Белая лилия

– Ладно, согласен, за ребенка всегда страшно, но тогда займись чем-то полезным. Я слышал, в городе есть какие-то организации, они помогают нуждающимся. Попробуй узнать, может, им нужна дополнительная пара рук.

Как найти такую организацию, Лили не особо представляла, поэтому просто остановила на улице женщину, явно из беженцев, и спросила, не знает ли она, куда можно обратиться по вопросу помощи. Женщина была немолодая, седые волосы, усталое лицо, но одежда, хотя и поношенная, но хорошо сшитая, когда-то модная и дорогая, а теперь уже сильно стоптанная, обувь, говорили о том, что их хозяйка знавала лучшие времена. Она с недоверием посмотрела на молодую, красиво одетую женщину, но в лице Лили не увидела ничего, кроме заинтересованности, поэтому сказала ей адрес, по которому, проплутав немного по улицам старого города, Лили обнаружила католический храм. Очень небольшой, стоящий в глубине двора и практически спрятанный кронами росших рядом деревьев, летом он был бы вообще не виден с улицы. Но сейчас, когда листья облетели, его остроконечная крыша, окруженная колоннами кипарисов, четко выделялась на фоне осеннего неба.

Рядом с храмом был небольшой домик, дверь которого была открыта. Лили на всякий случай постучалась и вошла в проходную комнату. У плиты стояла женщина лет шестидесяти в клетчатом фартуке, надетом поверх толстой шерстяной кофты. Не прекращая помешивать большой деревянной ложкой в котле, она повернула голову в сторону вошедшей. Женщина молча выслушала объяснения Лили, потом сделала маленький огонь под кастрюлей, накрыла ее крышкой и вытерла руки о передник.

– Ну что ж, давай знакомиться, я – мадам Арно, – протянула она руку Лили. – Ни от какой помощи мы не отказываемся, если хочешь что-то делать – хорошо! Нужно готовить, вещи разбирать, мы кормим людей три раза в неделю, а вещи можно взять всегда, когда я здесь. Через час народ начнет приходить, обычно к трем уже заканчиваем, но потом надо кастрюли помыть, убрать тут все. Если честно, то мне одной тяжеловато, а постоянных помощников нет. Люди приходят, забирают обед и уходят, пока он еще теплый. Если поможешь, будет хорошо.

– Я готова, только скажите.

– Пойдем, посортируй вещи: детские отдельно, взрослые отдельно. А то они в поисках нужного все тут переворачивают, потом приходится все это опять собирать, я раньше вечера домой вообще не попадаю.

Она открыла дверь в соседнюю комнату. Лили обдало запахом ветоши, чужого тела, лаванды, которую хозяйки обычно используют, чтобы моль не заводилась в сундуках, нафталина и от этого запаха ее затошнило.

Она вспомнила этот запах: так пахло в лавке старьевщика месье Коэна, куда они с мамой относили иногда ненужные вещи. Лили там было почему-то ужасно неуютно, она поэтому старалась не заходить в лавку, ждала маму на улице. Как-то раз даже сказала, что не понимает, как можно здесь что-то покупать? Мама тогда то ли рассердилась, то ли расстроилась на это ее замечание и сказала ей, что не надо быть снобом, что не всем людям так повезло в жизни, как им. Лили не знала, что такое «сноб», но поняла, что это что-то очень нехорошее, и что она маму разочаровала своим поведением. Она помнит, что всю дорогу думала, чем бы загладить свою вину перед мамой, но так и не придумала. Ей тогда было лет восемь, а сейчас ей двадцать четыре и теперь ей предстоит копаться в старых вещах, как месье Коэн, и дышать таким же спертым воздухом. На какую-то минуту ей захотелось бежать отсюда, но она понимала, что никогда так не поступит. Лили чуть помедлила на пороге комнаты, но потом решительно шагнула туда вслед за мадам Арно…