга Константиновна врет? А как же расписка, подписанная твоей матерью?
Краснеет. Ну да, конечно, думала я не узнаю.
Просчиталась.
Слишком плохо знаешь мою мать. Она стала трясти полученным фактом, едва я оклемался.
– Я ничего не брала! – чеканит девушка каждое слово, словно желая, чтобы до меня дошло.
– Почему ты тогда исчезла?
– Я сделала это ради тебя. Я не хотела, чтобы Егор совершил что-то подобное.
Мрачнею. История с Егором – тайна, покрытая мраком. Придя в себя, я смутно помнил о произошедшем. В голове осталась смазанная картинка: я оборачиваюсь к Ане и чувствую боль, и она никак не вязалась с тем, что мне заявила мать и что подтвердил голос моей девушки на аудиозаписи…
– Что?
Она меняется в лице, словно снова пропустила через себя то, что произошло шесть лет назад.