Малышкина и Карлос. Магические врата

– Да, – сказал он, – я так и думал!

В ответ на вопросительные взгляды девочек профессор объяснил, что фундамент дома заложен был в начале восемнадцатого века, в царствование Петра Первого, а уж потом, во второй половине девятнадцатого, на нем возвели купеческий особняк.

– Как вы узнали? – удивилась Юля.

– Деточка, ведь это можно легко определить по кладке! – пояснил профессор с добродушным видом. – Это как визитная карточка, все предельно ясно!

Девочки посмотрели на профессора уважительно, потому что не видели в этих старых кирпичах абсолютно ничего примечательного.

Алиса поднесла руку к звонку, но нажать на кнопку не успела – дверь распахнулась сама собой, и на пороге возникла знаменитая целительница. Она словно задалась целью удивить гостей своим сногсшибательным видом. На ней была какая-то бесформенная хламида вишневого цвета, на голове был повязан прошитый золотой нитью темно-красный платок, его узелок образовывал надо лбом рожки. На носу у ворожеи примостились огромные синие очки, на ногах красовались розовые персидские туфли с загнутыми носами, размеров на пять больше необходимого.

– Заходите, – коротко скомандовала баба Ванда.

– Э-э-э, здравствуйте, мадам… Ванда. Мы звонили вам вот по какому вопросу… – Серебряков с достоинством откашлялся, но продолжить вступление ему не удалось.

– Ах, профессор, мы не в Академии наук, здесь ничего объяснять не нужно, – довольно ехидно заявила баба Ванда и жестом пригласила гостей за собой.

Дверь за ними захлопнулась сама собой, ключ повернулся без чьего бы то ни было участия. Профессор и девочки прошли по длинному коридору со сводчатым потолком, стараясь не отстать от хозяйки, и оказались в ее гостиной. Ох, как же тут было интересно! На дощатом полу распластался огромный пестрый персидский ковер. Вдоль стен застыли потемневшие от времени пузатые комоды и шкафы, на старинных дубовых лавках, словно позаимствованных из боярского терема, стояли фарфоровые ступки, медные тазы и ведра. Над ними висели пучки трав, черного дерева африканские маски, масайские щиты и шаманский бубен с костяной колотушкой. На дубовых резных полках меж статуэток и подсвечников навалом лежали пучки перьев и свеч, с края нефритовой чаши свешивались гранатовые четки.

Посреди комнаты на старинном круглом столе стоял большой стеклянный шар, наполненный перламутрово-розовым дымом, по обе стороны от него застыли два тоже очень старинных кубка из серебра. Из этого магического интерьера выбивались всего две вещи: огромный жидкокристаллический монитор компьютера на угловом столе и ударная установка с никелированными барабанами разной величины у противоположной стены.

– Установочка суперпупер, – одобрила инструмент Юля, тихонько постучав по туго натянутой коже: бочонок отозвался низким гулом. – А почему не хватает одного барабана?

– Доконали его, барабан этот, крутые пацаны, которые к моему племяннику приходят. – Неожиданно тепло улыбнулась баба Ванда и пояснила: – Они здесь музыкальный тусняк устраивают. Грохот стоит такой, что соседи сверху к участковому бегают жаловаться. Вот и пробили дыру в инструменте. Пришлось выбросить.

Алиса вдруг заметила на окованном железом сундуке у стены куклу в ярком платье из лоскутков. Она подошла к ней, чтобы взять в руки и рассмотреть поближе, но не успела.

– Назад! – крикнула ей баба Ванда. – Не прикасайся!

Алиса в испуге отпрянула, и только после этого заметила, что кукла была сплошь утыкана иголками.

– Извините… – Алисе стало стыдно за свою невоспитанность.

– Скажи спасибо, что цела осталась, было б тебе сейчас «извините». Ничего не трогайте здесь руками! – с гневом сказала хозяйка дома.

Юля на всякий случай спряталась за профессора, а Алиса с отсутствующим видом принялась рассматривать синий сводчатый потолок, расписанный серебряными звездами и знаками зодиака.

