– Благодарствую, дедушка, – говорит, – за хлеб да соль. Только не дело мне засиживаться здесь, добрый хозяин. Домой торопиться надо, батюшка в недуге лежит. Прошу тебя, Медовая Борода, сделай милость, удели медку, по возможности, чтобы беду отвести, болесть укоротить.
– Знаю я о твоей беде, Басенька, – отвечает ей дедок, – и мёд уж приготовил. Вот он, в туеске стоит.
Бася мигом поднялась и к лестнице. А там хода нет.
– Не торопись, милая. По лесу тебе не пройти, наверху уж ночка безлунная, час волчий настал. Отведу я тебя по своим путям-дорожкам. Только, чур, никому не рассказывать!
Делать нечего, Медовая Борода здесь всему указ. Пожалилась в уме Бася о лыжицах, что наверху остались, тятино подаренье. Но смолчала, чего хозяина обременять. И так напросилась в гости и выклянчила мёду.
Пошли они под землёю. Басе чудно? – все ходы изукрашены резьбой да фигурками. Везде светло, а откуда свет, непонятно. Под ногами дощечка к дощечке стелено, да не просто так, а узором невиданным. От всего этого дух перехватывает! Медовая Борода помалкивает да промеж всего на Басю поглядывает. Ну, пришли всё ж к узорчатым дверям. Хозяин стукнул два раза, ход открылся. Оказалось, что они на задках, у бани. В аккурат у берёзки, вот из неё выход и распахнулся! Шагнула девчоночка наружу, глядь, никого позади нет. А у дерева лыжицы стоят. Подхватилась и бёгом до избы. Марфа уж вся изошла, все жданки съела. Да и Мария не раз спрашивала, куда и зачем, мол, внучку послала? Ну, обошлось всё. Антип быстрёхонько на ноги поднялся, почитай за две недели оклемался. И кашель, и слабость, как рукой сняло. Вот он какой, медок-то лесной целебный!
Про то, где мёд взяла, Бася никому не рассказывала, да шибко и не спрашивали. Знамо дело, догадывались. Иной раз, какой и спросит, что, мол, с Медовой Бородой задружилась? Но у Баси на всё ответ был. Не ваше, мол, дело! А коли шибко любопытствуете, то сходите попытать Медовую Бороду. Ну, народ и отстал. А Бася по стопам Марфы пошла, тоже знахаркой стала и в травках дюже понимать наловчилась. С Медовой Бородой встречалась потом и не раз. Но об этом другой сказ будет!
Заячья тропка
Бася, что к Медовой Бороде ходила, в девическую пору вошла. Марфину науку переняла легко. Хоть и не велика годами была, а ходил-заглядывал к ней народ частенько. И то сказать, не всякому дано травку понимать. Нет, конечно, малину, бузину заварить на чай, или там подорожник, череду собрать по весне, оно каждый может. Однако ж до тонкостей, чтоб с понимаем, так это редкость. Тут, вишь, чуйку надо иметь. А Бася запросто различала травки и в каждой толк знала. По крови, видать, от бабки передалось. Марфа ещё по избе бегала, но хворала часто. И то сказать, старшему внуку сорок годков отстучало. Вот и считай, сколько ей было!
На ту пору приехал к нам купец с сыном. Сам Ерофей Митрофанович пожаловал. Обычно-то с приказчиком прибывал, а тут старшого взял. Парнишка лет восемнадцати, как и Бася. Ерофей тогда в силе был, почитай всю пушнину ему сдавали. Жировал, что и говорить! Ну, чин чином сына водит, знакомит с делами. К Антипу в избу зашли, а тут и Бася по хозяйству проворит. Зыркнула на молодого-то, тот и сомлел. Бася, слышь, не больно видной была – коса, как водится, бровки вразлёт, и всё такое. А вот глаза у неё были на диковинку – в пол-лица, золотом отсвечивают, а как ресницами махнёт, так парни, вишь, и млели сразу. Сватались к ней и наши женихи и с других деревень подкатывали, да только понапрасну всё. Бася зубками свернёт и скажет, как отрежет. Мать с отцом не неволили – поскрёбыш, ведь, любимица.
