Основания взаимодействия ментальностей (на примере христианской и исламской цивилизаций)

В 1922 г. выходит работа Леви-Брюля “Примитивная ментальность”. Люсьен Леви-Брюль (1857–1939) считал, что первобытное сознание было ориентировано по преимуществу на передаваемые от поколения к поколению коллективные представления и безрефлексивное следование традиции. Коллективным представлениям, подчеркивал Леви-Брюль, была свойственна нечувствительность к очевидным для современного взгляда противоречиям. В любом объекте для первобытного человека помимо очевидного значения, воспринимаемого им под влиянием индивидуального опыта или в процессе рациональной (хозяйственной и т. п.) деятельности, таился также мистический смысл, который ощущался первобытным сознанием как главный. “Мистическая” ориентация первобытного мышления, по Леви-Брюлю, делала его “пралогическим”: причинно-следственные связи, анализируемые рациональным мышлением, подменялись “партиципацией” – сопричастием, устанавливаемым между коллективом и значимым для него объектом: результаты практической деятельности считались зависимыми от соблюдения ритуалов (табу и т. п.) или от вмешательства сверхъестественной силы (колдовства). Такой подход открывал возможности для изучения своеобразного логического механизма в первобытном (“пралогическом”) мышлении. В дальнейшем Леви-Брюль развивал свои идеи, выделяя в первобытном мышлении “аффективную категорию сверхъестественного”: мыслительная деятельность первобытного человека, особенно в сфере отношений со сверхъестественным, в большей мере была подвержена эмоциям, чем рассудку.

Леви-Брюль никогда не абсолютизировал противоположность первобытного и современного типов мышления, подчеркивая их взаимопроницаемость; в заметках, опубликованных посмертно (1949 г.), он намеривался отказаться от термина “пралогическое мышление”. “Аффективная категория сверхъестественного”, введенная Леви-Брюлем, обозначала тональность, которая отличает особый тип опыта. Примитивный человек по-своему воспринимает контакт со сверхъестественным. Магия, сны, видения, игра, присутствие мертвых дают первобытному человеку мистический опыт, в котором он черпает сведения об окружающем мире.

По мнению неокантианца Эрнста Кассирера (1874–1945), примитивная ментальность отличается от нашей не какой-то особой логикой, а прежде всего своим восприятием природы, которое не является ни теоретическим, на прагматическим, ни симпатическим. Примитивный человек не способен делать эмпирические различия между вещами, у него гораздо сильнее, чем у цивилизованного человека, развито чувство единства с природой, от которой он себя не отделяет.

Интересно мнение Эдмунда Гуссерля (1859–1938). Он считает, что единственным путем проникновения в сферу трансцендентального является анализ жизненного мира (Lebenswelt). Этот термин в феноменологии означает взаимосвязь дорефлексивных очевидностей и уверенностей. Жизненный мир – это единовременно источник и место всех предпосылок сознания. Например, мир древних греков – это не объективный мир в нашем смысле, это их “миропредставление”, т. е. их собственная субъективная оценка мира со всеми важными для них реальностями, включая богов, демонов и т. д. Античная ментальность показывает, что нашему европейскому человечеству присуща определенная специфика, которая пронизывает любые изменения облика Европы.

Идея коллективной ментальности прослеживается у А. де Токвиля в его книге “Демократия в Америке”. (1835 г.). Исследуя общественное сознание Америки, Токвиль пытается отыскать первопричины предрассудков, привычек и пристрастий, распространенных в данном обществе. Это и составляет, по его мнению, национальный характер. Токвиль утверждал, что все жители Соединенных Штатов имеют сходные принципы мышления и управляют своей умственной деятельностью в соответствии с одними и теми же правилами.

Восходящая к работам Токвиля исследовательская традиция привела позже к созданию психоистории. Эрих Фромм в работе “Бегство от свободы” (1941 г.) ввел понятие “социального характера”. По словам философа, оно является ключевым для понимания общественных процессов. Характер в аналитической психологии – это специфическая форма человеческой энергии, возникающая в процессе адаптации потребностей человека к конкретному образу жизни в определенном обществе. Предмет истории ментальности – реконструкция способов поведения, выражения и умолчания, которые передают общественное миропонимание и мирочувствование. Представления и образы, мифы и ценности, признаваемые отдельными группами или обществом в целом, поставляют материал коллективной психологии и образуют основные элементы такого рода исследований.

