Егорушка. Повесть о художниках

Вполоборота он на всех смотрит.
Боже Святый! Что же у них на лицах!
Ни вымученной скорби,

Ни радости плохо скрываемой.
Переглядываются и сразу глаза в пол опускают.
Священников не видят и не слышат,
Перекреститься вовремя не могут.
Ну, все понятно. И всем все понятно.

Но сколько сегодня народу набежало,
Будто назло.
Вон Рокотов стоит.
Сто лет его тут не видели, да еще в такую рань.
Скрючился весь, на лице гримаса.
Могли бы и привыкнуть, Федор Степанович.
Не первое на вашем веку цареубийство.

А в дверях Ванюха Теребенёв,
Ученик Егорушкин и приятель.
Двадцати лет еще не сровнялось якобинцу.
На роже большими буквами «Долой тиранов».
Эх, Теребень!
Твоего Людовика судили принародно
И по приговору суда казнили,
А жена и дети убийц не покрывали,
Не говорили, что сам собой умер.
Господи! Ну а вдруг все это правда?
Умирают же люди своей смертью.
Мы были бы счастливы.
Все говорят – Александр добрый.

Голос дьякона под купол уходит.
Никогда я не могу следить за службой.
Всё куда-то мысли уплывают.

М. И. Скотти «Портрет А. И. Теребенёва», 1835 г.

Ну их, мысли. Душа сама по себе
Молится и днем, и ночью.
Небо и небо небес Тебя не вмещают,
Тем менее храм сей.
Мартос говорит, что Микеланджело
Ночами в саду молился.
Кто-то ему рассказывал в Риме.

Но я не вижу Мартоса…
А-а, он совсем рядом.
И слезы текут по щекам.
Хоть один тут плачет.
Покойный надавал ему заказов,
Можно сказать, богатым сделал.
Кого же как не его?
У Мартоса своих детей косой десяток,
Да еще полон дом сирот и бобылей убогих.

Но Павел, безумец несчастный!
Да с ним никакой сирота не сравнится.
Жить, зная, что мать отца убила
И тебе ежечасно желает смерти.
Вот и «чти отца и матерь»…
А по углам шепчут,
Что он не сын Петра вовсе,
А незнамо чей.

Кто же ты есть, если целая заповедь
Не про тебя писана?
Отверженный Богом?
Как тут не впасть в безумие!

А. Г. Варнек «Портрет скульптора Ивана Петровича Мартоса», 1819 г.

Егорушка взглянул направо и ахнул —
Андрей Воронихин!
Но его же тут не было,
С полминуты назад на этом месте
Стоял какой-то седоволосый барин.
Но это же он, его ни с кем нельзя спутать.
Егоров с ним не знаком,
На выставках только видел,
Царственной его красотой любовался.
Но откуда же взялся?
Ах, не все ли равно!
Господи, как его люблю,
Он Твое чудо.

Крепостным родился, в рабских цепях
Двадцать шесть лет жил,
Художник и зодчий,
Ромм-вольтерьянец потребовал ему свободы,
Стыдно стало хозяину перед Вольтером.

У Егорушки слезы брызнули из глаз.
Мартос увидал и пуще заплакал.
А на улице пожал ему руку, обнял.
– Ты на очереди в Италию, Алексей,
Ты заходи ко мне почаще,
Я тебе их обычаи растолкую,
Поучу итальянскому.
Красивый язык и легкий.