Веданта. Сборник рассказов

– А вы позвоните ей, – предложила девушка. – Где она? Пускай поможет вам собраться и мальчика заодно возьмёт.

Оба медика ждали решения женщины, испытывая её глазами. Не ожидая такого напора, Анна Сергеевна смущённо указала, где лежит сотовый. Через полминуты она держала аппарат возле уха, но вместо голоса дочери тянулись бесконечные гудки. Мысленно обрисовывая ситуацию, фельдшер ненавязчиво цыкнул. Анна Сергеевна грустно отняла телефон от уха, неуверенно касаясь кнопки сброса.

– Похоже, она не сможет приехать, – грустно сказала она.

Нахмуренный фельдшер глянул на женщину.

– А муж у вас есть?

– Он лежит в больнице.

Мужчина немного подумал, снова оглядывая отчёт о проделанной работе.

– Тогда завтра советую пойти в поликлинику.

– Как же я пойду? У меня работа. Там итак одна я осталась.

Повернувшись к Анне Сергеевне, фельдшер внимательно осмотрел её с ног до головы, пытаясь угадать, где не сумеют обойтись без пожилого, плохо слышащего работника.

– Вы работаете в бухгалтерии? – уточнил он, не придумав ничего более остроумного.

– Нет, я уборщица в газете. Я и Жанна вдвоем убираем редакцию. Она заболела, теперь всё здание на мне, а подмены больше нет.

На жеманных устах мужчины лучилась едкая улыбка.

– Потерпят ваши полы, – сказал он, – а здоровье больше терпеть не может.

– Нет, доктор, там такую грязь разведут, что потом и не отмоешь.

– Дело, конечно, ваше. Не хотите, как хотите.

Она подписала поданную ей бумагу отказа от госпитализации, и они, забрав чемоданчик, ушли. Весь этот долгий разговор незнакомых людей с бабушкой напустил на Костика чувство голода. Тут же осмелев без посторонних людей, он стал просить есть истеричными криками. После криза Анна Сергеевна чувствовала себя выжатой. Ей стоило огромных усилий накормить мальчика и навести порядок на кухне.

Через час пришла Людмила. Тревоги на лице ни следа, только раздраженная досада. После звонка матери ей пришлось отменить столик в ресторане. Её муж, сутуловатый, светловолосый, в круглых очках и с аккуратным брюшком, не разбегался в красноречии. Он сухо поздоровался с тёщей и также сухо поддакивал, когда Анна Сергеевна просила прощение за их сорванные планы.

– Ей-богу, не хотела я вас отвлекать, – тихо мямлила женщина. – Мне стало плохо неожиданно.

Людмила не распалялась в патетичности.

– Ты утром лекарство пила?

– Забыла. И тут не успела, потому что Ольга, соседка моя, скорую вызвала.

– Ма, я тебе сколько раз говорила пить таблетки вовремя! Их нужно пить по одной каждое утро. А вчера пила?

Ощущая неловкость за строгий тон дочери, Анна Сергеевна уронила взгляд, полный грусти. Ей почему-то захотелось остаться одной. Она не могла поверить, что эту холодную амбициозную женщину, которую с лаской в душе назвала Людмилой, родила она сама.

– И вчера забыла, – помолчав, сказала женщина.

– Забыла она… Вот из-за твоего "забыла" и случаются беды! – Людмила возмущённо поглядела на руку и умерила пыл. – Ладно, время позднее, мы поехали; а то ещё Костика укладывать. И ты ложись и поспи.

Коротким жестом она поцеловала мать в щеку, и кроме брезгливости в тот миг от дочери ничего не исходило. Оставшись наедине со своими мыслями, Анна Сергеевна погасила свет – он сильно давил на глаза, хоть и не был таким уж ярким – включила телевизор и взяла телефон в руки.

– Полина может позвонить, – вслух рассудила она. – А то вдруг не услышу.

Она присела на диван. Маленький телевизор стоял на старой тумбе, слегка загораживая окно по центру. Она понимала через слово, о чём толкуют в передаче, но громкости прибавлять не стала, чтоб не разбудить Ольгу Никифоровну. Та укладывалась не позднее девяти и слышала намного лучше соседки. Да и телевизор больше служил отвлекающим фоном, чтоб не сидеть в кромешной темноте. Конечно, ей становилось легче, но чувство разбитости не оставляло её дряблое тело. Через десять минут она пошла на кухню с телефоном в руке и собрала еду для мужа. И за этим занятием постоянно поглядывала назад, на стол, чтоб не пропустить момент, когда засветится дисплей телефона. Но он также лежал мрачно и безжизненно.