Карл Густав Юнг (1875–1961) – основатель аналитической психологии – считал, что, наряду с личностным бессознательным, существуют более глубокие слои “коллективного бессознательного”, где в виде изначальных психических структур (архетипов) хранится древнейший опыт человечества, обеспечивающий априорную готовность к восприятию и осмыслению мира. К. Г. Юнг полагал, что на архетипической основе покоятся все великие идеи – великие религии и философемы, “вечные” произведения искусства, великие изобретения и научные открытия. Как писал К. Г. Юнг, если бы все традиции в мире оказались разом прерванными, то со следующим поколением вся мифология и история религий начались бы сначала. Работы Юнга способствовали появлению исследований по сравнительной мифологии. Также К. Г. Юнг считал, что сознательное и бессознательное взаимодействуют и дополняют друг друга, этот синтез позже и рассматривали как ментальность.

Своеобразное понимание ментальности проявляется и в знаменитой школе “Анналов”. Школа “Анналов” – это направление во французской истории науки и историографии. Эта школа выдвинула новое эпистемологическое понимание позиции историка, созвучное тезисам неокантианства о противоположности “наук о культуре” “наукам о природе”, о роли оценочных суждений, о необходимости применения метода идеальных типов. В рамках школы осуществлялась трансформация проблемных полей исторической науки: от экономической и интеллектуальной истории к “геоистории”, исторической демографии и истории ментальностей, перешедшей в историческую антропологию.

Понятие “ментальность” (mentalite) эта школа относила к сфере автоматических форм сознания и поведения людей; по их мнению, история ментальностей должна дополняться историей идеологий, историей воображения, историей ценностей. Уяснение соответствующей системы понятий – выступало для школы “Анналов” не менее значимым, нежели анализ социально-экономических структур исследуемого общества. Затем эта школа все более приобретает облик своеобразной исторической антропологии и включает при этом совершенно новые области исследования. Начинается изучение социальной природы и функций тела, жеста, устного слова, ритуала, символики и т. п.

В конце этого обзора истоков рассмотрения понятия ментальности отметим, что Л. Леви-Брюль считал, что “коллективные представления” в форме религии, моральных понятий и обычаев существуют там, где в современном мире существует потребность в живом общении с окружающим миром, которое не может заменить современная наука. Действительно, сциентизм, который главной ценностью и образцом считает науку, не сумел остановить ужасы двух мировых войн, а даже подтолкнул их.

А, как известно, на войне нет неверующих. Поэтому во второй половине ХХ века особое внимание в исследованиях ментальностей стали обращать именно на религии, моральные понятия и обычаи, стабилизирующие общество. (См. также работы С. Хантингтона – [31] и [32]).

Теперь рассмотрим современные представления о ментальности. В современном французском философском словаре под авторством Дидье Жюлиа (2000 г.) мы находим лишь определение менталитета (это понятие часто указывается как синоним понятия “ментальность”). Вот это определение: “Менталитет: способность духа, совокупность основополагающих верований индивида или коллектива”. [165,c.242]. Далее приводится мысль этнолога – структуралиста Клода Леви-Строса: “У каждого общества – свой тип менталитета, но все они приемлимы и логичны: понятие “примитивного менталитета”, невосприимчивого к принципам разума – всего лишь фикция, предрассудок одного общества в отношении к другому, выражающий в действительности лишь этнологическое недопонимание. (Леви-Строс, “Мысль дикаря”, 1962)”. Таким образом, критика ранних представлений Леви-Брюля актуальна сейчас, когда в каждом сообществе выясняется внутренняя его логика, что позволяет отойти от европоцентризма и признать различные традиции равноценными. (См. также материалы международных и российских философских симпозиумов и конференций [12–17], [20]).

В философском энциклопедическом словаре 1999 г. мы находим такое определение: “Ментальность (лат.) – образ мышления, общая духовная настроенность человека, группы”. [166,c.263]. Можно отметить, что это несколько сокращенное определение из знаменитого немецкого философского словаря, основанного Г. Шмидтом.

Термин Mentalit?t в этом словаре переводят и как менталитет, и как ментальность. Вот определение из этого словаря: ”Ментальность (Mentalit?t; от лат.) – образ мышления, общая духовная настроенность и способ поведения человека, группы, которые большей частью связаны с определенными акцентами в отношениях к действительности”. [167,c.268–269]. (2003 г.)

