Эмоции удается усмирить. Но надолго ли? Копошатся, тесно сплетаются, пульсируют и искрят. Страшно представить, что из этого получится. Ищу пути, куда все это безболезненно выплеснуть. Только ничего толкового на ум не приходит.
Пожелав маме с папой доброй ночи, проверяю Десси и поднимаюсь к себе. В привычном темпе и с устоявшейся последовательностью завершаю день. Принимаю душ, сушу волосы, чищу зубы, подбираю одежду на завтра, около получаса листаю конспект и, наконец, забираюсь с книжкой под одеяло. Вот только тряска в груди не стихает.
Примерно в половине десятого, когда я, потеряв надежду втянуться в закрученный детективный сюжет, откладываю книгу на тумбочку, звонит телефон.
– Привет, Ань, – машинально здороваюсь, хотя виделись с подругой днем.
– Ты в курсе?
Сердце бесконтрольно ускоряет ход. Но я все же уточняю:
– Чего?
– Град вернулся!
Направляя взгляд в потолок, практически в одну точку смотрю. Вынуждаю себя моргать, хоть и получается заторможенно.
– Да, в курсе, – горжусь тем, как эта фраза удается. Дальше нужно просто ровно дышать. Не допустить, чтобы дыхание сбилось. – А ты откуда знаешь?
– Пипец! – как всегда эмоционально восклицает Бусманова. – Мы с Женей у Руслика. Он только что вошел. Почему ты мне ничего не сказала?
– Потому что не хотела об этом говорить.
Когда-то я слишком многим о нем рассказывала. Это не помогло. Сейчас в таком состоянии, что лучше все внутри оставить.
– Я же сразу заметила, что ты сегодня какая-то странная! Спросила тебя, а ты… Конспиратор, блин!
– Ань, давай оставим эту тему… Не сейчас.
И никогда.
Все. Точка.
– Титова, ты хоть представляешь, сколько тут баб? Холостых и голодных! Дома сидишь? Ну-ну! У меня культурных слов нет!
– Аня, перестань сейчас же. Тебе там заняться нечем?
Безусловно, ее посыл не может не взвинтить нервы. Сходу до опасных пределов!
– Мне-то есть! Очень даже… Тут Овсянникова, сама понимаешь… И Катаман! Это я тебе только тех, кто по твоему Градскому кипятком лил, назвала. – Знаю, что не со зла по живому режет, и все равно злюсь. И страдаю. Грудь будто огнем опаляет. Каждый нерв болью поражает. – Кроме того, есть парочка залетных, но, судя по глазам, крайне заинтересованных…
Ну и пусть!
Ярик не станет. Не сейчас. Хоть он и сказал так… Чувствую неожиданную уверенность, что не все еще между нами выяснено. Не конец это. Просто ему тоже тяжело.
Я же вижу, как смотрит.
Слезы прорываются и соскальзывают по щекам, но это не боль. Это надежда.
Да, все получится! Завтра я пойду к нему снова… Нет, завтра не пойду. Дам время остыть. Послезавтра. Больше я не выдержу!
– Алло? Маш? Ты меня слышишь?
С дрожью перевожу дыхание.
– Да, слышу. Спать хочу. Давай закругляться.
– Какой спать? А давай ты приедешь? Сейчас.
Должна признать, я колеблюсь. На миг допускаю такую вероятность, даже учитывая то, что ненавижу ночные вылазки.
– Нет.
– Жалеть же будешь…
– Ань, все, – решительно останавливаю подругу. – Я устала. Давай завтра поговорим, ок?
– Как знаешь.
Слышу, что расстроилась.
– Всем привет передавай.
– Хорошо, – вздыхает, а я буквально вижу, как глаза закатывает. – Доброй ночи, Титова!
– Обнимаю, Бусинка.
Отключиться не успеваю.
– Уверена, что не хочешь приехать? – выпаливает подруга вдогонку. – Я же помню, как у вас все было! Вы же как приклеенные всегда… Как больные друг без друга. Или друг от друга.
– Веселого вечера, Ань, – нахожу силы сказать это спокойно и уверенно.
Едва отбиваю звонок, прилетает сообщение.
Анна Бусманова: Я просто волнуюсь. Люблю тебя!
Мария Титова: Все нормально. И я тебя.
На самом деле после звонка Ани я немного прихожу в себя. Обида отпускает, появляется вера в будущее. Эта вера греет душу и позволяет дышать свободнее.
Конечно же, он неравнодушен. Ничего не забылось. Бусманова права, мы больны друг другом. Не может это все так закончиться. Я три года ждала! Ничего не перегорело, я же чувствую. И как бы сама ни боялась новой боли, где-то глубоко за границей сознания понимаю, что не смогу без Ярика. Теперь не смогу.
Либо он, либо никто.
Либо с ним, либо никак.
Это физически невозможно. И у Градского не получится.