(За)буду его

Раз они сейчас у нее, то, скорее всего, они уже в курсе, что случилось на даче.

Я виделся с ними вчера в больнице, но у меня язык не повернулся рассказать им об этом.

Ее мать не могла связать даже двух слов, начинала что-то говорить и тут же пускалась в слезы. А отец Алены поддерживал меня, даже не догадываясь по чьей вине их дочь находится на операционном столе.

Мне больно и стыдно смотреть им в глаза. Ведь все думают, что она попала в аварию, когда ехала на дачу с девичника. Никто кроме меня, Казаринова, Красовской и самой Алены не знает, что это было совсем не так.

И для меня все еще остается вопросом: почему она развернулась? Может, что-то забыла на даче? Может, немного остыв, решила вернуться и поговорить со мной?

Через полчаса я уже бегу по коридору больницы.

Вхожу в отделение реанимации, меня просят надеть сменную обувь и халат. Вижу у палаты родителей Алены, слежу за их реакцией и уже ожидаю, что меня вот-вот начнут проклинать и потребуют убраться из жизни их дочери.

Но вместо этого мать Алены обнимает меня и, всхлипывая в мое плечо, сообщает, что она пришла в себя.

Ее отец хлопает меня по спине.

– Все обошлось! – говорит Роман Петрович. – Все обошлось, Олег.

– Сейчас Алене сделают укол, и сможешь увидеться с ней, – отстранившись от меня, вытирает лицо Мария Андреевна.

Я смотрю на них по очереди и не понимаю:

«Алена им разве ничего не рассказала?»

Из палаты выходит молоденькая медсестра, увидев меня, она округляет глаза и немного краснеет.

– Ой, здравствуйте, – с улыбкой поправляет она халат. – Можете входить, я уже закончила. – Девушка ступает мне дорогу и шепчет вслед: – А потом можно сделать с вами фото?

Ничего не ответив, вхожу в палату. Алена переводит на меня взгляд, ее глаза тут же становятся влажными, подбородок дрожит.

– Привет, любимый, – шепчет она сухими губами, а я на пару секунд впадаю в ступор.

Медленно подхожу к ней, сажусь на стул у кровати, слышу за спиной шорох и всхлипывание ее мамы. Алена протягивает мне руку, через секунду наши пальцы смыкаются в замок.

– Прости, сорвала нам свадьбу, – вымученно улыбается она и из ее глаз вырываются слезы.

– Плевать на свадьбу, – отвечаю я, вытирая ее лицо. – Главное, что ты жива, слышишь? А все остальное неважно.

Я внимательно смотрю на нее и не улавливаю в ее взгляде ни ненависти, ни обиды, ни злости. Она перебирает мои пальцы, говорит, что зря не послушалась подруг и поехала на дачу ночью.

Я слушаю ее вполуха, и не понимаю: что происходит? Почему она вообще заговорила со мной после всего, что было?

– И как же тебя так угораздило?.. – цокает рядом с кроватью Роман Петрович.

– Да что ты все заладил?! – шипит на него Мария Андреевна. – Не помнит она ничего.

Она переводит на меня возмущенный взгляд, скрещивает на груди руки.

– И не надо такое помнит, правда, Олег? Не хватало еще, чтоб кошмары ее мучили!

Я отрешенным взглядом смотрю на Алену, сжимаю ее руку.

– Ты правда ничего не помнишь? – внезапно охрипнув, спрашиваю ее.

Роман Петрович с умным видом щелкает пальцами.

– Доктор сказал у нее эта… Рер… Ретеро…

– Ретроградная амнезия, – перебивает его Мария Андреевна. – Это когда…

– Я в курсе, что это, – отвечаю я и на короткое мгновенье выпадаю из реальности.

«Это когда человек не помнит события, произошедшие перед получением травмы…» – заторможено проговариваю про себя.

Мне многое известно об этом с тех пор, как в одном из фильмов мой герой столкнулся с подобной проблемой.

Как в тумане слышится голос Алены:

– Помню, как сидела с девочками в ресторане, как садилась в машину, а дальше – пелена…

Глава 6

Алена

Мне пришлось провести в больнице три недели.

Первое время после черепно-мозговой травмы меня мучили страшные мигрени, от которых не способны были избавить мощные обезболивающие. Порой я не могла даже подвигать глазами – до чего невыносимой была эта боль.

Про ноющую руку и плечо – молчу. Как и про ссадины на лице, которые, казалось, заживали целую вечность.

За все свои двадцать девять лет я еще не чувствовала себя настолько паршиво, как после этой страшной аварии.

Слава богу, сейчас мои дела идут на улучшение.

Спасибо Олегу, маме и Регине – они редко позволяли мне оставаться одной. Разве что, когда у меня были процедуры или я спала. А все остальное время меня буквально кормили с ложки и под руки водили в туалет.

Здесь, конечно, у меня не палата, а настоящие хоромы: своя душевая, удобная кровать, чайник, микроволновка – Олег постарался сделать все, чтобы я ни в чем не нуждалась. А еще он нарочно не привозит мне мой мобильник и попросил медсестру отключить телевизор.

Поворачиваю голову к прикроватной тумбе, смотрю на стопку любовных романов, что он привез из дома, потом – на вазу со свежими цветами.

«Только положительные эмоции», – вспоминаю слова Олега.

Он не желает, чтобы я читала новости и смотрела видео, снятое очевидцами на месте аварии. Знаю: в сети полно постов с фотографией моей искореженной машины. Об этом говорила и Янка, когда приезжала ко мне. Хотела даже показать одно из фото, но я не рискнула взглянуть на это.

Господь и без того всячески уберегает мои нервы: словно заблокировал в памяти последние часы до аварии и момент самого столкновения. За что ему отдельное спасибо.

Но все это время я задаюсь одним и тем же вопросом: какие злые силы подтолкнули меня в то ограждение?