Понятие ментальности еще недостаточно разработано в отечественных научных исследованиях. Ставится даже вопрос о правомерности его существования. Но, как отмечает Е. М. Скворцова в книге "Теория и история культуры" [1], понятие ментальности наиболее приемлемо при взгляде на культурное развитие человечества как процесс чередования цивилизаций. Она напоминает, что латинский термин «ментальность» означает: образ мышления, общая духовная настроенность человека, группы людей; также это понятие употребляют как синоним общественного сознания.

Как отмечает Е. М. Скворцова, цивилизация – это общность с особым типом культуры. Она выделяет первичный тип цивилизаций, протоцивилизацию Тропической Африки, ранние цивилизации и современные мировые цивилизации (сгруппированные по влиянию мировых религий: буддизма, христианства и ислама). Е. М. Скворцова отмечает особые природные и социальные условия западной цивилизации (активное судоходство и торговля, мягкий климат, обилие рек, полисы – города – государства, “Человек – главное мерило”, ценности прогресса) и восточных цивилизаций (труднодоступность горных районов и пустынь, необходимость коллективного освоения бассейнов крупнейших рек, необходимость контроля государства для решения задач общества; социоцентричность, сосредоточенность на духовном и интровертный склад психики). Также, как пишет Е. М. Скворцова, можно выделить региональные цивилизации. К ним она относит российскую – срединную евразийскую цивилизацию, дальневосточную и латиноамериканскую цивилизацию, а также африканскую протоцивилизацию. Также она считает, что цивилизация США уже приобретает вид региональной.

Отметим, что более подробно можно рассмотреть особенности латиноамериканской цивилизации [30], африканской протоцивилизации [5; 28] и мусульманской цивилизации [6–8; 17; 18; 27; 29], Также есть работы, затрагивающие все восточные цивилизации [25; 26; 31; 32].

Но вернемся к проблеме определения ментальности. В. С. Кукушкин и Л. Д. Столяренко, авторы пособия по этнопедагогике и этнопсихологии [2] считают, что вышеозначенные науки должны сделать предметом своего рассмотрения именно ментальности – стабильные системы представлений этносов. “При определении этноса как группы, главной характеристикой которой является осознание людьми своей к ней принадлежности, именно ментальность должна стать основным предметом этнопсихологического и этносоциологического изучения”. [2,c.137]. Эти исследователи отмечают, что концепция ментальности Л. Леви-Брюля позволяет раскрыть различия между первобытным и современным мышлением, между ментальностью разных народов и культур. Этнопсихологи так суммируют представления Леви-Брюля, “Ментальность понимается как совокупность эмоционально окрашенных социальных представлений членов этнической группы о социальном мире, как умонастроение и склад ума, как система коллективных представлений, верований и чувств, общих для членов данного общества и не зависящая от бытия отдельной личности”. [2,c.129]. Причем коллективные представления передаются из поколения в поколение и становятся для личности уже не продуктом рассуждения, а предметом веры.

Таким образом, в определении Леви-Брюля основное внимание уделяется представлениям о социальном мире. Сами же В. С. Кукушкин и Л. Д. Столяренко дают более широкое определение: “Ментальность – это система образов, которые лежат в основе человеческих представлений о мире и о своем месте в этом мире и, следовательно, определяют поступки и поведение людей, т. е. ментальность – это своеобразное миропонимание, присущее этнической общности в ту или иную эпоху”. [2,c.137]. В основе этого определения лежит понятие представлений о мире и человеке, т. е. оно сходно с определением мировоззрения. В то же время важно введение понятий поступков и поведения людей, но на мой взгляд не только система образов воздействует на поступки и поведение людей, но и система поведения воздействует на представления о мире и человеке, тем более, что, как отмечается у Леви-Брюля, коллективные представления чаще создаются и передаются не сознательно.

Несколько интересных определений ментальности приводит П. С. Гуревич в пособии по культурологии [3], “Ментальность (или менталитет) – это относительно целостная совокупность мыслей, верований, навыков духа, которая создает картину мира и скрепляет единство культурной традиции или какого-нибудь общества”. [3,c.238]. “Ментальность – это то общее, что рождается из природных данных и социально обусловленных компонентов и раскрывает представление человека о жизненном мире”. [3,c.240]. Изучая ментальность, необходимо усмотреть “образ мыслей, душевный склад различных типов общностей”. [3,c.241]. Также П. С. Гуревич отмечает, что Э. Фромм ввел понятие “социальный характер” [3,c.250], сходное с понятием ментальности.

