Большая книга ужасов – 65 (сборник)

– Эй! Не ходите туда!

Это была большая глупость. Но закричала я до того, как успела о чем-то подумать.

– Ты смотри! Гвоздилова! – крикнул мелкий Жук. Из тех, что я путаю, Серега или Санек.

На реке сразу стало тихо. Все смотрели на меня. Понятно, что местное радио давно сработало, новость дня услышана.

Я попятилась. Какие-то лица у всех были… не очень. И только Шульпяков продолжал искать свой велик, уставившись в воду.

Рядом со мной упал ком грязи. Второй ударился в щиколотку. В плечо уже ударил камень.

Давно надо было спасаться, но я чего-то все стояла и смотрела. Шульпяков глаз так и не поднял. Мелкий Жук почти добежал до меня, когда я стартовала.

Никогда бегуном не была, но тут ноги сами заработали в хорошем режиме. Я их не чувствовала. Не слышала своего топота. Осталось только дыхание. Вдох, выдох, вдох, выдох. Сознание было абсолютно спокойным. Я понимала, что домой бежать нельзя. Стекла побьют только так. А поэтому надо где-то спрятаться. Изображать спринтера долго я не смогу. Мальчишки сильнее и выносливее. Я бодро завернула в первый же двор. Здесь к колышку был привязан бык, гроза всей деревни. Пару раз в году бык с колышка срывается, деревня это потом обсуждает две недели.

Я пронеслась мимо животины, бык голову не успел повернуть. Зато на преследователей среагировать успел. В последнем рывке я нырнула за сараи, руками вперед ушла в крапиву. Мелкий Жук быка проскочил. Следом за ним еще кто-то. Остальные заголосили, застопорились. Я вжалась в землю, прислушалась. Парни как выбрались из воды, так и побежали, а потому были босыми и голоногими. А здесь крапива. Она останавливает не хуже быка. Но Жук был настырным. Недавнее утопление адреналином бушевало в его крови. Он пробежал по тропинке и чуть не наступил на меня.

– Держи!

Тропинка сворачивала к реке, а я помчалась вдоль сараев, топча крапиву. Это было невероятно больно. Перед глазами скакали искры. Все тело горело.

– В обход! Лови на углу!

Крики погони возобновились. Те, кого остановил бык, вылетели из двора и помчались дальше. А дальше – это два дома и развалившаяся заброшенность.

Сил бежать не было. Рук-ног я не чувствовала, как перелетела забор, не поняла. Здесь был сплошной шиповник. В нем я уже застряла окончательно, в кровь разодрала руки, порвала юбку и еле отцепила кофту.

У заброшенного дома было два входа. Один центральный – куда мы ходили с Вичкой. Это там был коридор, за ним комната с печкой и диванами. В дальней комнате трюмо. В комнате с трюмо крыша и обвалилась – рухнула центральная балка, снеся потолок. Второй вход тоже был с улицы. Закрытый. Попасть туда можно было через разбитое окно. Об этом знали все. Оставалось надеяться, что после обрушения в дом никто не сунется.

Я перемахнула через низкий подоконник и села на пол под окном. Будут заглядывать, увидят комнату, а вниз не посмотрят. Времени у них на это не будет.

Крики носились над улицей. Народ бегал, народ волновался, подбадривая себя обещаниями. По всему выходило, что меня держали за ведьму, из-за которой по ночам плачут младенцы, киснет прямо в вымени коровы молоко и убегает каша у хозяек. Ну и кошки именно из-за меня все черные.

Затрещали кусты. Самые сообразительные сунулись к развалинам. Оставшиеся обещали сообразительным новое падение крыши и обвал потолка. Но это не останавливало.

Послышалось тяжелое после бега дыхание.

Они еще ходили вокруг, заглядывали в окна, строили предположения, куда я могла деться. Они обложили всю улицу, и я, по их мнению, могла уйти обратно к реке. Или забраться сюда.

Я молилась, чтобы они пошли исследовать тропинки на склонах. Но мою молитву не услышали. Преследователи все смелее и смелее выдвигали предложения влезть в дом.

В окне зашуршало – в него заглядывали. Зажмурилась, зажала уши, перестала дышать. Ведь они могли, могли уйти. Что им стоило! Здесь нет ничего. А еще здесь очень и очень страшно. По ночам бродит призрак неуспокоившегося деда, пьет чай из чашек, заваривает в заварнике травяной настой, носит синие безразмерные штаны.

