Весна для Ирэны

Птицей пролечу, не поймаешь, улечу, взмахнув, вновь крылом.

Ты меня еще ведь не знаешь, ты меня узнаешь потом.

Пролечу я над господами, господа, вы мне не семья.

Вы меня не трожте руками, ваши руки не для меня.

Крылья обломатеньки птице может каждый, кто не летал.

Кто никак не может смириться, кто летать мечтал, но упал.

Песня Юлии Михальчик «Птица»

Ночной дождь

«Люблю дождь – он приносит с собой запах неба…»

Макото Синкай

    «Вот и дожди пошли… Смывают пыль с души, чтобы потом её очистить белым снегом…»
    Vk-shy.ru

«Убежать…», – эта мысль, вначале промелькнувшая как шальная, весёлая, теперь стала навязчивой, прилипчивой. И когда Ирэна добралась до дома, и когда переоделась в лёгкий домашний халатик из белого хлопка, и даже когда пробегала взглядом по бутылкам, расставленном на стеклянной полке, эта мысль не покидала её.

«Надо выпить», – решила Ирэна. В баре ей не дали посидеть в одиночестве и подумать, а ей просто необходимо было подумать… Она провела пальчиком по крышкам бутылок, пытаясь сделать выбор. Хорошо бы сейчас водки, простой русской водки. Такой, какой любит её батько. Но водки не было. Евсеев предпочитал коньяк, бренди и крепкий шотландский скотч. Ирэна взяла бутылку с джином, повертела её в руках, недоуменно взглянула на ценник. Надо же, платить несколько тысяч за крепкое никчёмное пойло! Ирэна усмехнулась, откупорила крышку и принюхалась. В отличие от остальных отвратительно пахнущих напитков, джин отдавал приятным можжевеловым ароматом. Что ж… За неимением водки, сойдёт и это. Ирэна щедро налила джин в пузатый стакан из тёмного венецианского стекла. « Кажется, муранское…», – подумала Ирэна, села в кресло, поставила стакан на журнальный столик и взяла в руки пульт от телевизора. Экран приветливо загорелся, оживляя тёмную комнату звуком и светом. Ирэна сделала один глоток и поморщилась. Тоника, чтобы разбавить джин, в баре не нашлось. Евсеев никогда не разбавлял джин. С отвращением Ирэна поставила стакан на столик, бесцельно посмотрела на экран, но задержала взгляд. В такой поздний час шла не музыкально-развлекательная программа, как обычно, а какая-то передача, где показывали интервью с очень пожилой супружеской парой. Женщина ласково смотрела на седовласого мужчину напротив, и от её искренней нежной улыбки морщинки лучиками разбегались по уголкам глаз, делая её лицо светящимся, таким тёплым…

– Расскажите историю вашей любви! – потребовал молодой ведущий, облачённый в модные утягивающие джинсы и блестящую узкую рубашку.

– А что рассказывать-то… – сначала неуверенно и несмело начал пожилой мужчина, но поймав ласково-одобрительный взгляд жены, осмелел, – Давно это было. Я очень молод тогда был, когда Машеньку встретил (и снова ласковый взгляд на жену, а она кивает в ответ), но повстречались мы совсем немного. Мне время пришло в армию идти. Машенька проводила меня и обещала ждать. На прощание мы встретились возле своего дуба, мы всегда под ним встречались. Большой такой, ветвистый, возле дороги стоит. И подарил я Машеньке платочек синенький.

– Как в той легендарной песне? – не удержался от удивлённого возгласа парень-ведущий.

– Ну да… Получается, как в песне, – слегка улыбнулся мужчина, – Мы письма друг другу писали нежные, конца службы ждали. А до него оставался всего месяц один. И в этот самый месяц роту, где я служил, переводят в горячую точку, так сказать… – пожилой мужчина сделал паузу, помолчал. Бойкий ведущий не осмелился перебить его думы, терпеливо ждал, когда седовласый мужчина вздохнёт тягостно и снова заговорит, – В госпитале я оказался. Ногу ампутировали после ранения. На целый год там задержался. Лечение, протезирование, по-новому учился ходить… Письма перестал писать, а если приходило письмо от Машеньки, тоже не читал. Но пришло время домой возвращаться…

Снова пауза. Стильно одетый ведуший с интересом всматривается в лицо мужчины. Ирэна, затаив дыхание, тоже всматривается в экран, так же напряжённо ждёт.

– Добрался я до областного центра, – продолжил свой рассказ седовласый мужчина, – Рейс автобуса в деревню ждать до вечера. Что делать? Решил на попутной добираться. Стал на обочине и голосую. Остановился автобус, из него кричат: «Садись, солдат!» Все шумные, весёлые, хмельные. Со свадьбой едут. Мне тоже налили водочки, выпил я, молодых поздравил. А как на красавицу-невесту взглянул, так слёзы на глазах.