Таким образом, в культурологии рассматриваемое нами понятие может характеризоваться как то, что скрепляет единство культурной традиции или единство какого-нибудь сообщества (народа, этноса, цивилизации). Также, как отмечает П. С. Гуревич, ментальность рождается из природных и социальных данных, но исследователь не отмечает, какие именно данные порождают столь сильное единство сообщества.

В материалах "круглого стола" по теме "Российская ментальность" в "Вопросах философии" мы находим более конкретное определение ментальности. И. К. Пантин рассматривает ментальность "как выражение на уровне культуры народа исторических судеб страны, как некое единство характера исторических задач и способов их решения, закрепившихся в народном сознании, в культурных стереотипах". [4,с.30].

Используя термин «менталитет» и понимая его как синоним «ментальности», И. К. Пантин дает еще одно интересное определение:

"Менталитет, как мне представляется, это – своеобразная память народа о прошлом, психологическая детерминанта поведения миллионов людей, верных своему исторически сложившемуся «коду» в любых обстоятельствах, не исключая катастрофические". [4,с.30].

Таким образом, понятие ментальности можно воспринимать как особый исторический код народа или цивилизации, выраженный в культуре.

В книге "Теория и история культуры" упоминается также подход психоаналитической философии к культуре (3.Фрейд, К. Г. Юнг, Э. Фромм). Он заключается в том, что "культура символически кодирует реальность, создавая универсальные образы поведения и мышления, посредством которых осуществляется социализация человека". [1,с.78]. То есть историческая судьба народа порождает соответствующий код культуры, который затем передается следующим поколениям.

Подводя итоги философского "круглого стола", А. П. Огурцов говорит и о трудностях анализа ментальности. Он подчеркивает, что даже в статьях известного отечественного историка А. Я. Гуревича приводятся различные определения ментальности. Это или противоречивая целостность картины мира, или дорефлексивный слой сознания, или социокультурные автоматизмы сознания индивидов и групп, или глобальный, всеобъемлющий «эфир» культуры, в который погружены все члены общества. [4,с.51].

В известном философском словаре (под ред. И. Т. Фролова, 2001 г.) понятие “ментальность” и “менталитет” также понимаются как синонимичные термины. Авторы статьи, посвященной этим понятиям, уже известный нам культуролог П. С. Гуревич и его коллега О. И. Шульман. Эти понятия несколько проясняются в этой статье. Определение здесь такое: “Ментальность, менталитет (от лат. mens – ум, мышление, образ мысли, душевный склад) – общая духовная настроенность, относительно целостная совокупность мыслей, верований, духовных навыков, которая создает картину мира и скрепляет единство культурной традиции или к.-н. сообщества”. [168,c.320]. Авторы статьи отмечают, что ментальность характеризует работу коллективного сознания и в этом смысле она представляет собой специфический тип мышления. Но социальное поведение не складывается лишь из аналитической деятельности. На оценку того или иного явления конкретным индивидом влияют его прежний социальный опыт, здравый смысл, интересы, эмоциональная впечатлительность. Поэтому приводится еще одно определение ментальности. “Ментальность – то общее, что рождается в людях из их природных данных и социально обусловленных компонентов и раскрывает представление человека о жизненном мире”. [168,c.320]. С этим определением мы уже встречались.

Как отмечают далее авторы статьи, слово “ментальность” особенно продуктивно используется для анализа архаических структур, мифологического сознания. Но сегодня понятие “ментальность” приобрело расширенный смысл. С его помощью толкуют не только отдельные культурные трафареты, но и образ мысли, душевный склад различных типов общностей. В частности, проводят различие между европейской и американской культурами, между западной, восточной и африканской культурами, характеризуют этапы развития собственно европейской культуры (античная, средневековая ментальность, ментальность нового времени). Говорят также о тоталитарной и бюрократической ментальности, о национальном и детском ментальном сознании. Понятие “ментальность” используется неокантианцами, феноменологами, психоаналитиками. [168].