Юлечка еле заметно усмехнулась. Ее веселила моя фантазия. Здесь и правда жил дед. Но он умер. Потом пару раз приезжал сын, алкоголик. И все. Больше всего деду нравились его кусты шиповника. Когда-то они были шикарны. Делать из них букеты для своих девушек считалось шиком. Дед гонял разорителей палкой, иногда стрелял из дробовика. Дед умер, и мода на шиповник сразу сошла. Сейчас кусты заросли, цветы стали мельче.

Я смотрела на Юлечку, а она на меня не смотрела, ей было плевать, что я там придумываю. Смотрела в сторону, чуть дергала лицом, изображая недовольство. Что-то шло не так, как она хотела. А хотела она… Чего она хотела?

За окном шептали:

– Не лезь! Ну ее!

– Погоди!

– Надо хотя бы за одеждой сходить.

Ну почему мелкий Жук не слушается умных советов! Полез. Прям так и шуранул через подоконник. В плавках и босой. Он перелетел через меня, чуть пробежал вперед и, не оглядываясь, на цыпочках, юркнул в соседнюю комнату. Посмотрел направо, налево, ушел к двери.

Я очень тихо поползла по стенке от окна. Я вполне могла спрятаться за тумбочку. Мелкий боится. Он сейчас вернется и, больше не оглядываясь, сразу выберется наружу. Главное, не попасться ему на глаза при его возвращении. Когда он будет около окна, любой шорох заставит его драпануть так, что только пятки засверкают. Потом еще месяц в темноте дружкам станет рассказывать, как он встретил привидение и навалял ему так, что дух просил пощады.

Мне почти удалось добраться до убежища, когда за спиной что-то упало.

Юлечка. Стоит, протянув руку, чтобы уронить вторую табуретку.

Черт! Зачем ей это?

В дверном проеме тут же показался Мелкий.

– Вот она! – радостно заголосил он и подпрыгнул.

Даже Юлечка удивилась. Мне показалось, что я успела крикнуть. Выдвинулась из-за тумбочки. Это меня спасло.

Пол под Мелким, конечно же, обвалился. Следом еще что-то с грохотом прекратило свое существование. Меня обдало меловой пылью, на голову посыпалась труха.

Мелкий заорал от боли. Стоящие около окна с воплями кинулись прочь.

– Она его убила! Убила! – разносилось по округе.

Юлечки не было.

Глава 5

Буря мглою небо…

Вечерело. Теплый августовский день быстро сворачивал гостеприимную поляну с солнечными бликами и шершавым воздухом, ронял росу. Становилось холодно. От озноба стало чесаться все тело. Крапива, шиповник – они сделали свое злое дело. А еще меня колотило от голода. Давно не была такой голодной. Я успела только позавтракать. Молоко пила. Дальше все закрутилось.

Набежавшую слезу стерла. Подождите, я еще не сдалась.

Речку я переплывала в одежде. Потом брела вдоль берега прочь от деревни, вспоминая сумасшедшую охоту.

Не ожидала я, что наши люди такие азартные. На мои поиски поднялась вся малышня. Сначала они, конечно, испугались. И долго к окончательно развалившемуся дому никто не подходил. Мелкий плакал. Я раскидывала доски, но балка была слишком тяжелой, чтобы я могла ее поднять одна. Вытаскивали его уже без меня.

Спасенный Мелкий заходился в истеричных криках:

– Это она! Она во всем виновата! Это она заманила меня в дом. Она его обрушила. Посмотрела на потолок и обрушила.

Он икал и булькал. Выпитая вода выливалась у него из носа. Я быстренько смоталась, потому что объяснять разволновавшимся взрослым, кто и в чем виноват, бессмысленно. Вот успокоятся, тогда можно будет разбираться. Все-таки это они за мной охотились, а не я за ними.

После случившегося самое время было идти домой, пить молоко, успокаивать нервы. Но домой я не попала. У крыльца дежурили Ляшко с Веревкиным. А вдоль огородного забора рассекала на самокатах банда девчонок. Понадеявшись на женскую солидарность, я полезла через забор. Но девчонки подняли такой визг, что мне пришлось бежать, прячась за высокими кустами чертополоха.