Оценить:
 Рейтинг: 0

Чёрный Лес

Жанр
Год написания книги
2025
<< 1 2 3 4 5 6 ... 21 >>
На страницу:
2 из 21
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Ой, а у нас новый котик, – улыбнулась Алла, и, обернувшись в мою сторону, добавила, – Я тут прикармливаю бездомышей. А они, как только отъедятся, так и пропадают.

– Может кто-то их укотовляет? – предположил я.

– Наверное, – Алка пожала плечами, – Они ведь становятся чистенькими, ухоженными и такими пухленькими.

Последнее слово она произнесла с каким-то особенным нажимом. Затем, пошарившись в сумочке, выудила связку ключей и отворила крайнюю слева дверь.

– Проходи, – она улыбнулась мне, облизнув губки своим язычком.

– Вечер обещает быть томным, – сразу пришло на ум и я, подыграв девушке, шлёпнул её легонько по бедру, и прошёл в квартиру. Меня окружила непроглядная египетская тьма. Я пошарил рукой по стене в поисках выключателя, и не найдя его, спросил:

– А что, у вас тут принято жить в темноте?

– А тебе не нравится? – раздался смешок, и тут же Алка впилась в мои губы в страстном поцелуе, но едва я погрузился в блаженство, как она так же внезапно прервала его, и щёлкнула кнопкой.

По прихожей разлился мягкий, приглушённый свет. Я огляделся – двухкомнатная квартира. Обстановка вполне себе приличная, даже, пожалуй, шикарная в контрасте с подъездом.

– Проходи, располагайся, а я пока покормлю нового котофея, – Алла прошла на кухню и зашуршала пакетами.

Я прошёл в комнату, где, как я думал, должна была быть гостиная. Алка хлопала дверцей холодильника, гремела посудой, что-то наливала, наверное, молоко.

– Какая заботливая, – подумал я, – А с виду так просто женщина-вамп. Моя теория о том, что каждая девочка внутри хрупкая и нежная, только у всех эта глубина разная, подтверждалась.

Алка смоталась в подъезд, вернулась, позвала меня мыть руки и ужинать. Мы сидели на кухне и с аппетитом поглощали плов, который, как Алла утверждала, она приготовила сама. Мы смеялись и непринуждённо болтали, обсуждая коллег и вспоминая всякие курьёзные случаи на работе, когда взгляд Алки упал вдруг на окно, располагавшееся за моей спиной, и застыл так, что мне сделалось не по себе.

– Ты чего? – я посмотрел на девушку, затем медленно повернулся к окну, но ничего необычного там не заметил – только непроглядная тьма. Даже луна, висевшая до того над домами, куда-то исчезла.

– Да так, – отмахнулась девушка и широко улыбнулась, – Ешь, ешь. Вкусно?

– Очень, – признался я, – Давно не ел ничего вкуснее. Прямо как у мамы в детстве.

При этих словах Алла как-то враз помрачнела, отвела взгляд и яростно принялась перемешивать содержимое своей тарелки.

– И-извини, если я что-то сказал не так, ляпнул не подумав, – растерялся я, поздно вспомнив как девушки не любят, когда мужчина сравнивает их со своей матерью, пусть даже и в пользу избранницы. Женское соперничество и животный инстинкт к стремлению быть единственной дамой сердца у своего любимого. Я слышал, что иные женщины ревнуют мужей даже к собственным дочерям, но это уже, пожалуй, какие-то отклонения.

– Ничего, – Алка ответила не сразу, – Всё в порядке. Просто не очень люблю говорить об этом, мои воспоминания о детстве далеко не радужные.

Я молчал, не зная, что сказать, до этого момента Алла не делилась со мной чем-то очень личным, сокровенным. Все наши разговоры держались на уровне милой болтовни – какая твоя любимая музыкальная группа, что делаешь в выходные, чем увлекаешься и просто всяческая ерунда обо всём на свете – от Бермудского треугольника до алкаша Иннокентьича, что побирался у нашего офиса каждое утро, стреляя сигаретку и выпрашивая мелочь на «горящие трубы». И вот сейчас, кажется, настал тот самый момент, когда пара плавно переходит на второй этап отношений – к откровенным рассказам о себе, к раскрытию своего настоящего «я».