В философском словаре, изданном в Ростове-на-Дону в 2004 г., мы находим еще одно определение ментальности. “Ментальность (от лат. разум, мышление, способ мышления, душевное состояние) – полисемантическое понятие для обозначения глубинного уровня человеческого мышления, которое не ограничивается сферой осознанного, а проникает в подсознательное”. [169,c.337]. На мой взгляд, указания на многозначность разбираемого нами понятия недостаточно. Хотя подчеркивание того, что ментальность обозначает глубинный уровень человеческого мышления, несомненно, правильное указание. Ведь глубинный уровень мышления оценивается, например, этносом, как один из наиболее важных моментов смысложизненных компонентов общества.

В то же время, в этом словаре приводится и понятие “менталитет”. Отмечается, что изучение менталитета объясняется потребностью выделения в системе общечеловеческого того специфического, что отличает массовые действия одного этноса от другого; при этом наличие “глубинных” уровней у различных народов и есть то общее, что фиксируется понятием менталитета. Таким образом, в понятии ментальности авторы словаря выделяют глубинный уровень мышления, а в понятии менталитет – глубинный уровень поведения. Авторы словаря к менталитету относят привычки, традиции, интуитивное, несознательное, все то, что существует на уровне подсознтельных психических процессов. В то же время полное определение менталитета здесь такое. “Менталитет (от англ. mentality – способность мышления, состав ума, умонастроение) – сформированная система элементов духовной жизни и мировосприятие, которое предопределяет соответствующие стереотипы поведения, деятельности, образа жизни разнообразных социальных общностей (групп), индивидов, которое включает совокупность ценностных, символических, сознательных или подсознательных ощущений, представлений, настроений, взглядов, мировоззрений. Менталитет – это своеобразный “характер” людей”. [169,c.355].

Необходимо отметить, что сознательные или подсознательные ощущения, представления и настроения могут также влиять на глубинный уровень мышления и для раскрытия последнего необходимо анализировать и эти черты душевного склада человека или сообщества. Даже в определении Леви-Брюля наряду с системой коллективных представлений в понятие ментальности включены верования и чувства, т. е. общая духовная настроенность.

Что же касается “духовных навыков” в определении П. С. Гуревича и О. И. Шульмана, которые наряду с мыслями и верованиями создают картину мира, то под ними можно понимать привычки, традиции, т. е. особые способы поведения, существующие в обществе бессознательно (привычки) или с определенной степенью осознания, связанной с ценностными приоритетами (традиции). В определении И. К. Пантина ментальность выступает “как некое единство характера исторических задач и способов их решения, закрепившихся в народном сознании, в культурных стереотипах”. [4,c.30]. Но не все способы решения исторических задач покоятся на прорефликтированных схемах, поэтому, на мой взгляд, необходимо изучать, при анализе ментальности, и сами необъяснимые, с точки зрения другой культуры, способы поведения, чтобы осознать их истоки с помощью системы глубинных мыслительных и ценностных схем рассматриваемой культуры, реконструируя связи мыслительного и поведенческого.

Теперь рассмотрим методологические и практические требования к определению ментальности.

Наиболее приемлимым определением понятия ментальность может стать следующее:

Ментальность – полисемантическое понятие для обозначения глубинного уровня человеческого сознания и психики, выражающегося в социальных нормах, ценностях и запретах.

То, что это мышление не ограничивается сферой осознанного, а проникает в подсознательное – недостаточное указание. Помимо понятия подсознательное в психоанализе существует понятие “сверхсознание”. В это понятие включаются социальные нормы, ценности и запреты, которые сдерживают подсознательные стремления человека. Предмет изучения ментальности – в большей степени эта сверхсознательная сфера, так как этносы и цивилизации отличаются именно социальными нормами, ценностями и запретами, а подсознательные стремления человека, в целом, одинаковы. Другой вопрос в том, что социальные нормы, ценности и запреты часто воспринимаются без доказательных схем, покоятся либо на понятии здравого смысла, либо на определенных верованиях.

Глубинный уровень сознания и психики может иметь эмоциональную окрашенность, бессознательные предпочтения, ощущение затрагивания вопросов смысла жизни. Реконструировать этот уровень – сложная задача. Часто ментальность реконструируется исследователем путем сопоставления с другой ментальностью. Это явление особой реконструкции подчеркивает важную методологическую функцию понятия “ментальности”.

На практике, выделяя глубинный уровень сознания и психики того или иного этноса или той или иной цивилизации, необходимо прояснить образ сознания этой группы в целом, ее духовную настроенность и образ жизни. Проясняемые явления базируются на глубинном уровне сознания и психики, реконструировать который возможно при глубоком знании культурных кодов одного, а чаще многих народов.

