Сравнение с Патрисией Каас ее изумило, Леонид ведь не мог взять его с потолка, поэтому она посмотрела на Сашку с предупреждением: слишком расхваливаешь, не разочаровался бы потом!
– Вот и прекрасно, Лора, – продолжил Леонид, помолчав и заметив, что Сашка почему-то не собирается поддерживать разговор. – Я хочу у тебя спросить: нравится ли тебе, как поет группа “Мираж”?
– Очень! – оживилась Лора. Вполне искренне – эта группа как-то внезапно стала очень популярной, и в одиннадцатом классе даже некоторые мальчишки слушали ее с упоением.
– Хорошо, – одобрил Леонид. – Я спросил потому, что, скромно выражаясь, мы должны быть на них похожи хотя бы чуть-чуть.
– Кто это “мы”? – поинтересовалась Лора.
– Наша группа. Нас ведь будет не трое, а шестеро. Еще трое ребят пока не знают, когда начнется работа над новой программой, но завтра, я думаю, мы соберемся вместе.
Неожиданно Лора улыбнулась весело и хитро.
– В чем дело? – насторожился Леонид.
Лора покачала головой и сказала:
– Странно, ты говоришь так, будто все уже решено раз и навсегда! Неужели ты наперед знаешь, подойду я вам или нет? Ты даже не хочешь прослушать меня, чтобы убедиться, есть ли у меня голос и слух?
Сашка в сумраке задней стены уронил на пол конверт с пластинкой, Дмитрий Маликов. Леонид на него предостерегающе оглянулся, а Лора поморщилась от неприятной резкости этого звука. Сам же Сашка постарался стушеваться.
Тогда Лора, внезапно разозлившись, сняла пальто, бросила его на перила лестницы, вызывающе сложила руки на груди и запела одну из своих любимых песен, на английском языке, из репертуара “Биттлз” – “Let it be”. И впервые в этом зале раздался ее сильный голос, который она могла сделать высоким или низким, страстным или нежным, хриплым или звучным. Сашка замер на месте, словно боясь спугнуть этот прекрасный миг, и наслаждался исполнением песни, как жаждущий – родником прохладной воды. Леонид весь подался вперед, отложив в сторону гитару, его глаза удивленно округлялись… Теперь и он понимал, какой клад нашел Сашка в этой девчонке, и лучше просто не может быть.
А Лора закончила петь и слегка смутилась, поскольку считала такие приступы эмоций неуравновешенностью и старательно их избегала. Это ее всегда раздражало в Альке, и она подумала, что лучше быть спокойной и сдержанной, чем психичкой. За это Алька и звала ее “занудой”.
Сашка сиял своими большими задумчивыми глазами из-под дальней стены, но больше от удовольствия, нежели от эгоистической гордости. Лора случайно поймала его взгляд и даже порозовела, так неловко ей стало перед скрытым восхищением.
– Извините, – пробормотала она.
– Да что ты, – возразил Леонид. – Это было потрясающе! И пожалуй, мне нравится больше, чем Патрисия Каас. Не отворачивайся, я серьезно!
– Может, я лучше начну уже разучивать тексты вашей новой программы? – уклонилась от ответа она.
– Не “вашей”, а “нашей” программы, – подчеркнул Леонид. – Эй, Александр! Оглох, что ли? Принеси распечатки!
Сашка удалился в помещение, называемое ими подсобкой. Там они запирали свою аппаратуру, слишком дорогостоящую, чтобы оставлять ее днем без присмотра, и пластинки с кассетами. Сашка подозрительно долго там возился. Леонид, устав его ждать, мирно спросил у Лоры:
– Сашка говорил, у тебя музыкальное образование?
– Да, кое-какое. А что?
Леонид покачал головой:
– Ничего. Просто это очень хорошо для того, кто хочет петь по-настоящему. Одного таланта, даже если он грандиозен, может оказаться слишком мало.
Лора согласно кивнула и обеспокоено посмотрела в открытую дверь подсобки, откуда виднелся включенный свет и угол большого усилителя. Сашка все не шел.
Наконец, он вынес две нотные тетради, достаточно толстые, чтобы вместить весь творческий потенциал амбициозного поэта и композитора, то есть самого Александра Железовского.
Он поднял голову и лучисто заулыбался:
– Раньше я думал, что придется упростить некоторые композиции для более легкого исполнения, а теперь уверен, что каждая из них станет мировым хитом!
– Не загибай, – остановил его Леонид, – скромник.
– Я не загибаю, – возразил Сашка. – Сам же знаешь.
Лора взяла у него тяжелые тетради, отошла к стене, куда светили фонари, правда, очень слабо, и принялась мурлыкать про себя и слушать, как это все звучит.
– Она просто прелесть, – констатировал вполголоса Леонид. – Где ты ее нашел, Железовский?
Тот сделал вид, что не расслышал.
– Не прикидывайся глухим, – так же вполголоса, чтобы не мешать Лоре, продолжил Леонид. – Это что, Алькина подружка?
– Да, – не сразу ответил Сашка.
– Значит, школьница. Ее родители дали согласие на это дело?
Тут Леонид даже прищурил глаза и заметил, как приятель помрачнел и повернулся в другую сторону.
– Так-так, – сказал Леонид безжалостно. – Я не дурак, Железовский. Какого черта ты затеял?
Сашка тяжело вздохнул.
– Она сама не хочет говорить об этом. Никому, Аматов. Будь добр, помолчи. Это ее право. Она боится, как бы не узнали, что она попробовала петь, а ее освистали.
– Ее не освищут.
– Ее в этом сейчас не убедишь. Даже если она услышит в свой адрес бурю оваций, то решит, что ей аплодируют из жалости.
Леонид скривился.
– Проклятие, Железовский! Дело может закончиться судебным разбирательством, и Замятин устроит нам “утро стрелецкой казни”. Впрочем, как знаешь. Я не стану вмешиваться.
– Вот и правильно.
– Не уверен.
Вдруг Лора захлопнула тетради и вернулась к Леониду и Сашке.
– Знаете что, ребята, я лучше изучу их дома. Здесь я почему-то не могу как следует сосредоточиться. Да и вообще, уже пора. Я сказала маме, что не задержусь допоздна. Вы не будете возражать, если я пойду?
– Конечно! – Леонид выразительно махнул рукой.
А Сашка спохватился:
– На улице совсем темно! Я подвезу тебя на мотоцикле.