– Наверно, она ещё на работе, – прошептала Анна Сергеевна себе под нос.

Её девочки росли послушными. Она окружала их небывалой заботой и отдавала лучший кусок, покупала вещи и обделяла себя. Она ничего не смыслила в математике и физике, чтоб помогать им в домашних заданиях, не выглядела писанной красавицей на зависть другим. Но в конце концов это не делало её плохой матерью. Она положила для них всё, что имела, и теперь пора бы немножко вернуть себе добро в качестве их благодарности. Именно заботы она ждала от дочерей, и с годами эта формальная потребность стремительно возрастала. Старость делает людей ранимей – нельзя их за это винить.

Спустя полчаса уже пробило десять. Анна Сергеевна вернулась в зал на диван. Одев очки, она снова устремила взгляд на телефон. Он по-прежнему не подавал признаков жизни. Стараясь оправдать его молчание несуществующими причинами, её посетила мысль, что телефон мог разрядиться. Она нажала кнопку, и мобильный загорелся синим дисплеем: нет, он включен и батареи хватит ещё на полдня. Прошло еще полчаса бесплодного ожидания, и полусидя обессилевшая Анна Сергеевна заснула.

На следующий день прояснилось, и духота воцарилась в городе. Асфальт обдавал сухим жаром; продавцы магазинов выходили на улицу, надеясь найти там прохладу. Они обмахивались листом бумаги или расслабленной ладонью, и это отнюдь не помогало. Анна Сергеевна решила, что не может лечь в больницу сейчас. Ведь там не прохладнее, чем на улице. Она пришла на работу пяти минутами раньше охранника и ждала у закрытых дверей, созерцая уличное движение. Он явился с привычным опозданием. Этот плотнотелый усач с широкими плечами улыбался во весь рот, показывая неопрятные зубы.

– Сергеевна, вы хоть бы раз опоздали приличия ради! – посмеялся Фёдор, распахивая двери.

Увлеченная мыслью, с чего начать работу, Анна Сергеевна смотрелась застигнутой врасплох.

– Так разве прилично – опаздывать? – рассеянно ответила она.

– По крайней мере лучше приходить к открытым дверям, чем стоять под ними. Жарит с самого утра. От солнца пощады не жди, а вы без головного убора.

И правда Анна Сергеевна с недоверием относилась к шляпам, панамам и платкам. Для платка она считала, что ещё недостаточно постарела; всё-таки это значительно прибавляет возраста. А прочие уборы на ней: согбенной, с неаккуратными чертами лица, маленьким носом, неживописным ртом смотрелись смехотворно. Она была одета в коричневые бриджи, серые носки, льняную мужеподобную рубашку, свободно сидящую на ней, и белые мокасины – в таком наряде она испытывала комфорт, и ноги к концу дня так не уставали.

Охранник, уже в черной униформе, прошёл за стол перед турникетом, снял кепку и налил себе кофе. Анна Сергеевна ответила ему.

– И всё же опаздывать – нехорошо.

Скрипучий бас охранника отражали пустые стены, и звучал он грозно.

– Ну раз-другой хуже вас не сделает. Вы думаете, кто-то заметил, кроме меня, что вы приходите вовремя?

– Конечно, это мой долг работать как положено.

– Зря вы себя гробите, Анна Сергеевна! Уж будьте уверены, не будет вас – найдут другую, которую начальство также не будет замечать. Хорошее отношение в жизни не ценится, и жертвы, уплаченные втуне, в том напрасном свете выглядят нелепо.

Женщина пришла в удивление. Слишком легкомысленными показались ей суждения охранника.

– По-вашему, всем нужно работать спустя рукава? И что из этого выйдет? На каждом предприятии есть люди, на которых держится это предприятие. Без них оно пойдёт прахом.

Охранник пил кофе и посмеивался, закинув ноги на стол.

– Уж не считаете ли вы, что на вас держится наша редакция?

– Не считаю, но я добросовестно работаю здесь больше семи лет.

Что-то заставило охранника сбросить ноги на пол, наклониться телом над столом, чтоб пристально вглядеться в серые, раздосадованные глаза уборщицы, стоящей напротив него.