Поэтому лаконичное определение из немецкого словаря при определенных поправках можно принять во внимание. Тогда мы получим такое определение:

Ментальность – полисемантическое понятие для обозначения глубинного уровня сознания и психики, которые могут выражаться в общем образе мышления, общей духовной настроенности и способе поведения человека или группы, которые большей частью связаны с определенными ценностными аспектами в отношениях к действительности.

Выделение ценностного отношения не только сближает это определение с нашим, но и поясняет, какие именно аспекты интересуют исследователя в первую очередь. Эти аспекты говорят о социализации индивида или группы людей, они служат скрепляющими общество моментами.

В свете сказанного можно согласиться с некоторыми положениями, выводимыми П. С. Гуревичем и О. И. Шульманом. О том, что навыки осознания окружающего, мыслительные схемы, образные комплексы находят в ментальности свое культурное обнаружение, о том, что захватывая бессознательное, ментальность выражает жизненные и практические установки людей, устойчивые образы мира, эмоциональные предпочтения, свойственные данному сообществу и культурной традиции. О том, что ментальность как понятие позволяет соединить аналитическое мышление, развитые формы сознания с полуосознанными культурными шифрами. Заметим, что это также говорит о высоком методологическом и практическом значении понятия “ментальность”. Также исследователи отмечают, что внутри ментальности находят себя различные оппозиции – природное и культурное, эмоциональное и рассудочное, иррациональное и рациональное, индивидуальное и общественное.

Но невозможно согласиться с тем утверждением, что все ценности осознаваемы, что они “выражают жизненные установки, самостоятельный выбор святынь”. [168,c.320]. Во-первых, некоторые ценности не всегда доступны пониманию индивида или группы людей, осознаются они с помощью интуиции или просветления, особенно в буддизме. Во-вторых, некоторые ценности для человека неосознаваемы, он поступает так, потому, что это принято, особенно это касается автоматизмов поведения. И, наконец, нужно отметить, что оценочной деятельностью человек занимается на протяжении всей своей жизни, практически нет таких моментов, когда человек не оценивал бы, либо окружающее, либо свой внутренний мир, хотя это может быть не сразу заметно и проходить полуосознанно.

Также неверно, что ментальность и идеология не пересекаются. Хотя идеология “как совокупность форм мышления и ценностных представлений” [168,c.321] более аналитична, а общественные представления переменчивы и зыбки в отличие от более устойчивой картины мира, но именно идеология входит в число тех проявлений, которые выражают глубинный уровень сознания. Другое дело, что идеология может отличаться от общественной картины мира в целом, но идеология не может быть независима от сознания социальной группы и этноса.

Таким образом, понятие “ментальность” может иметь для современной науки большое методологическое значение, играя роль своеобразного медиатора между конкретно-историческими по своей сущности компонентами сознания как общественного образования и инвариантными относительно потока исторических изменений образованиями духовной жизни людей, которые фиксируются в понятиях “коллективное бессознательное” (Э. Дюркгейм, К. Г. Юнг) и его “архетипы” (Юнг). Методологическое применение данного понятия должно помочь избегнуть монистически сориентированной односторонности исторического “центризма” любого пошиба – западного, наподобие европоцентризма, восточного, северного, оказать содействие переходу от упрощенного, линейно-прогрессивистского к нелинейному, плюралистическому осмыслению исторического процесса.

§ 2. Особенности ментальности исламской цивилизации

Теперь разберем особенности ментальности исламской цивилизации. Особенные черты цивилизации нам необходимо выявить для того, чтобы узнать внутренние ее потребности, так как исследования показывают, что, именно исходя из внутренних потребностей, цивилизация заимствует что-либо у другой цивилизации. Также особенное важно для понимания современных проблем цивилизации. Так как исламская цивилизация носит более замкнутый характер, то и взаимодействие должно исходить из нее, поэтому подробно необходимо рассмотреть именно особые черты мусульманского общества. Это исследование также включено в диссертацию, так как без него невозможно рассмотрение внутренних потребностей исламской цивилизации.

Итак, особые черты мусульманского общества.

Ислам опирается на пять “столпов веры” (аркан ад-дин), указывающих на важнейшие обязанности мусульманина.