– Мы жили в этой самой квартире, – вдруг начала Алла, – Отцу дали это жильё от завода, где они работали с матерью. Мне было пять лет, когда мы переехали сюда из старого барака на три семьи. Радости было море. У меня появилась своя собственная отдельная комната! Через год родилась моя младшая сестрёнка – Анютка. Всё было замечательно, пока не начались перестроечные времена. Я училась в третьем классе, Анютка ходила в сад. На заводе перестали платить зарплату, и родители выживали, как могли, продолжая трудиться за талоны или вообще за идею, в ожидании зарплаты, которую начальство обещало «вот-вот» выплатить. Терпели, ждали. Ну да, не мы одни, все так жили в те годы. И вот наконец-то дождались, под самый Новый год отцу выдали всё, что завод задолжал им с матерью за полгода. Тогда ведь зарплату получали на кассе, бухгалтер знала каждого, потому и отдала отцу мамины деньги тоже. Был вечер. Отец торопился домой в радостном предвкушении скорого праздника и сытого вечера, впервые за столько месяцев. Он нёс в руках два полных пакета продуктов, а в нагрудном кармане куртки лежали долгожданные купюры. Почти у самого подъезда на него напали трое. Отобрали и деньги, и даже продукты… А отца ударили несколько раз ножом… Ему хватило этого… Отца обнаружили соседи, прибежали к нам. Приехали скорая, милиция, но было уже поздно. Нападавших так и не нашли, конечно. В то время их было столько, что особо, наверное, и не искали, хотя не берусь судить. Каждый выживал как мог. Я тогда была ребёнком.

Алла замолчала, я накрыл её руку своей. Она снова смотрела куда-то мне за спину, но уже иным взглядом – рассеянным, задумчивым, видимо, перед её взором проносились сейчас события тех ушедших лет. Она утратила всю свою независимость, гордую осанку, стервозный вид. Передо мной сидела просто маленькая, несчастная девочка, которую хотелось обнять и пожалеть, укрыть от всех страхов.

– После похорон отца мать словно обезумела. Но в то время как-то не принято было обращаться к специалистам, ты понимаешь, о каком враче я говорю. Предрассудки и по сей день живы в нашей стране. «Он посещал психотерапевта? Какой кошмар! Он ненормальный! Надо держаться от этого человека подальше». Ну а тогда это было просто немыслимо. Конечно же, мать никуда не пошла, ей бы и в голову не пришло обратиться за лечением. Её состояние всё ухудшалось. На кухне постоянно стоял запах лекарств, но успокоительные мало помогали. И тогда мать нашла «счастье» там же, где и многие – на дне бутылки. Она стала заглядывать в неё всё чаще, и без того скудные наши средства теперь уходили по большей части на её выпивку. На качественный продукт ей уже не хватало, и она стала покупать пойло у местных умельцев. Дома нечего было есть, а она валялась пьяная у порога и блевала, а мы ползали рядом, жалея её же, и убирая за ней грязь. Постепенно мать стала выглядеть хуже, чем наш Иннокентьич. Женщины спиваются быстрее, и опускаются ниже. На самое дно. Но вот чудо – на работу она ходила. А мы с Анюткой терпели, всё ждали, когда наша ласковая и любимая мамочка опомнится и перестанет пить, ведь она же не такая! Но она уже давно не была той, нашей мамой. Мы молчали в школе и саду о том, что дома нет еды, о том, что мать нас бьёт, о том, что однажды она чуть было не выбросилась в окно, будучи в угаре. А надо было, надо. Может быть, тогда всё сложилось бы иначе. Но, повторюсь, мы были всего лишь детьми и только прятались под стол или в шкаф, когда у матери начинался очередной припадок, и она разносила квартиру, и проклинала нас на чём свет стоит. Словно мы были в чём-то виноваты. Именно тогда, во время очередной её истерики, мы с Анютой и поклялись друг дружке всегда быть вместе и не бросать друг друга, никогда, что бы ни случилось. Я научилась воровать. Да-да, когда желудок сводит от голода, очень быстро забываешь о принципах и постулатах совести. Я приносила домой калач или яблоко, что там ещё удавалось стянуть в этот день в палатках на рынке, и мы жадно ели, разделив добычу пополам. Но однажды я попалась. Тётка, схватившая меня за руку с поличным, была непреклонна, как я её не умоляла со слезами простить меня и отпустить. Она вызвала милицию и те, приехав, забрали меня в отделение, а оттуда позвонили матери. На удивление мать явилась быстро и трезвая. Меня отпустили, просто пожурив, но дома мать устроила мне выволочку, а после, на дворе уже были последние дни мая, сказала, что она отправляет меня на всё лето к бабушке, в деревню. Там, де, меня научат уму-разуму. Я долго плакала и умоляла маму не отвозить меня. Я боялась за Анютку – как она останется без меня? Кто будет приносить ей добычу? Но мать была непреклонна. Тогда я стала просить, чтобы и Анюта поехала со мной. Но мать заявила, что нечего распространять своё тлетворное влияние и на младшую сестру.

Алла усмехнулась:

– Её-то влияние несомненно было куда лучше!

