Сокровище Анны

– Буэнос тардес и адьес.

– А адьес то почему?

– Шей сам весеннюю коллекцию. Я отказываюсь, показываю последнюю коллекцию и улетаю домой.

Матвей знал капризный характер своего модельера, поэтому тону разговора не удивился.

– Ты уже видел ткани, я так понимаю?

– Не только видел, но и щупал. Для коров попоны.

Это шуточное выражение, которое он услышал как-то в России, он повторял довольно часто, если ему что-то не нравилось.

– Ну не горячись, ты же мастер, у тебя все получится.

– Шей сам, я все сказал. Из этого шить не буду. Я свое имя пачкать в грязи не стану.

– Ладно, куплю я тебе ткани, не волнуйся. Только домой не собирайся, пожалуйста, нам весеннюю коллекцию позарез нужно выпустить, да еще и так ее показать, чтоб расхватали ее, как свежевыпеченные пирожки.

– Будет ткань – будет коллекция. А сейчас не мешай мне творить красоту.

Матвей вышел из примерочной, навстречу ему неслась летящей и красивой походкой его невеста.

– Вей, я сегодня уйду пораньше, у меня дела.

– Да, конечно, нет проблем.

– А Марину ты зря обидел. Поговорил бы ты с ней.

– Нет, обойдется. Мне сегодня не до разговоров с ней. Может позже.

– Смотри сам. Ты нервный какой-то. Это из-за проблем в компании или есть еще что-то?

– А этого мало?

– Нет, но мне кажется, что ты зря так уж расстраиваешься. Все образумится. Твой отец все разрулит.

– Карина, я сам хочу все разруливать, а не полагаться на кого-то. Даже если это мой отец.

– Ладно, мой герой, рули. Я убежала. Вечером я тебя жду.

– Я не приеду сегодня, я занят. Иду к Сашке. Нам потолковать нужно.

– Да? Жаль. Я тогда к маме загляну, давно у нее не была. Хорошо?

– Разумеется, – ответил Матвей задумчиво. Его сейчас абсолютно не волновало, куда отправится коротать вечер его невеста. Что его точно волновало, так это разговор с другом.

… Аксинья слушала последнюю волю Анны и обливалась слезами. Анна доверила ей абсолютно все. Просила помочь ее дочкам, жалела, что не увидит внучат. По поводу завещания тоже рассказала ей все подробности. Назвала имя душеприказчика, дала адрес адвоката в Париже. Аксинья была доброй женщиной, она не обиделась на подругу за то, что та не изменила своей воли. Ведь это же были ее родные дети, хоть и непутевые, как считала Аксинья.

На похоронах Анны собралась вся деревня. Жители любили эту женщину, которая сделала столько добра людям, которая построила больницу и сама ухаживала за больными до последнего. Дочки плакали и растерянно смотрели на маму, которой у них уже не было. Мужья стояли в сторонке и курили одну папиросу за другой. Когда последний ком земли бросили в яму, дочери отошли от могилы и, обнявшись, пошли в деревню. Идти было далеко, но они не замечали дороги. Шли они молча, но обе знали мысли друг друга. Они знали, что потеряли последнего родного человека на земле.

На оглашении завещания матери пригласили только их двоих. Молодой врач прочитал им текст. «Любезнейшие дочери мои, Наталья и Полина. Находясь в здравом рассудке и при полной памяти, не обращаясь к адвокатам русским, а назначив себе душеприказчика, завещаю вам следующее. Денег вам не завещаю, ибо оных не имею. Но выполнив мою волю, обретете вы богатства несметные. Завещаю вам, дочери мои то, что завещали мне деды и прадеды и что придется вам, вероятно, оставить вашим детям, внукам и правнукам: будьте милосердны и учтивы, помогайте людям, как только сможете. Жертвуйте свои деньги на постройку больниц, тогда и обретете. И посему завещаю вам эти правила, которые вы должны неукоснительно соблюдать, чтобы обрести свободу и счастье. Нижеподписавшийся Дмитрий Шаховской, врач местной больницы».

Девушки, прослушав завещание, немало удивились и подумали, что мать их была не в рассудке. Откуда у них могут взяться богатства несметные! Да и забыли вскоре о завещании. Одну волю они выполнили, фамилии остались у дочерей Славицкие. Тем и успокоились.

… В кафе было непривычно тихо. Официанты переговаривались за стойкой бара. Играла спокойная, приятная музыка и слышно было, как в углу трещали доски в зажженном камине, камин был не электрический, а самый настоящий с поленьями и золой. Карина очень любила это кафе. С Матвеем она здесь никогда не была. Это было место ее и Дэна. А путать праведное с грешным она не любила.