И этого Пантелея тоже скрутило. Пожи?ву они с отцом взяли зимнюю, да и уехали восвояси. А Пантелей зачастил наездами. Чуть ли не каждую седмицу бывал! И всё с подарочками. То колечко, то бусы, то браслетик какой. Однако Бася не принимала. «У меня, – говорит, – такого добра хватает!» Тот с подкатом к ней – женюсь, мол! И на это у девушки ответ был: «Сама себе жениха выберу, да не по деньгам, а по? сердцу!» Пантюша зубами скрежещет, а подступиться не может. Ну, и замыслил недоброе, силой взять. А там, думает, стерпится-слюбится. Приехал ночью утайкой с дружками. На тропе, где Бася в лес обычно ходит, засаду устроили. Ждут-пождут, да и сморило их. Чай ночь-то не спамши!
Бася утречком мимо них ходко проскользнула. Идёт, о своём думки крутит. Хотелось ей найти травку особую, о коей бабка сказывала, жи?вотень. Ту травку по-разному называли. Кто жи?ва кликал, кто жи?вота. То без разницы! Главное, помогала она часто там, где остальные отвары бессильными оказывались. Вот Бася и задумала найти её.
Ну, ясно дело, ни с кем мыслишками не делилась, сама по себе ходила, высматривала. А в округе май горит, солнышко прила?скивает. Скоренько добралась до задуманного места, огляделась, заметочки сделала, потому, как у нас заплутать в раз можно, и пошла туда, куда редко кто заглядывал – к болоту. Марфа ей как-то сказывала, что на том месте прежде город стоял и вокруг него росла жи?ва не меряно. Подивилась Бася на те речи и, хотя матушка велела ей из головы это выбросить – небылица, мол! – крепенько запомнила. Бася давеча ходила в эту сторону, да водил её Хозяин по кругу. На сей раз подготовилась, травку-оберег взяла, опять же и заговор новый придумала. Ну, обсказала всё, как надо и ступила вперёд. И вправду, легко пошла, как по? полю. В голове образ жи?вотеня держит, какой бабушка расписала. Да лёгкость скоро закончилась, кусты колючие со всех сторон подступили. Бася и так и этак крутится, нет хода и всё! Тут откуда ни возьмись, зайчишка под ноги выкатился. Глазком сверкнул и под куст порскнул. Глядит наша травница, а там тропочка едва видная. Пала на землю и поползла. Уж так ей хотелось исполнить задуманное! Пролезла всё ж таки промеж колючек. Поободралась, правда, но не унывает, веселёхонька. Только оправилась, а ей навстречу парень идёт, чубатый, волосом светел, глазок тёмный. Сам одет во всё серое, улыбкой светит, а зубки, вишь, по переду широконькие.
– Чего, – говорит, – ненагляда, забыла здесь? За ягодой рано ещё. Может, за пиявками в такую даль забралась?
Бася сторо?жко смотрит. Не поймёт, кто такой, откуда взялся. А потом заприметила – на ушах у него ровно пушок мягонький. Смекнула, что к чему. Поклонилась да и сказывает:
– Говорят люди старые, что здесь на болоте город стоял, а вокруг трава росла заветная. Хотелось бы ту травку увидеть да собрать для пользы человеческой.
– Есть, – отвечает он, – такая травка, да раненько ты пришла за ней. Приходи ближе к осени, тогда и покажу.
– Не забыть бы дорожку, – намекает девушка на непроходимые кусты.
Тот ей травку засушенную протянул:
– Вот тебе указка. Бросишь поперед и пройдёшь без задержки.
Взяла Бася травку, а это заячья трава. Тут она и вовсе в мысли укрепилась, кто перед ней. Попечалилась малость, по душе ей паренёк-то пришёлся. Но что поделать. Поклонилась и назад пошла. А он ей вдогон:
– А что ж имени моего не спросишь, Бася? Али интересу нет?