Я с невыразимой болью смотрел на девушку – Боже, как мне хотелось стереть из её памяти все эти страшные воспоминания, а взамен дать другие – солнечные, тёплые, разноцветные, как пёстрое лоскутное одеяло или костюм клоуна. Но прошлого не изменить и порой оно обжигает и отравляет всё наше последующее существование.

Алка продолжила:

– Едва прозвенел последний звонок этого учебного года, как мать тут же собрала мои вещи и посадила меня на автобус со словами: «Бабушка тебя там встретит». Анюта, стоявшая рядом с матерью, заливалась слезами, и я старалась не смотреть в её сторону, не в силах сама сдержать слёз. «Я сбегу оттуда» – прошептала я ей на ушко, – «А потом заберу тебя и мы вместе уедем далеко-далеко». «Хватит мусолиться», – грубо оборвала нас мать и толкнула меня в спину, – «Автобус сейчас уедет». Я смотрела в окно и махала рукой Анюте до тех пор, покуда они с матерью не скрылись за поворотом. Бабушка действительно меня встретила на остановке, мы давно не виделись с ней (моя мать не жаловала свою свекровь, а её собственная родная мать давно умерла), и она соскучилась по мне. Она долго обнимала меня и целовала, а потом кормила пирожками и пюрешкой с котлетой – всё своё, с огорода. Я ела, а бабушка смотрела на меня во все глаза и я увидела, что на её ресницах блеснули слёзы. «Ты голодала?» – спросила она прямо. И я кивнула. А после разрыдалась, я ревела, размазывая по щекам непрожёванный пирожок и варенье, а бабушка утешала меня, прижимая к себе. Мы проговорили до позднего вечера, и бабушка, выслушав мой рассказ, с каменным лицом сказала, что всё уладит, что мы теперь будем жить с ней. Но только дело это небыстрое, но она сделает всё-всё, чтобы нас отдали ей. Я успокоилась и легла спать. В ту ночь я впервые за долгое время уснула крепким сном без сновидений. Потекли дни. Бабушка уезжала в город, оставляя меня на хозяйстве, ходила там по каким-то инстанциям. А я оттаяла у неё, поправилась, порозовела, перестала трястись, как мышь, от каждого шороха и только лишь ждала, когда же мы с Анютой наконец воссоединимся. Звонок в тот вечер прозвучал как набат. Бабушка подошла к тумбочке, покрытой ажурной вязаной салфеткой, подняла трубку дискового зелёного телефона и вдруг побледнела, схватилась за сердце и стала медленно сползать по стенке. Я заорала дурниной, бросилась к ней. Кое-как я привела её в чувство, сунула ей под язык лекарство из её корзинки в шкафу. А когда она пришла в себя, то вся дрожа, слабым голосом сказала мне: «Мамы и Анюты больше нет. Пожар случился». Всё, что было после, я помнила как в тумане. Нечаянно я услышала разговор бабушки с милиционером, который сказал, что на момент пожара Анюта уже была несколько дней, как мертва. Она умерла от голода. От голода! Эта тварь заморила её, а потом, то ли нечаянно, то ли нарочно, устроила пожар. После похорон я осталась жить с бабушкой, а когда мне исполнилось восемнадцать, вернулась сюда. Меня, как сироту, устроили в институт, хотя я и сама хорошо училась. А остальное ты уже знаешь.

Алла разрыдалась, и я встал со стула, подошёл к ней, поднял её и прижал к себе. Так мы и стояли, пока за окном всё сильнее сгущалась тьма.

Глава 3

Комнату освещало трепещущее пламя одинокой свечи в невысоком стеклянном сосуде, пахло смесью ванили с чем-то терпким, щекочущим нос, навевающим воспоминания о сказках «Тысячи и одной ночи» и дворцах арабских шейхов. У нас был, конечно, не дворец, но сейчас мне было в нём слаще, чем любому падишаху в своих хоромах. У нас всё случилось. Да, вот так – трепетно, нежно и страстно одновременно. Мне казалось, что такую близость между мужчиной и женщиной рисуют только в слащавых мелодрамах или бульварных романах. Но оказалось, что в жизни бывает ещё и не такое. Моя принцесса из сказки лежала рядом со мной, в моих объятиях. Я наслаждался моментом, который мог и не повториться – да, я не строил иллюзий и знал, что Алла вполне может дать мне от ворот поворот и вновь переключиться на тех мажоров, что встречали её на крутых тачках после работы. Хотя… хотя она и была сегодня столь откровенной со мной, совсем близкой и родной девочкой, открыла передо мной наизнанку всё самое сокровенное, больное, то, что и не всякому близкому-то поведаешь.