Ванда, видимо, решила, что переборщила с запретами, и уже более благожелательным тоном предложила гостям садиться. Все устроились вокруг большого, как футбольное поле, стола на таких же древних стульях, как у профессора Серебрякова.

– Значит, Брюсов гороскопчик заказываем, правильно я въехала? – уточнила на всякий случай баба Ванда и очень торжественно заявила: – Для меня Брюс не левак какой-нибудь, я им давно интересуюсь. Знаете, как он откинулся? Сам виноват. Чтобы стать бессмертным, Брюс велел своему слуге и ассистенту Фрицу Блюменталю себя убить, а потом разрубить тело на части, расчлененку в гроб свинцовый положить. Блюменталь по ритуалу должен был с помощью мертвой воды восстановить целостность тела, а потом оживить его с помощью живой воды. Но что-то помешало Фрицу завершить этот опыт. Полить тело живой водой и вернуть его к жизни он побоялся или не решился. Поэтому Брюс и не ожил сразу после смерти, как намеревался. – Она помолчала, внимательно рассматривая гостей. – Так зачем вам Брюсов гороскоп понадобился?

Ванда сняла свои синие очки, и сразу стало понятно, что она вовсе не так стара, как хотела показать, и что она просто прячется за этими синими стеклами, разыгрывая из себя бабусю, а на самом деле довольно молода и даже красива! Целительница окинула изучающим взглядом девочек, пренебрежительно улыбнулась и вопросительно посмотрела на профессора.

Серебряков пояснил, что, по его мнению, эксперимент Брюса все еще не завершен. Если удастся отыскать его останки, то физическое восстановление тела – дело вполне реальное. Беда в том, что в двадцатые годы прошлого века при благоустройстве Бауманского района Москвы был уничтожен Единоверческий монастырь с кладбищем, на котором Брюс был похоронен. Комсомольцы могилу его разорили. Хорошо хоть, что части скелета, череп, зеленый камзол и треуголка попали в хранилища МГУ.

– Я думаю, их можно найти и произвести реанимацию, а вернее инкарнацию[1 - Инкарнация (лат.) – воплощение.] Брюса, – завершил свой рассказ профессор. – Вот только как быть с асцедентом, временем рождения? Это для оживления нужно знать обязательно, а мне таких данных найти не удалось. Без этого вся затея гроша ломаного не стоит. Поэтому только на вас надежда осталась, баба Ванда. Мне нужен не обычный гороскоп, а с точной датой воскрешения! Секунда в секунду. Поможете?

Баба Ванда задумалась, а может, просто сделала вид, что думает. Потом подняла глаза к потолку, как будто в нарисованных на своде созвездиях можно было найти ответ на этот непростой вопрос.

– Если ему, голубчику, суждено воскреснуть, надо, конечно, помочь, – довольно охотно согласилась ворожея. – Только дело это не суетное, не минутное, нужно горы книг перевернуть, по архивным сусекам поскрести, а потом обработать данные на компе. Дайте мне на все про все дня два-три, лады?

– Лады, – неожиданно для себя в тон ей ответил профессор, хотя такие обороты речи ему были совсем несвойственны.

«Понимает ли баба Ванда, как важен для меня этот гороскоп?» – подумал Серебряков.

Он и сам пытался, обложившись толстыми томами астрономических таблиц, кипами звездных карт и астрологических домов, вычислить необходимую дату, но нет, ничего не получилось, и профессор уверился, что для этого мало иметь знания. Нужен особый дар, талант к астрологии, чтобы правильно интерпретировать несложные вроде бы сочетания цифр и знаков зодиака. Он с невольным уважением посмотрел на ворожею.

– Тогда жду вас послезавтра. – Баба Ванда встала из-за стола и вежливо улыбнулась, всем видом давая понять, что аудиенция закончена.

Как воспитанный человек, Серебряков не стал затягивать прощание, тем более что хозяйка уже переступала с ноги на ногу от нетерпения. Гости под ее присмотром направились в прихожую.