– Скажи, зачем ты приехал? Не время еще.

– Тебя увидеть.

– Дэн, я серьезно.

– И я серьезно. Не передумала еще?

– Ты о чем?

– О нашем плане.

– Нет, а ты уезжай отсюда, иначе я что-то не так сделаю.

– Куколка, ты все сделаешь так, как мы с тобой решили. Ведь, правда?

– Посмотрим, Дэн. Не все так просто.

– Уж не влюбилась ли ты в князька?

– А если и так? То что?

– Убью.

– Не пугай меня, я тебя не боюсь. Я пошутила. А Матвей стал очень и очень подозрительным в последнее время.

– А что так? Предчувствие? – и Дэн громко засмеялся.

– Ты можешь смеяться, сколько захочешь, но если он узнает, что ты здесь, и то, что я его обманула, то весь наш план полетит в пропасть.

– Ладно, не бойся, меня он не знает, на глаза я ему не покажусь, так что все будет нормально. Поехали домой.

– Ко мне нельзя, Матвей может появиться в любую минуту.

… На улице стояла промозглая погода, завывал ветер. Казалось, что природа пропустила январь и сразу приступила к февралю с его ветрами и метелями. Матвей выскочил из теплой машины и бегом направился к входной двери подъезда Сашки. Его друг жил почти за городом, в Японском квартале. Сашка всегда мечтал тут купить квартиру. Называл эту территорию «Мой Нью-Йорк». Проект был разработан японским архитектурным бюро Nikken Sekkei. Архитектура Сашкиного квартала была представлена в виде цветочных лепестков. Рядом с кварталом текла река Москва и находилась Живописная бухта. Именно поэтому у Саши возникла ассоциация с Большим яблоком.

Матвей знал код входной двери и поэтому обошелся без звонка. Сашка, любитель высоты, купил себе квартиру на 14 этаже и всегда хвалился, что разговаривает по утрам с птицами. Матвей нажал в лифте кнопочку с цифрой 14, лифт довольно пискнул и поехал плавно вверх. На Сашкином этаже было тихо. Матвей позвонил в дверь, но никто не торопился ему открывать. Он сделал контрольный звонок и достал ключи. У него и у Сашки были ключи от квартир друг друга на всякий случай. Карина была всегда недовольна этим фактом и намекала Матвею на то, чтобы тот забрал свои ключи у друга. Мотивировала она тем, что не хочет оказаться в нелепой ситуации, если вдруг она будет дома одна, а Сашка заявится без спроса и откроет дверь. Матвей понимал, что где-то Карина права, но ключ у друга не забрал.

Матвей вставил ключ в дверь, знакомый замок легко поддался, и дверь открылась.

«Сашк, ты дома?» – крикнул Матвей громко и, не разуваясь, прошел в комнату. Свет от луны слабо освещал помещение и бросал тоскливый луч лунного света в дальний угол. Там и лежал Сашка в неестественной позе. Матвей подавился воздухом. Он еще раз зачем– то громко позвал друга по имени. Сашка молчал. Матвей заставил себя подойти к нему вплотную и убедился, что это не Сашка, это было то, что от него осталось. Тело. На шее ясно виднелись следы от удушья. Луна высвечивала это место с особой коварностью. Матвей лихорадочно соображал, что ему нужно было сделать. Ком в горле и неприятие ситуации мучали его немыслимо. Он зачем-то вытащил телефон. Потом, немного подумав, кинул его обратно в карман. И тут он услышал сирену полицейской машины. Он понимал, что ему нужно бежать, но, зная, что вход и выход это одна дверь, он растерялся. Полицейские уже забежали в подъезд и кинулись кто в лифт, а кто по лестнице. Он выскочил в парадную и лихорадочно соображал, что делать. Вдруг соседняя дверь открылась и оттуда вышла молодая и очень красивая девушка с собакой. Собака испугала Матвея. Она была похожа на огромного белого медведя. Белая шерсть закрывала ее глаза, но он точно знал, собака смотрела на него в упор и, мягко говоря, без удовольствия. Матвей рванулся вперед, собака зарычала. Девушка одернула ее за ошейник и начала успокаивать. Матвей с горящим взглядом метался из стороны в сторону. Он посмотрел вниз, сквозь красивые деревянные перила и увидел, что двое полицейских уже были на десятом этаже. Вот – вот лифт откроет свои роскошные двери и выпустит оттуда команду полицейских, которые явно его попросят задержаться. Девушка вдруг все поняла.