– Возможно, что сработал эффект попутчика – говорил я себе – Не обольщайся. Такая красотка не для тебя. Но ведь завтра, да и послезавтра мы вновь увидимся в офисе – так что теория «попутчика» тут не работает.

В конце концов, я перестал копаться в себе, и подобно параноику выискивать какие-то подводные камни, а просто отдался радости, любви и лучезарной улыбке моей девушки. Нам хорошо сейчас, в эти минуты счастья, а что будет дальше – жизнь покажет. И она показала…

– Я в душ на пять минут, – шепнула Алка, выскальзывая из моих объятий, и, накинув лёгкий пеньюар, скрылась за дверью ванной комнаты.

Послышался шум воды и негромкое пение, Алка мурлыкала себе под нос попсовую песенку, а я откинулся на подушки и блаженно прикрыл глаза – вот оно счастье. Неправда, что о свадьбах, романтике и семье мечтают только девушки. В эти минуты и я мечтал именно об этом – весёлому торжеству с друзьями и близкими, Алла в белом платье, о тихой семейной гавани, о маленьком человечке с моими волосами и глазами Аллы, что топочет ко мне навстречу, раскинув ручки, и кричит: «Папа!» Да, мы, мужчины, тоже можем быть временами весьма сентиментальными, только стесняемся признаться в этом. Нас так же трогают и ароматы сирени майскими вечерами, и огни заснеженных зимних бульваров с медленно кружащимися в небе снежинками, и ласковое слово любимой женщины, и безделушки в подарок без повода, и вся та красота жизни, которую воспевают художники и поэты. Просто зачастую нам трудно подобрать слова для своих чувств, не умеем мы этого. От природы нам заповедано быть сильными, суровыми и бородатыми. И мы стараемся не снижать планки. Но порой… От философских размышлений меня прервал стук в окно. Точнее даже не стук, а некое поскрёбывание.

– Голуби, наверное, – лениво подумал я.

Тело приятно расслабилось после любовных утех, растекшись по простыням, и я даже не заострил бы внимания на этом незначительном моменте, если бы не услышал вслед за тем странный звук. Это был то ли хриплый шёпот, то ли скрежет, то ли скрип. Но что может скрипеть в пластиковом окне? Балкон в квартире располагался в спальне, а здесь находилось просто окно, в котором нечему скрипеть.

– Возможно, качели во дворе или ещё что, какая мне разница? – я отмахнулся от звуков, но тут увидел такое, что заставило меня подскочить, как ужаленного и впиться взглядом в оконное стекло, за которым разлилась черничная полночь.

Изжелта-коричневая скрюченная веточка скреблась по стеклу с наружной стороны, она-то и издавала этот звук.

– Но деревья не растут на уровне девятого этажа, – подумал в какой-то горячке я, – Или всё-таки растут?

А после веточка согнулась на моих глазах и, просунувшись в приоткрытое в режиме проветривания окно, принялась ковырять ручку, пытаясь открыть створку. Но главный ужас заключался не в этом, а в том, что, подняв свой взгляд, я обнаружил «продолжение» веточки. И это была рука. Самая настоящая человеческая рука, чёрт побери! Я заорал, как ненормальный, рука тут же дёрнулась и исчезла, а в комнату прискакала перепуганная Алка, вся в пене и голышом.

– Что? Что случилось? – выпалила она речитативом.

– В окне была чья-то рука, и она хотела открыть окно!

Алка побледнела. Только тут до меня дошло, как выглядят со стороны мои слова, теперь Алка решит, что я больной придурок. Но что я должен был сказать?

– Р-рука? – выговорила девушка и попыталась выдавить из себя подобие улыбки.

Я понуро кивнул, представляя, каким идиотом кажусь сейчас ей. Алка стояла, застыв, как статуя, и клубы пены стекали с её тела на пол.

– Да тебе показалось, точно показалось, – проговорила она, наконец, – Ну, подумай сам, какая рука может быть в окне на девятом этаже? Может, подростки снова забрались на крышу и разыгрывают таким образом жильцов? Привязали какую-нибудь ерунду на верёвочку и спускают теперь вниз, а сами ржут, небось, как кони. Может там ещё и камера какая-то прикреплена, от молодёжи не заржавеет.

– Алл, ты себя слышишь? Ну, какая ерунда, какая камера? Это была живая, настоящая конечность!

– А ты себя? – неожиданно грубо с вызовом спросила девушка.

Я осёкся. Она права. Её объяснения звучат уж куда логичнее, чем мой бред.
<< 1 2 3 4 5 6 ... 21 >>
На страницу:
2 из 21

Другие электронные книги автора Елена Воздвиженская