Алисе очень не хотелось уходить – наконец-то она увидела таинственную колдунью, с которой постоянно общается мама. Она ничего, даже симпатичная, эта баба Ванда, но видно, что себе на уме. Подталкиваемая профессором, Алиса попрощалась с целительницей и за руку с Юлькой вышла из странной квартиры…

Как только за профессором и девочками закрылась дверь, баба Ванда рысцой вернулась в кабинет и подскочила к секретеру. Открыв его, она достала тоненький, узкий кинжал с золотой ручкой, вставила лезвие в неприметное отверстие и нажала потайную пружину. Кусочек задней стенки секретера плавно, с тихим шорохом отъехал в сторону и открыл маленький тайник. Баба Ванда сунула в него руку и вынула большой медальон с замысловатым вензелем на крышке.

Подышав на золотую поверхность, она нажала на крошечный выступ. С легким щелчком медальон раскрылся, словно ракушка. Внутри лежала прядь темно-рыжих волос, а с одной из створок на целительницу смотрел Яков Вилимович Брюс собственной персоной. Коричневато-желтая миниатюра на фарфоре был написана рукой великого мастера. Брюс был как живой: глаза у него сверкали словно две черные искры. Казалось, что он был чем-то недоволен.

– Скоро придет твое время, – торжественно произнесла баба Ванда, и ей показалось, что Брюс слегка подмигнул, а потом кивнул.

Ох, давно уже она искала человека, которому суждено воскресить великого Брюса! И этот человек пришел к ней сегодня сам… Захлопнув медальон, она благоговейно стерла с него ладонью несуществующие пылинки, сняла очки и приблизила к глазам нижнюю его крышку. На ней были выгравированы три даты – рождения, смерти и восстания из мертвых великого чернокнижника. А вот секунды! Как их определить, вот в чем вопрос!

Корделия лежала на диване в гостиной своей квартиры в доме на Разгуляе, обвязав голову полотенцем. Она частенько страдала головными болями, хотя баба Ванда утверждала, что это не более чем игра воображения.

В комнату, ступая на кончиках пальцев, осторожно вошел Малышкин. До сих пор он прятался на кухне, чтобы не вызывать без крайней необходимости огонь на себя. Но так как Корделия довольно долго не подавала признаков жизни в виде шипения и ругательств, он начал беспокоиться и решил сходить на разведку.

– Может, хочешь чего-нибудь, Корочка? – ласково спросил он.

Корделия подскочила на месте:

– Разумеется, я хочу! Я хочу, чтобы мой муж наконец перестал валять ваньку и начал достойно зарабатывать мне на жизнь! Я хочу быстрее вырваться из этого проклятого Лефортова, понимаешь? Мне по статусу положено жить в приличном доме, в высотке на площади Восстания, например! Сколько можно существовать в этих нищенских условиях? – Корделия захлебнулась злыми слезами.

– Ну Корочка, не плачь, не надо, будет голова болеть, а вечером эфир… Ну не плачь… Мы же машину продали, чтобы заплатить первый взнос, ты же знаешь…

– А у меня уже болит голова! Неужели не видишь, что я обвязала ее полотенцем? Ты черствый, бездушный человек! Я больше не могу! Мы должны, слышишь, должны переехать до осени, чтобы Алиска спокойно пошла в новую школу! Ты хоть что-нибудь собираешься делать?

– У нас все складывается замечательно, и ты об этом знаешь. Мы успеем переехать, успеем. Не беспокойся!

Корделия стянула с головы полотенце и картинно швырнула его на пол.

– Не говори со мной, как с психбольной! – выкрикнула она с интонацией плохого трагика.

В этот момент домой вернулась Алиса. Она услышала крики Корделии еще на лестничной клетке и поняла, что сейчас попадет маме под горячую руку. Надо же так некстати явиться! Но ей хотелось еще немного погулять, и лучше заранее получить на это разрешение.

– Всем привет! – не к месту улыбаясь, вошла в комнату Алиса.

Родители одновременно повернулись к ней. Обрадованный Малышкин широко улыбнулся:

– Привет, ребенок! Как дела?