– Что, неужто невестой ваша Машенька оказалась?! – не выдержал ведущий.

– Нет, не Машенька… Только я на невесту посмотрел и свою милую вспомнил… Невестушка-то тоже слёзы мои заметила и спрашивает, отчего ты, солдат, невесёлый, домой же возвращаешься! А я возьми да и расскажи всё… Рассказал, как не вытерпел и Машеньке письмо всё-таки написал. Сознался я в этом письме, что возвращаюсь инвалидом. И если она всё ещё ждёт меня, то пусть повесит на том дубе нашем, что у дороги, платочек синий. Если же не ждёт меня, то увижу, что платочка нет, и мимо проеду, ни в чём её не обвиню.

Камера оператора выхватила лицо женщины, она всё так же улыбалась, не отводя ласкового взгляда от мужа.

– И вот все мы затихли, едем почти молча, все ждём, когда за поворотом старый дуб появится. И невеста, и жених её, и гости все в окна смотрят, взгляд вместе со мной оторвать от дороги не могут, всё поворота ждём. И страшно и нетерпеливо, всё кусты и деревья в окне мелькают… Чем ближе подъезжаем, тем сердце сильнее колотится, сжимается, вниз ухает. И вот поворот тот… А я глаза от страха зажмурил… – снова пауза, Ирэна сжимает пальцами пуговичку на халате, нервно вертит её, – Повернул автобус, и все, кто в нём был, с мест повскакивали, закричали радостно, удивлённо. И я осмелился в окно посмотреть – весь дуб наш, каждая его веточка синими платочками обвязан! А много их как! Так и переливаются они синим облаком на солнце! – пожилой мужчина замолчал, отвернулся, пытаясь спрятать лицо от камер, но Ирэна заметила, как блестят выступившие в его светло-голубых глазах слёзы.

И не сразу поняла, что её собственные слёзы так же катятся по лицу. Но она их не стирает, не пытается скрыть, нажимает на пульт. Экран гаснет, Ирэна сидит в полной тишине, а когда снова тянется за стаканом, рука дрожит, нечаянно расплёскивает содержимое на палас. Ирэна разжимает пальцы, и стакан с глухим стуком падает на палас. Тёмное пятно разливается на идеально белоснежном паласе, запах спиртного разносится по комнате. Вонючее элитное пойло впитывается в мягкие ворсинки паласа. А Ирэна и не видит этого, смотрит сосредоточенно в одну точку, обхватив себя руками за плечи.

«А ведь и у меня была такая любовь… – мысль яркой молнией проносится в её сознании, прожигая его и причиняя мучительную боль, – А я сама взяла да и предала её…» А теперь что?! Она безмолвная, на всё готовая красивая игрушка. Ещё в начале их отношений, лет пять назад, когда Ирэна училась в университете и на одной из вечеринок встретила Евсеева, он относился к ней внимательно и нежно. Но постепенно всё стало меняться, а когда через пару месяцев Ирэна узнала, что беременна, то интуитивно решила смолчать. А когда скрывать уже стало поздно, призналась. Она до сих пор помнила, как Илья изменился в лице, потребовал сделать аборт. Но узнав, что срок большой, всё-таки разрешил рожать. Но при этом продолжал приходить к ней, беременной, и требовать от неё выполнения своих «обязанностей». Он не жалел её, нет. Совокуплялся с ней так же неистово, как и раньше, даже её большой живот не мешал. Возможно, он надеялся, что она скинет ребёнка. Только вот порода у неё батькина, казацкая. Донских казаков порода, бабушка на лошади скакала, ничего не боялась. И ребёнок отчаянно уцепился в ней за жизнь. А когда Ирэна родила в срок, Евсеев сразу же потребовал увезти его к родителям Ирэны, а иначе, пригрозил, что заберёт и в детдом сдаст, что она и не найдёт своего сына никогда больше. Ирэна испугалась ослушаться. И месяца сынишке не было, как привезла его матери и отцу. Батько не ругал, нет. И Настя слова не сказала. Приняли с радостью. Только спросила, как назвала ребёночка. Ильёй назвала, хотела в честь отца его, только вот отцу он и не нужен вовсе отказался. Хоть своих детей с женой у него не было, а приблудыш не нужен.

А через пару дней Евсеев приехал к ней, заставил ноги перед ним раздвигать, даже месяца после родов не подождав, чтобы дать Ирэне восстановиться. А через год его жена, наконец, забеременела. Вот её Евсеев берёг, к беременной не прикасался и после родов долго ещё не подходил. К Ирэне ездил, чтобы в неё слить, вот тогда-то она себя и начала чувствовать не как женщина, а как сосуд для принятия спермы.