– Отчего же нет, – ответствует она, – по нраву ты мне, да только не человек. Чего ж сердце зряшно маять?
Вздохнула и смотрит на него. Парень тоже опечалился, головой поник. Потом глянул да и молвит:
– Кто ж знает, как судьба повернёт? Может, я в таком обличии навек останусь, а может, и ты захочешь в мой облик перекинуться.
И добавил:
– Обратно по той же тропе к дому не ходи, у берёзок сверни, через пролесок скорее. Возле зарослей бузины поджидает тебя воздыхатель, умыкнуть хочет силой.
Бася глазами сверкнула:
– Спасибо за помощь! А с ухажёром я разберусь.
Назад-то в момент добралась, будто и не шла вроде. Ребят знакомых подговорила о насильнике. Те бока намяли славно Пантюшеньке! Бася, хоть и отговорилась ото всех сватов, но никого худым словом не обидела, а деревенские за своих крепко стояли. Купец прознал о сыновних проделках, за батог схватился: «Позорить меня вздумал!» Наподдал, конечно, сынку. А тот пуще злобу затаил.
Ну, лето колесом прокатилось. За делами-покосами времечко быстро бежит. Вот уже и лист желтеть начал. Бася обещание заячье помнит, в лес опять собралась. Торбочку для трав взяла, травку дарёную на груди припрятала. Марфа видит, что неспроста внучка в лес идёт. Напутствует:
– Ежели что не так, помощи у Хозяина проси, чай, не откажет тебе!
– Спасибо, родненькая, только есть у меня защитник.
Сказала, а сама неулыбчиво смотрит. У бабки сердце защемило. Всё лето за лапушкой своей смотрела, видела, что она смурная частенько. Сколь ни спрашивала, ответа не дождалась. Ну, смекнула сама, что к чему. Поняла, что на сердце у Баси тоска любовная. Но невдомёк, по ком девка сохнет! А тут запах травки от девушки почуяла, дошло до старой!
– Охти мнешеньки! – всплеснула руками. – Да ты никак на заячью тропку попала? Неужто сам Заю?ша к тебе вышел?
Та встрепенулась:
– Заю?ша?
И чуть слышно добавила:
– Я так его и звала про себя…
Видит Марфа дело такое, пригорюнилась, а потом и говорит:
– Что ж ты, милая, отца-мать бросишь?
Та вздыхает:
– Как бросить, бабушка? Ясно дело, этого не будет. Схожу за жи?вой и вернусь.
Проговорилась в печалях!
Марфа вскинулась:
– Ты что удумала? По себе ли дело взяла? Пропадёшь ни за грош!
Но та упёрлась намертво:
– Обещалась и пойду, не держи зла, не молви горечь.
Ну, пошумела бабка малость, потом всплакнула и проводила внучку до лесу. В этот раз Бася совсем резво дошла до кустов непроходных. Огляделась, веточку заячью наземь бросила. Тут дорожка и открылась ей ровная. А на другом конце уж и Заю?ша ждёт. Без улыбки, правда. За руку девушку взял и повёл ей всё показывать. И увидала тут Бася город красоты невиданной. Не избы, а терема кругом. Да изукрашены так, что любо-дорого посмотреть. Резьба затейливая, где цветы да листочки, а где и звери лесные. И до того искусно всё сделано, что почти что дышит! А в другом разе выписаны и люди, как живые. То девушка с парнем рядом стоят, то женщина с детками, то богатырь. И опять же, кажется, что вот-вот сойдут и рядом встанут. В общем, мастеровитый люд, что и говорить. Все жители добротно одеты, в сапожках да расшитых рубахах. Хмурых лиц и не видать, с улыбкой народ жил.
– Отчего ж, – спрашивает Бася, – Город сей сгинул? И куда весь люд подевался?