Расплескавшийся виски

– Что ж, берите. Я отдам вам вместе с корзинкой.

– Очень хорошо. Сколько с меня?

– Тридцать франков. И два франка за корзинку.

– А как вас зовут, мадмуазель? – наконец, Эндрю осмелел, – или… мадам?

Он полез в карман брюк, достал франки и начал отсчитывать.

– Мария, – ответила она, улыбаясь, и добавила: – Мадемуазель.

Он был рад, что девушка не замужем.

– А меня – Эндрю. – Он чуть наклонил голову. – Кажется, у меня не хватает двух фанков. Но без корзинки мне не донести.

Он передал девушке банкноты. Мария взяла деньги, пожала плечами, улыбнулась.

– Ладно, я подарю вам корзинку. В конце концов…

– Нет, что вы. Могу принести вам два франка завтра, но, лучше, если мы подъедем в отель, где я остановился, и я вынесу вам деньги прямо сейчас.

– Не беспокойтесь. Правда, ничего страшного. – Она покачала головой. – А завтра у меня работа в госпитале.

Эндрю рискнул:

– Мне не хочется с вами расставаться. Давайте просто прогуляемся, если не хотите…

Она рассмеялась:

– А вы хитрец. Значит, вы купили цветы, чтобы со мной познакомиться?

Какая-то женщина остановилась около них и спросила:

– Почем букеты, красавица?

– Не продаются, – ответил Эндрю. – Я уже все скупил.

– Приходите в следующее воскресенье, мадам, я еще принесу, – ответила ей Мария.

– А ирисы у тебя есть? Мне нужна корзинка с ирисами.

– Да, есть.

– Я обязательно приду. Не забудь про меня.

– Хорошо, мадам.

– Вы где-то учились делать сухие композиции? – Эндрю расспрашивал девушку, не хотел отпускать.

– Меня научила тетя, – сказала она просто. – Мне пора идти. Я на метро. А вы как поедете? Вы же отдали мне все деньги, – она снова рассмеялась.

– Я на такси. Таксист подождет, пока я поднимусь в номер за франками. Послушайте, Мария, давайте поймаем такси. Здесь, у метро, есть стоянка. Я отнесу цветы в номер, возьму деньги для таксиста и два франка для вас, а потом пойдем погуляем.

– Право, не знаю…

Мария не решалась.

Они спускались с Монмартра и почти дошли до бульвара Рошшуар. Эндрю вдруг осознал, что может больше никогда не увидеть эту девушку. Послезавтра он улетает домой, в Шотландию.

– Вы меня боитесь? Обещаю хорошо себя вести, – сказал он искренне и смущенно улыбнулся.

– Вы не кажетесь мне злодеем. Однако…

– Вот и такси. Мы доедем быстро, потом погуляем по городу. Я очень люблю Париж. А сейчас на набережной Сены играют музыканты… Обещаю также потом проводить вас до дому, Мария.

– Вы едете или нет? – спросил таксист.

– Да, мы едем. Вандомская площадь, отель Ритц, – ответил Эндрю таксисту.

Потом они долго гуляли по Парижу, наслаждались игрой музыкантов, сидели на террасе знаменитого парижского кафе и разговаривали, разговаривали… Они мешали английские и французские слова, и от этого им становилось смешно. Маша пила зеленый чай, а Эндрю красное вино. Хотя ему очень хотелось выпить виски. Но он не рискнул. Эндрю вообще себя не узнавал: рядом с этой девушкой он был другим, и такой он себе очень нравился.

Это счастье, что он забрел на Монмартр в тот день. Иначе они никогда бы не встретились.

Через две недели он снова прилетел в Париж. И сделал предложение Марии Урусовой, русской княжне. Княжна жила в небольшой квартирке на улице Пуасоньер вместе с мамой, младшими братом и сестрой. Рядом, в пятнадцатиметровой студии, жила тетя – сестра погибшего отца, та, которая и научила Машеньку работать с цветами.

О том, что Мария не простая девушка, а княжна, было понятно по ее манерам и воспитанию. Она свободно говорила на французском, английском и немецком. А родной язык Маши был русский. (А он – Эндрю – только французский и осилил, да и то, признаться, говорил на нем с чудовищным акцентом.) Семья Маши жила бедно. Но это была благородная бедность. Никто не роптал. Семнадцатилетняя младшая сестра после учебы и по выходным дням подрабатывала в госпитале санитаркой. Четырнадцатилетний брат также вносил в семейную копилку несколько франков: помогал на ипподроме ухаживать за лошадьми.

Поначалу его родители были против отношений сына с непонятной русской. Даже грозились лишить его наследства. Он готов был пойти работать, делать сухие букеты вместе с Машей, убирать за больными и много чего еще, лишь бы она была рядом. А когда Эндрю привез Марию Урусову в Шотландию, познакомил с родителями, сэр Грегори Кэмпбелл и мама, Элиза Мак-Лауд, приняли Машу как родную.

Ее нельзя было не любить. И долгих пятьдесят девять лет они прожили в любви и согласии. У них трое замечательных детей: Арчибальд, Максвелл и Джесси, пятеро внуков.

Но два года назад Маша ушла. Тихо, во сне. Она не болела, нет, просто однажды не проснулась. Легкая смерть. Он знает, что Машенька ждет его там, на небесах. А то, что она на небесах, он не сомневался.

Эндрю восемьдесят шесть. У него крепкое здоровье. Сколько еще лет жизни даст ему Господь? Хотелось бы дождаться правнуков. Одно только беспокоит: странный выбор дочери. Он подумал о Джесси и губы сжались. Да, в последнее время дочь его огорчает…

А пластинка крутилась:

– Динь-динь-динь, динь-динь-динь – звон бокалов шумит…

Сэр Эндрю взял в руки бокал. Виски уже насытился кислородом, раскрылся.

– Маша моя, Машенька… – произнес он, вдохнул торфяной аромат и отхлебнул свой любимый скотч. Тепло разлилось по телу. Еще один глоток. Потом тихонько подхватил песню: – Колокольчик звенит. Этот звон, этот звон о любви говорит…

Стало тяжело дышать. Сердце сжалось. Или, наоборот, расширилось. Комната окрасилась в желтые тона. Все предметы приобрели ореолы желтого цвета: «Как на картинах Ван Гога», – почему-то подумал Эндрю. Хрустальный тюльпан выпал из его рук. Покатился по полу, расплескивая капли благородного напитка.

Глаза сэра Кэмпбелла закатились.

Глава I. «Если Бен-Невиса не видно, значит, идет дождь…»