Несколько раз Ирэна пыталась увидеть его жену. Нет, она не хотела с ней поговорить, да и нечего ей было сказать жене Евсеева. Просто женское любопытство. И как-то всё же увидела её на одной из корпоративных вечеринок. Хотя мадам Евсеева делами компании не интересовалась, жизнь вела праздную и светскую. А вот на той рождественской вечеринке взяла вдруг и появилась. Наверно, тоже что-то почувствовала. Ирэна рассматривала её издалека и всё больше недоумевала. Полноватая крашеная блондинка лет тридцати пяти, узкое красное платье уродливо обтягивает полную грудь и массивные бёдра, макияж яркий и неумелый. Даже странно, с таким достатком-то и так плохо и дёшево выглядеть… А позже Ирэна узнала всё от тех же сотрудников из финансового отдела, что тесть Евсеева – человек богатый и имеющий вес в чиновничьих кругах, зятя щедро спонсирует и опекает от разных проверок, начиная с налоговой и заканчивая санпедстанцией.

И тогда всё на свои места встало. Не любит Евсеев жену, а она это чувствует, потому такой несчастной и неухоженной и выглядит. Ирэна даже посмеялась над собой, что поначалу ревновала Илью к его жене. Теперь понятно, почему Илья сына внебрачного испугался, поспешил спрятать его, чтобы тесть не прознал. Да, сына Илья хотел, наследника. А первенца не законная жена родила, а любовница. Ещё одна насмешка судьбы…

Ирэна отвлеклась от своих горестных мыслей только когда ночной ветер, залетев в открытое окно, хлопнул рамой. Ирэна обернулась на звук, подошла к окну. Тёмное ночное небо пересекла яркая вспышка молнии. Широкие листья тополей тревожно застучали по стеклу. И вдруг к Ирэне пришло решение, такое же быстрое как эта ночная вспышка молнии. «Бежать!», – уже уверенно повторили её губы. И сразу же стало легко-легко внутри, как камень с души свалился. И душа! Вот она, трепещет под рёбрами гулкими сердечными ударами, так неистово, что и продохнуть больно. Бьётся крыльями своими израненными, и расправить их старается, в груди не умещаясь, полёта хочет, взлететь пытается. Ирэна ещё долго стояла возле окна, глядела на огненные всполохи, слёзы бежали по лицу, а капли ночного дождя, крупные и чистые, стекали вниз с оконного стекла.

С первым оглушительным раскатом грома Ирэна отшатнулась от окна, оглядела тёмную безжизненную комнату с дорогой итальянской мебелью, белоснежным паласом с темнеющим на нём уродливым пятном от пролитого бренди, баром, забитым бутылками. А затем подошла к выключателю и резким движением включила свет. Он на миг ослепил её, заставил прикрыть глаза, но Ирэна решительно их открыла, резкими быстрыми движениями направилась к шкафу и начала доставать из него вещи. Вытащив на середину комнаты два огромных чемодана на колёсиках, молодая женщина старательно улаживала в них одежду. Но когда чемоданы оказались битком набиты вещами, в шкафу оказалось ещё много одежды. И тогда Ирэна решила сделать перерыв до завтра. А завтра она купит ещё парочку таких же огромных дорожных чемоданов и продолжит собирать вещи. Приняв решение, Ирэна больше не сомневалась в его правильности. Она прошла в спальню, упала на кровать, закрыла глаза и сразу же провалилась в сон, глубокий и спокойный. А за окном бушевала стихия, белесо-огненные молнии озаряли комнату и спящую на кровати девушку, раскаты грома сотрясали оконные стёкла, заставляя их дрожать. Но ничего этого не видела и не слышала девушка, она спала крепко, обняв руками подушку. Её нежные щёки высохли от слёз, а мокрые ресницы прикрывали веки спокойно, не вздрагивая.

Попроси у облаков

«Глядеть на облака больно, но полезно,

как полезно многое из того,

что вызывает боль»

Мэтью Квик «Серебристый луч надежды»

Облака плывут куда-то.

В небе синем далеко…

Знать бы, что для счастья надо?

На душе станет легко…

Svetlana-Supreme

На следующий день Ирэна собрала оставшиеся вещи, их оказалось шесть чемоданов. Она даже не предполагала, что у неё столько одежды. Одного только нижнего белья и чулок набралось на целый чемодан. Верхняя одежда – несколько пар пальто, плащей, курточек и две норковые шубы (одна из чёрного меха, другая из белого), обувь заняли ещё два огромных чемодана, и ещё один был забит платьями. Драгоценности, которые ей дарил Илья, Ирэна брать не стала. Их он может передарить своей жене, а вот одежду ему придётся только выкинуть, потому что её размер и размер одежды жены Ильи разный. Его жена носит 56-й, а Ирэна 44-й. Поэтому многочисленные дорогие платья, обувь и верхнюю одежду Ирэна забрала без зазрения совести. Зайдя в кабинет Ильи, Ирэна положила банковскую карту вместе с драгоценностями на идеально полированную поверхность массивного стола из красного дерева и написала на листе бумаги: « Илья, прости, но я так больше не могу. Я не хочу быть в тени твоей жизни, я хочу жить на солнечной стороне улицы. Возвращайся к жене и сыну, а я уезжаю в Таёжный. Будь счастлив!» и оставила послание тут же на столе. Затем вызвала такси. Если Илье будет недостаточно её письма, она может объясниться с ним по телефону. Ирэна надеялась, что он не станет её преследовать.

Пришлось позвонить охраннику и попросить его вызвать такси, а ещё подняться к ней на третий этаж и помочь вынести багаж. Рослый молодой охранник с радостью согласился, даже денег за свою помощь не взял.

– Ирэна Станиславовна, – проговорил он, скромно отводя взгляд и по-мальчишечьи краснея, – Я с вас денег не возьму, мне только в радость помочь вам.

Ирэна сдержалась от ухмылки, про себя заметив, что как только Евсеев заедет во двор, этот пылкий поклонник сразу же расскажет про то, как она вызывала такси и сколько много вещей у неё было. Всё донесёт, ни одной подробности не забудет.

Но вот и такси подъехало…

– Удачной поездки, Ирэна Станиславовна! – подобострастно произнёс охранник, закрывая за ней дверцу машины.

Дорога до дома долгая. Сначала миновали оживлённые магистрали, потом пригород, а затем длинное шоссе. Ирэна смотрела в окно, но пейзажа за ним не видела, она думала о том, как резко поменяется её жизнь уже через несколько часов. Готова ли она к этому? Возвращаться домой было и радостно и грустно одновременно. Радостно оттого, что она увидит родителей, брата и сына, а грустно оттого, что её жизнь не удалась. Её красота – обещание счастья – стала больше препятствием к счастью. Ирэне всегда казалось, что она достойна большего, лучшего, и она проходила мимо того, что предлагала ей судьба. В итоге она стала содержанкой у богатого женатого мужчины. Ирэна с грустью вспоминала свою юность, глядя в окно автомобиля, – любовь Дениса, своё безмерное, как океан, счастье. Прошлое проносилось мимо вместе с полями и редкими деревьями: вот Денис спас её в тайге от нападения медведя, вот он протягивает ей фляжку со спиртом, вот они танцуют вальс под радио в тесной комнатушке общежития. Ирэна, ещё совсем юная девушка, весело и беспечно смеётся в объятиях любимого. А он смотрит на неё с нежностью и страстью одновременно. Так она не смеялась больше никогда и ни с кем. Позже она танцевала в самых престижных ночных клубах Монако и Лазурного побережья, но уже нигде ей не было так легко и весело, как в той тесной комнатушке рабочего общежития. Их с Денисом ночи любви были безумно восхитительны. Он был опытный, требовательный любовник, но и нежный одновременно. Вот ещё одно воспоминание из прошлого – Денис специально, чтобы привезти её любимые пирожные, едет в город очень рано, пока Ирэна спит. А вот вспомнился и тёмный гулкий коридор больницы, где Денис хватает её за руки и умоляет её поехать с ним домой. Его взгляд полон отчаяния и надежды. С той минуты, когда там, в коридоре, она сказала ему «нет», и начала её жизнь лететь под откос. С замиранием сердца Ирэна подумала о том, не родившемся ребёнке. Сейчас ему было бы уже почти шесть лет. Интересно, мальчик бы это был или девочка? Этого уже не суждено узнать! Ирэна в один день потеряла и ребёнка и любимого мужчину только по своей глупой тщеславной прихоти. Она тогда ещё не понимала, насколько огромна, безмерна эта потеря… Сейчас в двадцать четыре года она чувствует себя усталой, никому не нужной. Её жизнь, проходящая среди дорогих вещей и в череде светских развлечений, скучна и пуста. На глаза Ирэны навернулись слёзы, застилая зелёные равнины в окне. Она, пытаясь их стереть, только разводила ладонями по щекам. « Собери себя по кускам и живи!» – приказала она себе.

Минули-сгинули слова наивные и унеслись в

небеса,

Просто ли, сложно ли, ситцем берёзовым ветер